Девушка пару раз моргнула. Уставилась на него своими эффектными сапфировыми глазами.
— Я не понимаю, Стас… — пролепетала она.
— Откуда у тебя синяк, Ника? — спросил Стас.
Девушка бросила быстрый взгляд на Сеню. Бородач смотрел обеспокоенно.
Ника опустила взор, подтянула колени, обхватила их руками.
— Это…
— Это удар, я знаю, — холодновато заметил Стас.
Ника закрыла глаза.
— Я не понял, — проговорил Сеня ошарашенно. — Ника… кто посмел?!!
— Тише, Сень, — попросил Стас.
— Если я вам скажу, вы обещаете, что не будете его бить? — спросила Ника.
— Обещаем.
— Обещаем, — рыкнул Сеня.
Они успели обменяться взглядами. Стас понял, что Сеня не намерен сдерживать это обещание. Равно, как и он сам.
— Это фотограф, — вздохнула Ника. — Ну тот, который фотостудию содержал…
— Игорь этот? — глаза Стаса чуть сузились.
Ника взглянула на него, затем на вставшего со стула Сеню.
— Вы обещали его не трогать… — тревожно, слегка заикаясь, проговорила девушка.
— Обещали, — кивнул Стас.
Для Корнилова было загадкой, почему Ника иногда не хотела, чтобы какой-то негодяй получил по ребрам, чтобы пойманный серийный насильник или убийца детей был случайно убит во время задержания или в застенках СИЗО.
Многие люди сказали бы, что это было бы правильно, детоубийца другого не заслуживает. Но Стас замечал, что Лазовская принципиально против того, чтобы кому-то причинять боль. Даже тем, кто заслуживает этого больше всех в мире.
Кого другого, Стас презрительно бы назвал восторженным и глупым идеалистом. Только вот Лазовской двигали далеко не поверхностные представления о добре и справедливости. Что-то другое, что-то недоступное пониманию большинства. Это не была жалость или сострадание. Нет. Стас не знал, что это, и почему она так себя ведёт. Хотя, возможно, из-за этого они, другие, такие, как Романтик, ей верят, прислушиваются. Они не чувствуют в ней ненависти. Скорее, сожаление и даже сострадание, смешанное со снисходительным, обвиняющим презрением. И это их частично подкупает. Лазовская другая, во взглядах, принципах, отношении. Другая…
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Четверг, 19 июня
Так и знала, что медсёстры, которые помогали мне переодеться в больничную пижаму, доложат о синяке. И я не сомневалась, что придётся объясняться перед Стасом. Хорошо ещё, дяди Сигизмунда тут нет. Он прислал мне SMS, что ему всё таки придется смотаться в Токио, Осаку и Йокогаму. А это означало, что его не будет, минимум, недели две. Ладно. Не привыкать. В конце концов, у меня есть Федя и друзья дяди Сигизмунда, похожие на стареющих викингов. С мастерской я как-нибудь справлюсь.
Я рассказала Стасу и Сене, как Игорь подловил меня, как угрожал и как ударил.
— Ника, а почему ты сразу мне не сказала? — в голосе Стаса проскользнуло недовольство и суровый металлический оттенок.
Я подтянула к себе одеяло, опустила взор, грустно и виновато вздохнула.
— Я боялась, что вы его покалечите, — призналась я.
— Этот урод твою подругу и других девчонок голыми снимал и продавал снимки за границу, а тебе угрожал и ударил, — Стас чуть склонил голову к плечу. — Почему ты его жалеешь?
— Я его не жалею. Я просто не хочу, чтобы вы его били…
— А если его в тюрьме зэки на перо посадят?! — не удержался Сеня.
Я взглянула на него, затем отвела взор.
— Есть разница, Сеня, позволить судьбе и року самому вершить суд над виновным человеком… в соответствующих условиях, или же мстить за обиды, которые ты не в состоянии вынести.
Я увидела, как глаза Стаса чуть сузились. Он силился меня понять. И я была благодарна ему за это, за эти попытки. Он был одним из немногих, кто на это способен.
— Я не понимаю, Ника… — признался Арцеулов. — Честно… То есть, если какой-то урод тебя, не дай Бог, обесчестит… Ты что? Тоже никому не скажешь? Или, допустим, родители жертв Романтика… Если им представится случай, они не должны убивать его, только потому, что… Я не понимаю!
Он, и правда, не понимал и бесился из-за этого.
— Родители жертв Романтика вольны делать всё, что пожелают, — ответила я. — У них есть на это определенное моральное право. Многие их не осудят и даже поддержат, если они найдут его и убьют… или сначала будут долго, по садистки, мучить, а потом убьют более изощренным способом…
Я отвела взор, взглянула в окно. Начинался рассвет. Новое утро нового дня.
— Они могут сделать это ради мести, — сказала я, глядя в окно. — Но месть — это попытка унять гнетущую душевную боль от поражения, потери близкого человека, унижения или неудачи.
Стас и Арсений переглянулись. Они думали, я не заметила. Я знала, как выгляжу в глазах других людей, когда пытаюсь донести свои мысли, отличные от их взглядов.
— В порыве злости люди часто забывают, что месть не приносит облегчения, — я покачала головой. — Лишь временное моральное удовлетворение. Месть не повернёт время вспять, не вернёт вам утраченное, потерянное, не вернёт убитых близких людей. Месть — это как дешевое обезболивающее.
Я пожала плечами.
— Действует частично, недолго и некачественно.
Губы Стаса чуть исказила странная полуулыбка.
— Считаешь, люди не должны мстить?
— Считаю, что люди не должны искать в этом утешение, — ответила я.
Арцеулов всё ещё не был удовлетворён.
— Отец, чью дочь, например, жестоко изнасиловали и сожгли заживо, что должен делать?! Особенно если знает, что виновник остается на свободе?! Так тоже бывает… Нет улик, нет доказательств… — Арцеулов разгоряченно, яростно взмахивал рукой. — Что, просто простить? Потому что мстить — это плохо?