Домбровский пребывал в замешательстве.
— Стас, так нас же…
— Ну и что? — Стас открыл включил свой компьютер. — Пусть себе герои из СК расследуют. Им же не обязательно всё знать. Верно?
— Совсем не обязательно, — ухмыльнулся Коля.
— Вообще, вредно, — добавил Арцеулов перед уходом.
Они обменялись одобрительными смешками.
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Четверг, 19 июня
Я отчаянно мчалась вперёд. Страх, как хищный, злобный зверь, щелкал челюстями за спиной. Сырой холод скользил по коже, просачивался внутрь.
Отчаянная жажда спасения придавала мне сил, гнала вперёд. Заливаясь слезами, рыдая от ужаса, я продолжала бежать. Я знала, если остановлюсь — погибну. Он настигнет меня. Он идёт за мной. Он совсем рядом.
Сверху, с мрачно-серого неба, тонкими, блеклыми спицами водяных струй колотил бесконечный дождь. Он лил давно, без остановки, упорно и целеустремлённо. Вода мешала грунт с грязью. Дождь незаметно перерос в бурный ливень.
Я бежала, я боролась, я надеялась… Я так хотела спастись. Я забыла обо всех своих давних мечтах и желаниях. Я желала теперь только одного — жить, просто жить. Убежать, уцелеть и просто жить.
Мамочка… Пожалуйста… Я… Господи, пожалуйста! Только жить! Только… Бежать, я должна бежать! У меня сбивалось дыхание, я вся промокла. Мое сырое летнее платье липло к телу, мокрые волосы падали на лицо. Я продиралась через густые заросли, выставив руки вперёд. Влажные, холодные листья били по лицу, гибкие, мокрые стебли хлестали по плечам и груди. Земля под ногами была мягкая, вязкая, мои босоножки тонули во влажной почве.
Надо мной и вокруг меня, шелестели листья. Мне казалось, я слышу насмешливый и громкий шепот в их шелесте.
Что- то больно ударило по ноге, я споткнулась, упала на четвереньки. Руки испачкались в мокрой, липкой земле. По спине и по голове монотонно, но яростно, в злом торжестве, стучали капли дождя. Дождь словно пытался прибить, прижать меня к земле. Дождь не хотел, чтобы я поднималась, не хотел, чтобы я боролась. Ледяная вода попадала за шиворот, стекала по спине, частично попадала на грудь.
Я, плача, оглянулась назад, на темнеющие позади густые заросли. Я отбросила с лица тяжелые, мокрые пряди волос. Давясь слезами, содрогаясь от ужаса, я смотрела в заросли позади меня.
Он был там. Он гнался за мной. Он был рядом. Он где-то там… Я поднялась и, не разбирая дороги, бросилась бежать снова. Я прорывалась и в панике ломилась через бесконечные, тесные заросли качающихся стеблей.
Что-то больно укололо мою руку, царапнуло и обожгло лицо. Я споткнулась, едва снова не упала. Я остановилась, замерла и с удивлением поднесла ладонь к лицу. Между пальцев по ладони шустро стекали две ярко-алые струйки крови. Я медленно подняла взгляд, меня сковали озноб и дрожь. Я находилась в кругу роз, я была окружена, оцеплена ими. Они обступали меня со всех сторон. Они качали красными бутонами, как люди головами! Их было так много! Десятки, сотни темно-красных, кровавых бутонов. Они слегка покачивались на своих шипастых стеблях. Они походили на толпу наблюдателей со своими качающимися бутонами, или на азартную публику…
Я услышала чавкающие шаги по земле и застыла, поражённая оцепенением довлеющего страха. Медленно, боязливо обернулась.
— Не надо… Пожалуйста, — взмолилась я со слезами. — Прошу тебя… Пожалуйста! Не надо…
Он стоял передо мной. В своих старых, потёртых зелёных джинсах и желтом джемпере. У него были длинные, тёмно-русые волосы до плеч и светлые льдисто-голубые глаза. Обычно наполненные меланхоличным равнодушием, сейчас они излучали уничтожающую ненависть. Он хрипло дышал через оскаленные, стиснутые зубы. Он шагнул ко мне, сжимая в руках какой-то продолговатый, поблескивающий предмет.
Нож… Это был большой кухонный нож для разделки мяса. Мокрое лезвие сверкало тусклыми бликами.
