— В данном случае, Сеня, отец жертвы, конечно, может мстить… Но в этом нет смысла. Никакого.
— А в чём есть?! — хмыкнув, спросил Арцеулов. — Что? Стерпеть? Забыть? И…
— В справедливости, — проговорила я всё тем же спокойным голосом. — И правосудии. И то и другое имеет самый весомый смысл в нашей жизни просто потому, что должно регулировать человеческое существование, Сеня. Именно справедливость и правосудие, Сеня, должны торжествовать, а не озлобленная месть.
Я чуть пожала плечами.
— Если человек виновен, он должен понести наказание. Соответствующее.
— Угу, — буркнул Сеня. — И как его узнать, это соответствующее наказание?! Кто измеряет, насколько оно будет честным и правильным?
— Законодательная система, — ответила я. — Не говори, что ты впервые слышишь о ней.
Кажется, мой ответ во всех смыслах вызвал у Сени глубочайший шок.
— А если… — Арсений, не находя слов, эмоционально всплеснул руками. — А если отец этой девочки считает, что… ну…
— Что законодательная система и правосудие несправедливы, недостаточно суровы и совершенны? — я позволила себе снисходительную ухмылку. — Знаешь, Сень, если мы все начнем вершить правосудие по собственному разумению, мы очень быстро погрузимся в совершенный и бесконечный хаос. Представь, если все люди будут мстить друг-другу, так как они считают, что суд, в который они обратились, был несправедлив. Что будет в итоге?
— Ты слишком всё обобщаешь, Ника. — покачал головой Сеня.
Я чуть пожала плечами.
— Но ведь большинство людей мстят даже не за гибель близких или покушение на их жизнь. Большинство людей мстят друг другу за обиды и оскорбления. За неудачи, за унижения, за то, что одни использовали шанс, который, по мнению мстителей, предназначался для них.
— Но это же всё не одно и тоже! — снова воскликнул Сеня.
Я не сдержала улыбки. Когда он злился и не понимал, он напоминал мне ребенка — большого и бородатого.
— Это уже всё относительно, Сеня. Кто-то готов убить только за то, что другой приехал раньше и занял его место на парковке. И он, действительно, способен на это. И мотив у него, по его мнению, будет такой же весомый, как у отца изнасилованной дочери.
— Ты пытаешься смотреть на всё это глазами общества, — вздохнул Сеня.
— Социума, — кивнула я и, обернувшись, поправила свою подушку. — А с точки зрения социума, то, что происходит в жизни отдельно взятых людей, чертовски ничтожно и незаметно.
— Ника, — тут в нашу с Сеней полемику всё-таки влез Стас, — но ведь сравнивать убийство родной дочери и занятую парковку… это ведь не одно и то же.
— Да, — согласилась я. — Только если сегодня мы начнём оправдывать месть за убийство близких, завтра мы начнём оправдывать месть за занятое место на парковке.
— И каков вывод? — усмехнулся Корнилов.
— А таков, — вздохнула я. — Что если человек в отношении вас нарушил закон, он должен понести предусмотренное законом для социума наказание. И это будет правильно. И если честно, для многих убийц, Стас, жизнь за решеткой, бесславная и рутинная, куда хуже смерти и мучений. А уж для насильника…
Тут я деликатно прокашлялась.
— Все мы наслышаны, что помимо назначенного судом наказания, они часто сами становятся жертвами своей же… практики.
Стас и Сеня ухмыльнулись. Арцеулов довольно ощерился.
— То есть тут ты согласна, что он этого заслуживает? — спросил Арцеулов.
— Судом назначен срок, — я кивнула. — Созданы самые благоприятные условия для наказания судьбой и роком. А всё, что с ним случится после — торжество справедливости.
Корнилов хмыкнул.
— Что ж, на этом и закончим ваш диспут.
— У меня, Ника, в который раз складывается впечатление, — проговорил Сеня двинув бровями. — Что мозг у тебя работает… не так, как должен работать в твоём возрасте.
— Если ты пытался сделать мне комплимент, — я улыбнулась себе под нос, — то принято.
Арцеулов лишь хохотнул и кивнул на дверь.
— Я пойду покурю, — сказал он Стасу и бросил взгляд на меня. — Мне нужно… переварить услышанное.
— Иди, — кивнул Корнилов.
Сеня вышел, закрыл за собой дверь. Я взглянула на Стаса.
— Я его перегрузила?
Стас засмеялся.
— Сеня не привык… к глубокомысленным философским рассуждениям.
— Досадно.
— С возрастом тебе будет ещё досаднее, — Стас взял стул и сел возле моей кровати.
— Почему это? — с легким подозрением спросила я.
— Потому что людей, которые способны воспринять то, что ты пытаешься донести, мало
— Бери выше, — хохотнула я. — Единицы.
— А ты заносчива, — протянул он с шутливой интонацией в голосе.
— Ни капельки, — мотнула я головой. — Всего лишь констатирую факты.
Следующие полтора часа я пересказывала Стасу все, что произошло между мной и Романтиком. Я в деталях описала ему увиденные мною воспоминания.
— Он воспитывался в детдоме, — сказала я уверенно. — Этот подонок вырос и возможно стал тем, кем стал, именно там.
— А что за детдом? Номер, название? — спросил Корнилов и задумчиво потёр подбородок.
Я досадливо дернула головой.