— Ой, да просто выпендривается! — презрительно бросила Лера. — Теперь из-за её дебилизма я, вообще, боюсь в свой инстаграм заходить или в Твиттер. Каждый раз опасаюсь, что мне там напишут какие-тнибудь гадости или пришлют мои фотки…
— Небось, если бы Ника сама так попала, вообще, бы никому не сказала, — проговорила Оля.
Они встали возле её двери.
— Да, хорошо было бы, чтобы она почувствовала на своей шкуре, как это, — с неожиданной злой мстительностью проговорила Лерка. — Но эта принцесса слишком правильная, чтобы себе такое позволить!
— И поэтому ставит себя выше других, — поддакнула Оля.
Она открыла свою квартиру, и они вошли внутрь.
— Спасибо, что ты ей запретила приходить, Оль, — сказала Лера, снимая кеды. — Я бы ей глаза выцарапала, если бы она припёрлась!
— Ну, Лер… я ж твоя подруга, — пожала плечами Оля. — Я же понимаю…
Воспоминание растворилось, сникло, испарилось. Быстро и неожиданно, как и всегда. А я осталась стоять неподвижно перед дверью, держа в руках купленный подарок. В моей голове эхом звучали слова Леры и Оли. Мне показалось, что мне под сердце, куда-то очень глубоко, чтобы было как можно больнее, с силой вогнали лезвие ножа и несколько раз с остервенением повернули.
Я вздрогнула и всхлипнула, безвольно отступила на шаг от двери. Затем ещё на шаг, запнулась одной ногой за другую и пошатнулась. Снова влажно всхлипнула и закрыла глаза. Я с трудом проглотила болезненную обиду. В коленях растекалась вязкая слабость. У меня опустились и задрожали плечи. Горло словно сдавило тугой, жесткой петлёй. Удручающее, саднящее и прогорклое чувство разрослось во мне. Оно походило на безлистное, сухое дерево с кривыми колючими и крючковатыми ветками. Его ветки напоминали узловатые руки с загнутыми длинными когтями. И эти многочисленные руки-ветки дерево горестной обиды запустило в мое тело, сжало живот и легкие, сдавило сознание, поразило душу и обвило сердце.
Я закрыла глаза, под веками дрожали хаотичные слабые огни. Я почувствовала, как щиплет и слегка печет глаза, и вспомнила слова Леры: «Спасибо, что ты ей запретила приходить, Оль».
Я открыла глаза и несколько секунд смотрела на дверь, оттуда доносился чей-то заливистый смех. Я осторожно повесила пакет с подарком на дверь, но затем передумала и сняла его. Потоптавшись и подумав, я направилась вниз по лестнице. Мои одинокие шаги шепчущим эхом звучали в стенах тихого подъезда.
Я вышла на улицу. Погода сегодня была просто чудесной, она вселяла покой и умиротворение. И от этого мне было ещё горше. Я присела на скамейку возле пустой детской площадки и посмотрела на бредущего вдоль бордюра голубя. Затем я перевела взгляд на украдкой пробегающую вдоль дома бездомную собаку.
Знаете, что между ними и мной сейчас есть общего? Они тоже никому не нужны, и от них тоже все отвернулись. Интересно, они-то в чем провинились?
Я невесело улыбнулась своим дурацким мыслям. Подняла взгляд на небо, солнце коснулось моего лица. Его прикосновение казалось ласковым утешающим жестом. Я поняла, что опять плачу. В который раз уже за последние несколько дней.
— Почему ты плачешь? — раздался чей то тонкий робкий голосок.
Я опустила взгляд. Возле меня стояла малышка лет пяти-шести в голубом платьице и белых босоножках. Со своими пышными каштановыми волосами, завязанными в два хвостика, она производила умилительное впечатление. Я приветливо, но устало улыбнулась ей и быстро смахнула слёзы.
— Просто… день не задался.
— Тебя кто-то обидел? — спросил ребенок, глядя на меня большими, искренними светло-лазурными глазками.
— Немножко, — ответила я и снова грустно улыбнулась.
Девочка повернулась и направилась к своей матери. Я опустила взгляд, отвернулась. Мерзкое чувство обиды всё еще болезненно скребло когтями душу.
Я услышала быстрые шажки и оглянулась. Крошка в голубом платьице снова стояла передо мной.
— Держи, — она протянула мне конфетку в яркой обёртке.
— О-о… — улыбнулась я. — Спасибо… Спасибо большое!
Я взяла у нее конфету, подумав, развернула и откусила кусочек. Девочка, пряча руки за спиной, с интригующим видом смотрела на меня.
— Вкусно? — спросила она.
— Очень, — кивнула я признательно и довольно улыбнулась.
Конфетка была с ореховой нугой и с какой-то ещё вязкой начинкой.
— А почему ты не просишь ещё одну? — с наивной непосредственностью спросила девочка в голубом платье.
— М-м… — я слегка растерялась.
— Мама говорит, — сказала девочка, — что если человек попросит, нужно обязательно дать ему ещё конфетку.
— Ладно, — я неуверенно усмехнулась и пожала плечами. — Можно мне ещё одну?
— Держи! — она с готовностью протянула мне ещё одну сладость.
— Спасибо, — снова поблагодарила она.
— А что у тебя в этом красивом пакетике? — вдруг спросила девочка.
Я посмотрела на пакет с подарком для Оли, потом на малышку.
Оля Сливко с первого класса коллекционирует и собирает разного рода куколок. У неё дома целая экспозиция кукол из разных стран, разного вида и в самой разной одежке.
— Сейчас покажу, — сказала я с доброй хитрецой.
Я вынула из пакета упаковку с тремя маленькими коллекционными куклами. Эти куколки — творение голландских мастеров. Каждая кукла ручной работы!
Я полгода копила Ольке на подарок, у неё таких куколок ещё не было.
— Вау! — воскликнула девчушка в голубом платье. — Какие красивые!
Она восторженно, с неподдельным любопытством разглядывала игрушки.
— Они совсем как настоящие девочки! — пропищала малышка и восхищенно улыбнулась.
Я счастливо наблюдала за её улыбающейся мордашкой — такая смешная и милая. Сама похожа на куколку из упаковки, которую держала.
— А ты себе их купила? — спросила меня девчушка.
— Я?… Нет, я… я кое-кому другому… — вздохнула я.
— Повезло ему, — с неприкрытой завистью и грустью проговорила девчушка.
Она осторожно положила упаковку обратно на скамейку.
— Ирина!