Я попятилась. Сзади словно кто-то резко подсек мне ноги. Я опрокинулась, упала набок. Он шагал ко мне, он спешил. Он знал, что мне некуда бежать. Я была в его власти.
— Не надо, не надо, не надо… — я попыталась отползли от него по скользкой, грязной земле.
Он внезапно истошно закричал злым, ломающимся фальцетом и бросился на меня. Я вскрикнула, сжалась в комок, закрылась руками. Я ощутила удары… Я почувствовала, как обжигающее лезвие ножа проникает в меня. Мёрзлое лезвие ножа врывалось в меня, раздирая плоть, я закричала. Он навалился сверху, зажал мне рот рукой и продолжал бить, яростно, часто, с ненавистью и безумием.
Теперь я наблюдала это со стороны… Я стояла возле них и видела, как он с остервенением, с торжественным упоением на лице убивает её.
Её кровь забрызгала его лицо и одежду. Её кровь растекалась по сырой земле и впитывалась в почву, растворялась в воде.
Он продолжал неистово бить, кромсать её, он совершенно обезумел, полностью потерял рассудок и даже человеческий облик. Он убивал её, одну из тех самых девочек, что бросались в него камнями.
Я не могла пошевельнуться, не могла отвести взгляд. Я была поражена той дикой жестокостью, с которой он бил её ножом. Он рычал, кричал на неё. Обзывал грязными словами и продолжал без остановки бить уже мёртвую девчонку. Её кровь перекрасила землю вокруг. Побагровели лужицы дождевой воды. Её кровь блестела на широких, влажных листьях роз.
Он остановился, тяжело, свирепо дыша, поднялся. На его лице была усталость и самое настоящее удовлетворение.
Я была преисполнена ужаса и отвращения к нему. Он… Он же животное. Он же просто мерзкое, жестокое животное! Тут Он резко обернулся, уставился на меня. Посмотрел прямо мне в глаза…
Я проснулась, подхватилась и резко приподнялась на локтях. Шумно, взволнованно дыша, я оглядела помещение. Из коридора в темную палату просачивался тусклый, желтовато-белый свет. Он таял в густом полумраке моей палаты. Я на мгновение закрыла глаза. Сон был реалистичным, слишком реалистичным, чтобы быть просто сном. Это было очередное воспоминание — его воспоминание, воспоминание Романтика.
За окном, как и в явившемся во сне воспоминании, шумел бурный ливень. Иногда сверкала молния. Белесые вспышки врывались в помещение. Они были похожи на ритмичное мелькание света в ночном клубе. Дождь монотонно стучал по оконному стеклу. Как будто кто-то нервно, нетерпеливо колотил пальцами.
Я почувствовала нарастающую, вздымающуюся пульсирующую боль в ногах.
Ну понятно, действие обезболивающего наконец-то завершилось.
— А-а… — я откинула голову назад, зажмурила глаза.
Боль усиливалась. Она совсем не хотела покидать меня.
— Чёрт возьми, — скривившись, прошептала я в полумраке.
Я скомкала в кулаках простыню. Нет, я так не могу! Я нажала на кнопку вызова медсестры, но никто не пришел ни через пять минут, ни через десять. Я нажала снова. Болезненное ощущение в моих ступнях возрастало. Я терпела, отчаянно, старательно. Я старалась не думать о ранах в ногах.
Да где эта медсестра?! Хоть кто-нибудь! Для чего в больнице кнопки вызова медперсонала?!
Я откинула одеяло, села на кровати. В этот миг за окном особенно ярко и зловеще сверкнула вспышка молнии. Я порывисто оглянулась на окно.
Кажется, ливень усилился, во всяком случае, дождь звучал громче, капли стучали чаще. Гроза неистовствовала над Москвой.
В этот миг открылась дверь в мою палату.
— Что случилось? — голос у медсестры был сонный, чуть раздражённый и уставший.
— У меня очень болят ноги, — пожаловалась я. — Можно мне какое-нибудь обезболивающее?
Медсестра цокнула языком, вздохнула.
— Сейчас принесу. Подожди.
— Спасибо.
Она ушла. Я снова уставилась в окно. Не знаю, почему, но какое-то странное наитие побуждало меня взглянуть туда. Я посмотрела на свои забинтованные ноги. Казалось, в них то и дело вонзаются мелкие иголки. Они впиваются в плоть и вылезают обратно, и снова пронзают ногу.