Корнилов помолчал. Он специально сделала паузу, чтобы дать Фабиану возможность ответить. Однако Арманд не воспользовался этой возможностью.
Стас еще приблизился к усадьбе. Он был во власти эмоций перепуганного старика и его дворецкого. Теперь они оба были уверены, что контролируют ситуацию.
— Я знаю, что вы боитесь тюрьмы, — продолжил Стас, разглядывая окна. — Вы твёрдо уверены, что никогда оттуда не выйдете.
И хотя в голосе Стаса звучал безжалостный металл, одновременно с этим он допускал в свои слова толику сострадания и участливости.
Фабиан, как любой другой на его месте, прежде всего жаждет сочувствия и понимания. Он хочет услышать слова поддержки и почувствовать, что его понимают. И он обязательно услышит и почувствует, что желает.
— Вы представили себе самые ужасные события, которые могут с вами там произойти, — продолжил Корнилов.
Он не двигался дальше, он уже прошел достаточно и сокращать дистанцию не собирался.
— Не найдя ничего лучше, вы схватились за оружие и открыли огонь по офицеру Уголовного розыска.
Стас заметил, как на втором этаже шевельнулась штора, и сверкнул случайный тусклый блик. Корнилов не задержал взгляд на этом окне. Кто бы там ни был, Фабиан или его дворецкий, он не должен видеть, что его заметили.
— Арманд, я хочу обратить ваше внимание на то, что пока что вы ещё не перешли ту красную черту, из-за которой уже нет возврата, — говорил дальше Стас.
Налетевший сзади ветер взъерошил его волосы, одёрнул воротник рубашки, прижал ткань одежды к телу.
— Арманд, я не буду уговаривать вас сдаться, но я только замечу, что убийство, совершенное в состояние аффекта, может классифицироваться судебным психиатром, как временная невменяемость. Вы меня слышите? Знаете, что это означает? У вас пока ещё есть возможность с помощью своего адвоката представить дело именно так.
Стас не спешил, выдерживая необходимую паузу. Корнилов знал и даже был уверен, что сейчас Фабиан слушает его с панической тревогой и бьющейся в такт сердцу робкой надеждой.
— И тогда тюремный срок вам могут заменить на принудительное медицинское лечение. Уверяю вас, это куда лучше, чем тюрьма строго режима, в которую вы рискуете попасть, продолжая сопротивление. Как я уже говорил, я не буду вас убеждать или уговаривать. Но я предупреждаю, если вас посадят, вы сядете в камеру к землякам убитой вами гражданки Есимовой. И они будут знать, за что именно вы сидите.
С этими словами Стас опустил руки.
— У меня всё, Арманд. Теперь выбор за вами. Сейчас я медленно пойду назад, а когда я выйду через ворота, возможность, о которой я говорил, утратит свою силу. И тогда, Фабиан, либо вы ответите по всей строгости, либо погибнете в процессе штурма.
Корнилов развернулся и медленным шагом направился обратно. Он не торопился, нарочито ступая не спеша и вальяжно. Подошвы его ботинок с коротким шорохом соприкасались с брусчаткой во дворе усадьбы. Его сердечный ритм звучал размеренно. Корнилов вызвал в себе показное безразличие к судьбе Арманда. Он хотел задеть его, но он в то же время дал ему возможность выбора. Человек в положении Арманда должен иметь возможность выбора, пусть и мнимую. А ещё он должен видеть и осознавать, что Корнилова устроят оба озвученных варианта исхода событий. Фабиан должен видеть, что Стас не намеревается прилагать усилия для его добровольной сдачи или пытаться увещевать его. Выбор был за Армандом.
Стас пересек половину двора, когда за его спиной со стуком распахнулась дверь.
Корнилов обернулся и встретился взглядом с Армандом. Тот выронил винтовку. Оружие полетело вниз по ступеням, упало на брусчатку. Сам Фабиан сделал несколько неуверенных шагов, затем, замерев и скривившись, бессильно и горько разрыдался.
***
Комната для допросов освещалась мягким, но не тусклым светом. Блики желто — белого освещения стелились по гладким стенам, расползались бледными пятнами по столу.
Фабиан нервничал. Он, пребывая в мнимом одиночестве, вертелся на стуле, смотрел по сторонам. Взгляд у него был затравленный, перепуганный и немного сумасшедший. Он вёл себя как человек, осознающий, что совершил, и какое наказание за это может последовать.
— Он не убивал раньше, — негромко, но категорично произнёс Стас.
Он наблюдал за Армандом через зеркало Гезелла. Стоящий рядом со Стасом генерал Савельев смотрел на Фабиана с нескрываемым сердитым, осуждением. Антон Спиридонович искоса, чуть нахмурив брови, задумчиво взглянул на Корнилова.
— С чего ты взял? А если он ломает комедию? Как было до этого…
— Он не ломал комедию, — не отводя взора от Фабиана, сказал Стас. — Он был вполне искренен.
— Он убил девчонку, Стас! Восемь ножевых ранений! Восемь! За что, скажи мне?!
— Потому что она над ним смеялась, — вздохнул Стас.
— Что?! — скривился генерал после паузы и тут же скривился. — Из-за чего? Зачем ей над ним смеяться, скажи на милость?
Корнилов покачал головой.
— До Кунке Есимовой Фабиан имел отношения с несколькими другими несовершеннолетними девушками, — ответил Стас и взглянул на генерала. — К тому же все они дети мигрантов.
— На что ты намекаешь? — не понял генерал.
— На то, что шестидесятидвухлетний пожилой мужчина чувствовал себя уверенным и сильным только с несовершеннолетними девчонками, притом из малообеспеченных и социальнонезащищенных семей, — пояснил Корнилов.
Генерал внимательно выслушал слова Стаса и снова взглянул на Фабиана. Худой, сгорбившийся и запуганно оглядывающийся сутулый старик производил жалкое впечатление.
— А эта девочка… — Стас вздохнул. — Я полагаю, Фабиан в силу возраста мог испытывать определенные проблемы… А Кунке, видимо, имела неосторожность хихикнуть или улыбнуться.
— И он её… — генерал поджал губы, с болезненной досадой кивнул.
— Его это уязвило и унизило, — подытожил Стас. — Он потерял контроль.
— Ты будешь его сегодня допрашивать?
— Через сорок минут.
— Зачем столько ждать?
— Пусть ещё помаринуется немного.
Генерал хмыкнул.
— Ты только не передержи, — бросил он, направляясь к двери.
— Конечно, — не оборачиваясь, бросил Стас.
Генерал вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Стас открыл фотографии с места, где Арманд ранил Кунке.
«Восемь ножевых,» — подумал Стас.
Сеня рассказал ему, что девчонка, перепуганная и окровавленная, добежала до ворот и упала прямо ему на руки. И Стас не представлял, как она, вообще, могла бежать с восемью ранами в спине! Как, вообще, сохранила способность двигаться?!
Корнилов вздохнул. Кунке была сильной и волевой девушкой. Она отчаянно боролась за жизнь, хотя борьба была проиграна с тех пор, как она познакомилась с Фабианом.
Стас рассмотрел фотографии. Смятая постель в спальне Фабиана вся в пятнах и брызгах крови. Растертыми алыми мазками застыла кровь на ковре и стенах. На полу белели осколки разбитой вазы, а рядом лежали растоптанные цветы. Чуть дальше на ковре валялись предметы декора и расколотая надвое рамка без картины.