Мать Иры не думала ни о себе, ни о матери своего мужа. Она слышала слова Романтика и понимала, что он не даст спасти больше одной жертвы. Она готова была остаться с ним, стать его розой и принести себя в жертву. Лишь бы только он не забрал в свой букет её маленькую дочь.
Ирка смотрел вниз, на хищные зубья трёх пил под ними. Опутанная и связанная, как мать и бабушка, она дрожала всем своим маленьким телом. Мне казалось, я слышу, как истово стучит её маленькое сердечко. Меня начали захлёстывать негодующие эмоции.
Я усилием воли отогнала их прочь. Сейчас они могут меня погубить! И не только меня. Я нагнулась, чуть вывернулась вбок и поставила руку на пол.
Плавно перевернувшись, я осторожно переместила левую ногу и, прогнувшись назад, перебралась между двумя скрещивающимися нитями. Я замерла, когда одна из них оказалась в сантиметре от моего лица. Несколько мгновений я рассматривала алую нить и висящий чуть выше золотистый колокольчик. Это был обыкновенный, дешевый колокольчик с такой же дешевой позолотой. Такие безделушки навалом продаются в различных сувенирных магазинах.
И сейчас, в эти доли секунд, моя жизнь и жизнь ещё трёх людей зависит от этой дешевой игрушки.
Я перевела дыхание и глубоко вздохнула. В теле подрагивали мышцы, то и дело, руки, ноги и спину поражали спонтанные импульсы пугливой дрожи. Я ощущала внутри себя скачки сердечного ритма.
Затаив дыхание, чтобы случайное дуновение воздуха с моих уст не шевельнуло натянутую у моего лица нить, я перебралась дальше.
Я встала на левое колено, правую ногу пришлось чуть выдвинуть назад и спину прогнуть.
— А у тебя отличная пластика и гимнастические данные, детка, — с издёвкой прокомментировал Романтик. — Чем ты занимаешься? Ты гимнастка?.. Нет? Может быть, просто занимаешься скалолазанием, и тебе не привыкать? Тоже нет? Хм…
Я старалась не слушать его и пробиралась дальше.
— Может быть, ты учишься в какому ни будь цирковом училище? Хотя нет, вряд ли со своей внешностью ты бы пошла в циркачи. Может быть, фигурное катание? Или танцы?
Он продолжал рассуждать вслух, насмехаясь и злорадствуя. Я не слушала его и продолжала двигаться вперёд.
Медленно и осторожно, выверяя каждое движение, подавляя дрожь в теле и слишком сильное дыхание.
Когда я встала почти в полный рост, оказавшись между четырьмя натянутыми нитями, мне пришлось согнуть левую ногу в колене, чтобы пробраться дальше. Я на мгновение застыла, стоя на носке правой ноги.
Взвизгнул металлический трос. Тела трёх пленниц качнулись вниз, их резко встряхнуло. Они истошно, через силу замычали и заворочались в ужасе. Я вздрогнула, пошатнулась и потеряла равновесие, затем быстро взмахнула руками, балансируя на месте. Я едва не задела тянущиеся вокруг меня нити.
Лицо покрыл жар, а тело пронзила судорога ужаса. Мои плечи поднимались и опускались с ритмом участившегося дыхания.
Я уставилась на Романтика, он игриво и издевательски пожал плечами.
— Ой… Извини, — он что-то нажал на пульте управления лебедкой.
Я услышала, как зажужжал электрический мотор лебедки.
— Я не хотел, — Романтик поднёс к своей маске цветы. — Надо быть внимательнее. Ты согласна, детка?
Я устояла на месте. Да, подумала я, нужно быть внимательнее. Он дождался, когда я оказалась в наименее устойчивой позиции, и постарался напугать меня.
Точнее он напугал меня: у меня на мгновение сердце подскочило до горла, живот скрутили нервные спазмы, и предательски дрогнули икры и колени.
Я едва не упала. Едва… Я чуть не проиграла собственную жизнь и жизнь трёх пленниц. Но я устояла, всё-таки устояла. Я перевела дух.
— Поторопись, детка, — скучающим голосом, с наигранной капризностью произнёс Романтик. — Я начинаю уставать. И… мало ли, что может случиться. В следующий раз я могу не успеть нажать на кнопку, и тогда…
Он поднял вверх розы в своей руке.
— Эти прекрасные цветы будут не единственным красным акцентом в этой комнате. Сечёшь, о чём я, детка?
