Ветер крепчал, давил и рвал, он как будто бы даже злился…
Резко распахнулось окно. Холодный, влажный ветер ворвался в палату. Мои волосы подкинуло, отбросило назад. Я быстро укуталась в одеяльце. Ветер качнул опущенные жалюзи на втором окне, взметнул края простыни на кровати, шевельнул пакет с ягодами на тумбочке.
Я, кутаясь в одеяло, осторожно встала с кровати, поморщилась, скривилась от толчков боли в ногах. Аккуратно ступая, я подошла к окну. Ветер дул в лицо. На щеках и на лбу оседали мелкие, холодные брызги дождя.
В свете уличных фонарей были видны росчерки падающих капель яростного ливня. Туманная завеса дождевых струй заслоняла вид на улицу. Расплывчатыми пятнами горели уличные фонари вдали. Дождевые струи шкворчали и шипели в лужах, точно брошенный на сковородку кусок масла. На моих глазах в который раз засияла мерцающая бело-голубая вспышка молнии.
Она подсветила широкую грозовую тучу.
Возможно, у меня разыгралось воображение, но громадная туча показалась мне похожей на розу. Я подступила ближе к окну. Во мне поселилось тревожное предчувствие. Холодный ветер с каплями дождя обдувал лицо, норовил сорвать с меня одеяло. Капли дождя забрызгали подоконник. Я опустила взгляд вниз.
Ночные улицы пустовали, мокрый асфальт блестел под желто-оранжевым светом многочисленных уличных фонарей. На опустевшей парковке, чуть дальше, собралась громадная лужа.
Я представила, каково бы это было сейчас ночью попасть под такой ливень.
Я поёжилась, посильнее укуталась в уютное, греющее одеяло. Что-то заставило меня переместить взгляд на густеющую темноту внизу под деревьями во дворе перед больницей.
Я чуть прищурилась, настойчиво глядя в густой мрак под раскидистыми кленами. У меня сложилось стойкое ощущение, что кто-то смотрит на меня оттуда, из ночной темноты. Я не отводила пристального взгляда. Неприятное предчувствие перерастало в настойчивое беспокойство.
Тьма внизу шевельнулась. Я вздрогнула, приблизилась, взялась руками за подоконник, чуть наклонилась вперёд.
Как вспышка фотоаппарата, сверкнул свет молнии, ударил гром. Где-то истошно запиликала автомобильная сигнализация. Я увидела неспешно удаляющийся силуэт под деревьями внизу.
В этот миг мощный порыв воющего ветра сорвал с меня одеяло, взметнул мои волосы, отбросил назад. Ветер окутал меня влажным, промозглым вьющимся потоком. Меня обуял страх. Я отшатнулась от окна, таращась в след черному силуэту. Мгновенно участился пульс, в висках застучала кровь, по спине, по позвонкам маршем прошла нервная дрожь.
Открылась дверь в палату.
— Ты что делаешь?! — накинулась на меня медсестра. — Зачем ты окно открыла?! И кто тебе разрешил вставать?!
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Четверг, 19 июня
— Дёрнул его чёрт забраться в такую дыру, — проворчал Домбровский окидывая взглядом дворы за окном автомобиля.
— Когда человек бежит от прошлого, он способен забраться ещё дальше, — заметил Стас, глядя на группу бандитского вида подростков, что играли в баскетбол на старой площадке.
Чёрный Дефендер Стаса неспешно катился мимо серых, скучных дворов.
Дальние окраины столицы разительно отличалась от блистательного центра и дорогих, фешенебельных районов. Здесь слабо пахло европейской роскошью, что была свойственна центральным районам. Совсем новыми были только дороги и часть инфраструктуры. На улицах стояли серые, старые, порой и грязные дома. Приземистые, многолетние хрущевки или обшарпанные девятиэтажки восьмидесятых возвышались над пустынными, голыми дворами.
Впереди, сверкая свежей новизной, поднимались редкие новостройки.
Они резко контрастировали со старыми домами.
Но главное значение имел почти осязаемый здешний климат. В нём чувствовалось апатичное уныние. Здешние улицы, несмотря на то, что некоторые из них уже начали облагораживать и ремонтировать, всё равно внушали печальный и пессимистичный настрой.
— Вот его дом, — Домбровский указал на одну из хрущевок.
Стас свернул на повороте, они плавно поехали вдоль дома. Люди на улице оборачивались на них. Пожилые женщины на лавочках смотрели презрительно, скривив сморщенные лица в сердитом осуждении.
Корнилов заглушил мотор. Они выбрались из машины. Коля задрал голову, рассматривая дом, встретился взглядом с мужчиной в белой майке, что курил, выглянув с балкона. Взгляд у местного жителя был примерно такой же, как и у старушек на лавках.
— Пойдём, — сказал Стас.
Они вошли в один из подъездов, поднялись на второй этаж. Стас нажал кнопку звонка. Через минуту женский голос из-за двери крикнул:
— Кто там?
— Уголовный розыск, — Стас показал документ в глазок двери.
Щелкнули замки. Им открыла полноватая женщина в приторно-розовой майке и темных спортивных штанах. За её ногу цеплялся мальчишка лет трёх-четырёх.
— Что случилось? — взгляд у женщины был слегка напуганный.
— Майор Корнилов, капитан Домбровский, — Стас представил их обоих. — Мы ищем Викентия Хазина.
Взгляд у женщины изменился, она выглядела удивленной и растерянной.
— Так это… Он же умер, — она выразительно пожала плечами, глядя по очереди на Стаса и Колю.
Домбровский и Корнилов переглянулись.
— Мы войдём? — спросил Стас.
Спустя несколько минут они разговаривали, сидя в маленькой комнате.
Здесь было душновато и пахло чем-то кислым. Они сидели на скрипучей софе. На стене перед ними висел узорчатый ковёр, он мозолил Стасу глаза. Родители Корнилова никогда не вешали ковры на стены, в отличие от большинства их знакомых. Стас тоже не понимал идиотского, по его мнению, обычая вешать на стены ковровые пылесборники.
— …Он купил здесь квартиру в две тысячи пятом, переехал из Донского района. — Глафира Машкина, именно так звали женщину в розовой майке, пожала округлыми плечами. — Наши все удивлялись тогда… Ну кто же из Донского на окраину попрется…
— Простите, а кем вы приходились Хазину?
— Ну-у… — она потупила взор. — Мы жили вместе…
— Но вы не были замужем, — Стас поднял взгляд от безымянного пальца на правой руке женщины.
Следа от кольца на коже не было.
— Нет, — она помотала головой и вдруг плаксиво шмыгнула. — Кеша он… не хотел жениться после… ну, после того, как его жена… Маша эта…
Она снова пожала плечами.
— Убили её, я слышала.
Стас и Коля снова обменялись взглядами.