Стас усмехнулся.
— Учишь русские поговорки?
— Приходится, — кивнула я. — Скажи честно… Стас?
— Что?
— Если бы я не пришла к тебе, ты бы ко мне не обратился? Да?
Мы посмотрели друг на друга.
— Ника, я просто о тебе беспокоюсь… Мне…
Он замолчал, как будто подавился. А потом произнёс глухо, тихо, но с чувством.
— Мне жалко тебя…
— Жалко? — переспросила я тихо, с грустью. — А их? Этих людей, потерявших своих детей, своих дочерей, тебе не жалко? Ты думаешь о них?! Могут они хотя бы надеяться, что ублюдок, отнявший жизни у их дочерей, сядет за решетку?! Понесёт наказание, которое заслужил?
Стас вздохнул. Мы проехали перекресток и свернули возле высокого здания телеканала.
— Думаешь, им это поможет? — проговорил он с грустным скептицизмом.
Я посмотрела на него.
— Знаешь, Стас… Боль их не утихнет уже никогда. Но я думаю, что чем дольше он остаётся на свободе, тем она сильнее.
Я отвернулась к окну. Хоть я и понимала, что он искренне пытается уберечь меня, всё равно сердилась. Я тоже отлично помнила, что со мной было, когда я видела воспоминания жертв Московского Живодёра и самого убийцы. Когда они преследовали меня повсюду, налетали, наваливались, укутывали и душили в своих мрачных, жестоких реалиях. Я пребывала в гнетущей депрессии. Я перестала улыбаться. Мне было плох, мне не хотелось ничего. Я боялась спать, ведь воспоминания жертв Живодёра часто приходили ночью. Они показывали, как Живодёр мучил их, как медленно пытал их, вызывая боль, страдания и крики. Я видела, как убийца наслаждался и возбуждался от мучений своих жертв. Я всё это наблюдала в подробностях и деталях раз за разом, красочно, натуралистично, удручающе и мрачно.
Я вряд ли когда-нибудь забуду то, что видела в последних воспоминаниях жертв Живодёра. Да, скорее всего, никогда. Никогда не забуду.
Мы ехали молча, и через некоторое время застряли в небольшой пробке.
— Ника, чего ты обижаешься?
— Я не обижаюсь, Стас, — я качнула головой. — Я ценю твою заботу.
— Я рад это слышать.
— Но я хочу помогать, — упрямо заявила я.
Стас раздраженно фыркнул.
— Ника, мне прямо сказать, что тебя может ожидать?
Я невесело усмехнулась:
— Психиатрическая больница?
Он посмотрел на меня, серьёзно, долго и недовольно.
— Считаешь, что это смешно?
— Нет, отчего же… — я пожала плечами, — Вполне реальная опасность.
— Тогда почему? Зачем тебе это?
Я не сразу ответила.
— Затем, что я могу, Стас.
— Только ради этого?
— Не только.
— А что ещё?
Я вздохнула.
— Я уже давно кое-что чётко уяснила.
— А именно?
Я бросила на него усталый взгляд.
— Мне никогда и нигде от этого не спрятаться, — убежденно проговорила я.
— А ты пробовала? — усмехнулся Стас.
— Уж поверь, — снова вздохнула я. — Я пыталась и не единожды.
Я пожала плечами.
— Если я не буду видеть то, что вытворяет Романтик… я буду видеть что-нибудь другое.
— Вряд ли «что-нибудь другое» сравнится с тем, что он делает, — резонно заметил Стас.
— Да, — кивнула я, глядя на проезжающий мимо нас автобус, — Скорее всего… Только знаешь что?
— Что?
— Так я всё равно буду от этого мучиться долго и часто. И самое обидное, Стас, что зря, без пользы.
Корнилов фыркнул, пренебрежительно усмехнулся.
— Хочешь непременно приносить пользу?