— Ника, не переживай, — проворчал дядя.
Я боязливо посмотрела на него.
— Я чуть не сбила людей…
— Виновата не ты, а тот долбо** на сером форде.
— Да, но я могла сбить…
— Но не сбила же? Ну и всё, — раздраженно ответил дядя. — Все целы, и это главное, но машину мыть придется тебе. Уж извини.
Я не возражала. Да и что я могла сказать? Я виновата кругом. Перед моими глазами всё ещё была та бабушка с двумя детьми. Если бы… если бы я не успела… Если бы не повезло… Я боялась представлять себе последствия.
Просто помыть машину пеной и шампунем, разумеется, не вышло. Автомобиль от колес до крыши весь был покрыт полузасохшими пятнами яиц и осыпан липкими осколками скорлупы. Отмывать все это пришлось долго, трудно и упорно. Я с отвращением оттирала от поверхности автомобильного корпуса склизкие, влажные, похожие на сопли белковые и желтковые массы.
Пока я старательно приводила автомобиль в порядок, на улице уже стемнело. Сумерки превратились в вечер, вечер обернулся ночью. Спать мне ночью не пришлось.
Ошметки чертовых яиц попали в глубь решетки радиатора, забились в колёса и рамы стекол. Дно автомобиля, передняя его часть, тоже оказалось перепачканным. Вдобавок ко всему, я обнаружила, что каким-то неведомым образом сырыми яйцами были обильно забрызганы и арки колёс.
— Да, этот день и эту ночь я надолго запомню, — проворчала я.
Я реально провозилась с тачкой почти до рассвета. К этому моменту я её уже возненавидела и ещё больше возненавидела яйца.
Я прервалась. Перекусила фруктовым салатиком и выпила небольшую чашку кофе. Вообще, я не поклонница этого напитка, но в таких случаях можно себе позволить. Потом я вышла во двор и покормила Леопольда и Каролину.
Это двое наших огромных, чёрных тибетских мастиффов. Они — неразлучная пара. Здоровые и лохматые, они напоминали не то львов, не то каких-то мифических чудовищ. А на деле были весьма добродушными и милыми созданиями. По отношению к своим, разумеется. Чужаков исполинские мастиффы не жаловали.
Сейчас, завидев меня, собаки с радостью бросились ко мне. Они всегда очень открыто демонстрировали мне свою любовь. Толкались, скулили, лизали руки и норовили облизать лицо. Леопольд иногда вставал на задние лапы и пытался положить передние мне на плечи. Этот жуткий на вид пёс — страстный фанат обнимашек. Вот только у него такая масса, что удержать мне его нереально!
— Тише, тише, Лео, не толкайся, я тоже рада тебя видеть, — хихикая, проговорила я.
Каролина была более спокойной и сдержанной. Она нечасто лезла в лицо, потому что она у нас воспитанная и прилежная девочка. Каролина частенько даже порыкивала на Лео, когда тот вёл себя неподобающе. Собаки, как обычно, с благодарностью облизали мне руки, а затем с чавканьем и аппетитом принялись за еду.
Я вернулась к автомобилю. Он всё ещё был недостаточно чист. А вернуть авто хозяину необходимо если не в совершенной чистоте, то хотя бы в близком к этому определению состоянии.
Незаметно прошли ещё два часа. Я выдраила, вычистила и фактически «вылизала» злосчастный внедорожник. Было уже девять утра. В мастерскую начали приходить рабочие.
— Привет, Ника.
— Привет, девчушка.
— Добрый день, Вероника Роджеровна.
— Здорова, киса.
Работники автосервиса обращались ко мне по-разному, но относились, примерно, одинаково. У меня с ними были вполне себе добродушные и дружеские отношения. Дядя нередко ставил меня помощницей то к одному, то к другому.
Я поздоровалась в ответ в такой же манере, как и они.
— Дядюшка припахал тебя мыть это корыто? — спросил один из автослесарей, чернобородый, в затасканной рубашке и темно-синих джинсах.
— Нет, Юрка, я сама вызвалась, — устало ответила я.
— Что, правда? — Юра был усердным работником и довольно наивным.
— Ага, — вздохнула я. — Ночью вот не спалось. Решила, дай, думаю, тачку помою…
Слышавшие наш разговор работники засмеялись.
— Ты стебёшься, да? — понял Юрий.
— Исключительно из добрых побуждений, — я покачала головой и улыбнулась. — Не обижайся.
