— Я… Слушай, я не хочу убивать тебя.
Я пожала плечами.
— Но тебе придется.
— Почему?! Я не хочу…
— А я не хочу, чтобы твой обожаемый Демид продолжал убивать в угоду своим бредовым фантазиям, — с чувством, но сдержанно произнесла я.
— А тебе-то какое дело? Кто-то из этих девушек твоя родственница?
— Нет…
— Тогда зачем тебе это?
— Потому что я могу помешать этому. Могу не дать совершить то, что считаю страшным, неоправданным и жутким злом.
— И что?.. Тебя могут убить, — он не понимал или не верил.
— Знаю, — кивнула я. — Скорее всего, так и будет. Но эти девушки… Знаешь, их жизнь принадлежит только им, и только они вправе ею распоряжаться. Они никому не обязаны ею, кроме своих родителей. За что их убивать?
— Демид говорит, что они не живут, а прожигают свою жизнь на чушь и ненужные блага.
— Это мнение Демида? — с вызовом спросила я.
— Да, — он снова пожал плечами.
Я вздохнула. Я еще не понимала его, не могла понять, что можно от него ожидать. Но вроде кто-то там когда-то говорил, что враг, вступивший в диалог, не такой уж и враг. Или как-то так.
Это вселяло надежду.
— А почему его мнение является определяющим? — чуть прищурившись спросила я. — Кто ему дал такие права?!
— Что?.. — Парень растерялся. — Я не понимаю… Но он же… Он же прав! Разве нет?.. А так их тела смогут послужить искусству и его борьбе с правилами и тираническими законами, ограничивающими нашу жизнь. Их тела и жизни станут инструментами самовыражения…
— Самовыражение, через насильственное подчинение своим фантазиям и мировоззрению? — с недоброй усмешкой спросила я. — Это ли не жесточайший мир тирании, против которой вы выступаете? А?… А законы и правила, на которые вы злитесь, не ограничивают нашу жизнь, а создают условия для мирного и спокойного сосуществования людей, — чуть более запальчиво, чем рассчитывала, ответила я.
Мои слова кажется потрясли его. Я с беспокойством оглянулась на вентиль.
Время уходит, а наверху вода прибывает в цилиндры, в которых девушки.
Парень в маске перехватил мой взгляд.
— Даже не думай! — Пошел ты, — беззлобно бросила я. — Хочешь, стреляй. Мне пофигу.
Я подошла к вентилю и с усилием повернула его, затем ещё раз и ещё. До упора, до конца. В трубах почти сразу прекратилось журчание воды, цистерны перестали гудеть. Давление больше не действовало на воду, и система водоснабжения была нарушена. Я обернулась на парня с арбалетом. Он опустил своё оружие.
— Я же мог тебя пристрелить, — удивленно проговорил он.
— Тогда почему не пристрелил? — хмыкнула я.
Вместо ответа он внезапно снял свою маску. Под ней я с удивлением обнаружила совсем молодого юношу, может быть, всего на пару лет старше меня. Ему было лет шестнадцать-семнадцать! Над губой у него едва росли одинокие волоски будущих усов, и он выглядел с ними забавно. Зато у него были очень красивые глаза — выразительные, светло-карие, с зелеными крапинками и с каким-то таинственным огоньком внутри. И чистые, удивительно чистые, искренние, чуть наивные.
Даже странно, как парень с таким чистым, ясным, искренним взглядом мог пойти за Романтиком.
— Демид обещал, что мы сегодня заявим о себе не только России, но и всему миру. Он убеждал нас, что мы… Мы докажем всем людям на планете, что мы не такие слабые, как они, и не хотим и не будем… жить по чужим законам.
— Похоже, ты в этом усомнился, — чуть улыбнулась я.
Он хмыкнул.
— Я просто подумал о твоих словах.
Я удивленно вскинула брови. Не думала, что мои слова смогут на него повлиять. Я ведь просто…
— Я просто сказала, что думаю.
— Наверное, — кивнул он. — Только… Похоже, ты права, как мне кажется… Мы можем распоряжаться только своей жизнью, и… и… только.
Я ждала, кажется, мне улыбнулась удача. Причем во все свои тридцать два зуба. А это бывает редко, и такие моменты нужно использовать! Я ждала, что ещё скажет этот парнишка.
Он вздохнул.
— Демид убеждал нас, что эти девушки просто дешевки и… — он замолчал от нехватки слов. — Он утверждал, что то, что он делает с ними, это его послание России, миру, людям… Говорил, что так он выражает свою непокорность…
— И ты ему поверил, — вздохнула я. — Тоже захотелось быть непокорным?
Я горько усмехнулась.
— Свободным и независимым?
— Да! — жестко процедил парень. — Я… Я ему верил! Но он… Ты… То, что ты сказала… Ты, наверное, права… Отчасти, ведь всё равно я считаю законы и правила оковами для свободы людей, но… наша жизнь принадлежит только нам.
— Почему же ты не понял это раньше? — спросила я.
Он пожал плечами, качнул головой. Его взгляд метнулся в сторону, он покусал губы.
— Я… Я не представлял себя на месте тех девушек наверху.
— А сейчас?
— А сейчас представил, — он кивнул. — Я был против всего этого… Я говорил Демиду, но… Он только сказал, что я трус и… И что трусам в его команде не место.
Парень вздохнул, его плечи бессильно опустились.
— Я… Я просто… Я думал, что…