«Да, подонок, секу,» — мрачно подумала я, — «хорошо бы и тебя высечь, как следует! А потом отправить в тюрьму строго режима, лишив любой надежды на освобождение».
И я хотела, чтобы Романтик не страдал, а чтобы каждый день просыпался с тяжелой виной на сердце за то, что он совершил. Чтобы все его жертвы каждую ночь приходили к нему во сне. Чтобы он просыпался в ужасе и слезах, чтобы, скотина, ощущал всю ядовитую горечь о того, что сделал. От того, сколько жизней он погубил, скольких родителей навсегда лишил душевного покоя и радости в жизни. Навсегда…
Но это всё грёзы и глупые мечты. У них, таких, как Романтик, не бывает чувства вины. Равно как и сочувствия или свойственных человеку эмоций.
Я продвинулась дальше, пролезла между тремя линиями нитей, вывернулась всем телом, подобрала ноги и перелезла через следующую, натянутую струной, алую нить.
Через ворот моей футболки плавно вывалилась цепочка, крестик упал вниз, едва не задев колокольчик подо мной. Я успел поднять голову, но тут же застыла, онемев от сжимающего тело страха. Я ощутила, как одна из нитей натянулась на моей голове.
Я слегка уперлась макушкой в одну из них и с настороженным взглядом впилась в колокольчики впереди, выше, что висели на этой нитке. Страх сдавливал грудь, путал мысли, высасывал силы и истощал. Я плавно, с величайшей аккуратностью, опустилась ниже.
Оставалось уже немного, но сейчас, встав на левое колено и низко нагибаясь к полу, я видела перед собой шесть нитей. И они, практически полностью перекрывали проход внизу, оставляя, относительно свободным, только пространство вверху. И наверх мне тоже никак не добраться.
— Ну что? — Романтик вздохнул и склонил голову набок. — Незадача, да? Что ты теперь будешь делать, маленькая, глупая, одинокая девочка с красивыми глазами?
Я его не слушала.
— Тик-так, — проговорил Романтик. — Тик-так. Время идёт, детка. Внизу уже, наверное, целая армия полицейских, а в подъезде ждут крутые парни в масках, шлемах и с автоматами в руках. Но никто из них ни тебе, ни моим гостьям не поможет. Но ты же это и так знаешь, да?
Он усмехнулся, хихикнул.
Я не отвечала. Я внимательно рассматривала пересекающиеся красные нити.
— Тик-так. — снова хихикнул Романтик. — Не забывай… тик-так…
Он вздохнул. Он специально торопит меня. Рассчитывает на мою ошибку.
Я не дала себя обмануть его насмешливому голосу и шутливым, злым издевкам. Я знала, что Романтик удивлен и зол. Он даже был растерян, когда увидел меня. Да, благодаря маске и умению владеть собой, он прекрасно это скрывал. Точнее, скрыл бы от большинства. Но я, как бы это пафосно ни прозвучало, не большинство.
Но сейчас я стояла перед препятствием и не знала, как его преодолеть. Я настойчиво искала выход, искала решение. Но я не видела, не понимала, как мне пролезать между этими линиями. Я понимала, что он сделал это специально. Романтик изначально затеял эту игру, только чтобы развлечься.
А что за развлечение, если ты можешь проиграть? О, нет. Он не собирался, не хотел проигрывать. Ни за что… И всё же он психопат. А пораженные психопатией люди самодовольны и себялюбивы. Они нарциссы по природе.
А ещё они обладают изворотливым и изощренным умом.
И вполне возможно, подумала я, для того, чтобы потешить собственное безразмерное эго, одержимый манией величия психопат мог бы нарочно допустить в своей ловушке небольшую оплошность. Дать шанс обыграть себя. Крохотный, незаметный, незначительный, но всё-таки шанс. Потом бы это позволило ему с гораздо большей степенью презирать остальных людей.
Как же! Такие тупицы! Он дал им шанс, снизошел до позволения обыграть себя, а они даже не смогли этим воспользоваться. Это укрепило бы его в мысли о собственном совершенстве и уникальности. А ещё это могло помочь мне.
Я решила проверить свою теорию. Тем более, что другого выхода у меня не было. Меня терзали сомнения. Я тратила время. И я с дрожью опасалась, что могла потратить его зря. Тут мой взгляд зацепился за нечто, что было явно лишним во всей этой безумной паутинной композиции растянутых нитей.
Нечто, чему здесь было совсем не место. Я увидела шанс. Возможность. Допущенную оплошность.
Узелок. Одна из нитей был связана из двух поменьше. Она не была цельной.