— Ты похожа на своего дядю, — проворчал Юрка, пряча руки в карманах и удаляясь.
— Сочту это за комплимент, — пропела я.
Работники снова засмеялись. С их появлением автомастерская наполнилась звуками голосов и работающей аппаратуры, гулким перестуком, скрипом, жужжанием и лязганьем.
Я убедилась, что вымытый мной Pajero выглядит примерно так, как выглядел до происшествия. Я на всякий случай еще раз придирчиво оглядела автомобиль. И зевая, поднялась наверх, на третий этаж, где и располагалась моя комната.
Свою комнату в доме дяди Сигизмунда я очень любила. Она была длинная, с покатым потолком. На самом потолке светлело широкое окно. И лунными ночами свет из него падал как раз на мою кровать, которая стояла у стены.
На кровати, на одеяле мятного цвета, валялись несколько цветных подушек разной формы. Стена над кроватью была заклеена постерами, картами, моими рисунками и фотками знаменитых фигуристов, сноубордистов и гонщиков. Поверх фоток и постеров у меня тут же висела в два ряда праздничная электрическая гирлянда. Я повесила её еще два года назад и решила не снимать. Теперь включаю иногда, когда мне грустно или тоскливо. Возле окна, что выходило на фасад и внутренний двор автосервиса, стоял компьютерный стол и мой «Вилли». Так я назвала свой компьютер. Да, да, да. Я даю имена некоторым неодушевленным предметам. Например, ещё мягким игрушкам, которые стоят у меня возле монитора или валяются на кровати.
В противоположной части комнаты у меня есть зеркало в полный рост и белый шкаф. Шкаф у меня реально огромный, крутой, с великим множеством полок, вешалок, ящиков, двумя раздвижными дверцами и подсветкой внутри.
Стену, что под окном на крыше, сплошь занимали полки. Они были заставлены книгами. Литературу я предпочитаю самую разную, от фантастики и фэнтези, до произведений известных философов. Из последних, не буду врать, я прочла пока что всего три книжки. Зато я с удовольствием читаю историю, биологию и психологию. И успела изрядно поднатореть в этих науках.
Правда, психологией я начала увлекаться из-за своих видений. Я пыталась изучать саму себя и понять, как мне справляться со всем этим. Ведь кроме меня самой, мне в этом никто не поможет.
Да. Я обожаю свою комнату. Тут не очень много места, на самом деле, но зато уютно, мило и… как-то просто хорошо, и на душе тоже хорошо. А уж когда я хочу спать, как сейчас, то вообще зашибись. Главное, чтобы моя кровать была на месте.
Но сперва надо в душ. Особо долго дрыхнуть времени у меня не было, но поспать пару-тройку (четыре — пять) часов я была бы очень не против. Я взяла своё полотенце, свежее бельё и направилась в душ.
На третий этаж никто, кроме меня, дяди Сигизмунда и Феди, никогда не поднимался. Третий этаж отделен от всего здания крепкой, бронированной дверью с кодовым замком. Поставил её дядя Сигизмунд. А знаете, когда? Правильно, когда тут поселилась я.
Дверь в ванную комнату тоже была крепкой, металлической и закрывалась на два замка. Это тоже было сделано ради моей безопасности, как мне сказал дядя. Да, решетка на окнах в ванной комнате тоже имелась.
Оказавшись в ванной, я разделась, бросила взгляд на себя в зеркало.
Лерка мне всегда говорила, что у меня всё Ок, и сверху, и снизу. И талия, и ноги, и задница, и грудь (которая никак не хочет становиться хоть немного больше). Но сама я считала себя всё-таки какой-то угловатой и немного плоской. Да, у меня стройная фигура, и ноги в порядке, равно как и осанка, и даже попа хороша. Но… вот из-за того, что у меня до сих пор вместо груди два каких-то заостренных прыщика, становилось досадно и обидно. Вон у Лерки и Оли Сливко (она же Сливка) уже всё выросло. Везде. А я какая-то… как недоразвитая.
Так, ладно. Хватит. Не хватало опять по этому поводу убиваться и реветь.
Раздосадованная, сердитая и обиженная сама на себя, я зашла в просторную застекленную душевую кабину и включила душ. Вода тёплыми струйками ласково, приятно стекала по телу. Шум воды нарастал. Душевую кабину медленно заполняли плавные клубы полупрозрачного пара.