Тут у меня не было никаких сомнений.
Запугать меня, долго и старательно изводить периодическими появлениями, посылками, письмами, звонками. А потом, когда я буду задавлена и запугана, когда страх настолько подчинит меня, что помутит мой рассудок, вот тогда он и явится во всей красе. Во всяком случае, несомненно нечто подобное этот извращенец себе и представляет!
Я сообщила об увиденном двум полицейским, которых Стас оставил дежурить у моей двери. Они крайне скептически отнеслись к моему рассказу и убеждали, что мне это привиделось. Психологическая травма и так далее, и тому подобное. Мне потребовалось приложить усилия, чтобы убедить их в отсутствии у меня галлюцинаций и истерики. В конце концов, я прибегла к банальному шантажу: пригрозила позвонить Стасу. Некоторых людей по-другому мотивировать трудно.
Разумеется, эти лентяи никого не обнаружили и, вернувшись, с кислыми минами и злым укором сообщили, чтобы я улеглась и не выдумывала себе страшилки. Вот это нормально?!
Дяденьки, от тех… «страшилок», свидетелем которых мне пришлось быть, вы бы, пардон, освободили свой желудок и кишечник, выпачкав при этом свое нижнее белье и брюки.
Сердитая, я легла спать. Но ничего не вышло до самого рассвета. К этому времени, чуть успокоенная светом подступающего нового дня, я все-таки смогла уснуть. Но сновидения быстро превратились в воспоминания. Эти воспоминания опять вернули меня в его квартиру с осыпающимися обоями.
Его квартира вся, абсолютно вся, была сплошь заполнена цветами — розами. Сотни роз! Они были повсюду, самые разные. Великое разнообразие сортов!
Я увидела кровать, застеленную цветастым покрывалом. Я запомнила стол, захламленный банками, грязными тарелкам и скомканными салфетками.
Ещё я видела ванную, ту самую, из которой, в моем видении, он достал Яну Долгобродову.
Видение было четким, ясным, запоминающимся, но, самое главное, я увидела его окно, одно из его окон. Я увидела вид из окна и запомнила его — здания, улицы, прохожие. Я запомнила несколько значимых элементов. А также почему-то в моем сознании прочно сохранился образ улыбающегося ковбоя в белой шляпе и с красным платком на шее. Что примечательно, ковбой был нарисованным.
Точно так же в мою память глубоко проник странный образ черно-бело-рыжей кошки. Она сидела у окна и внимательно следила за прохожими внизу. Взгляд у животного был угрюмый и презрительный.
Я отлично запомнила последние три эпизода и эти три элемента: вид из окна, нарисованный ковбой и эта кошка на окне. Они снились мне до того самого момента, как меня разбудил дикий звон бьющихся об пол медицинских биксов.
Я порывисто, обеспокоенно подхватилась на кровати, быстро оглянулась. В палате было светло. Из окон проливался миролюбивый солнечный свет. На улице стояла жизнерадостная погода. Я откинула одеяло, снова осторожно опустила ноги на пол. Просунула в выданные мне тапки забинтованные ноги. Это было нелегко.
Когда я ковыляющей походкой вышла в коридор, сидевший у дверей в мою палату полицейский отвлекся от игры на телефоне.
— Тебе нельзя ходить!
— Кроме тех случаев, когда у меня нет выбора, — вздохнув, ответила я.
— Слушай, девочка, у тебя травмированы ноги, и я слышал, что тебе даже наступать на них нельзя.
— Господин полицейский, у меня есть необходимость, которую я никак не могу игнорировать, — произнесла я, не скрывая намёка в голосе и взгляде.
До не него дошло, он неуверенно оглянулся. Женский туалет был в самом конце коридора.
— Слушай… давай это… — он подошел ко мне. — Давай я тебя отнесу. Ладно?
— Хорошо, но только до двери, — предупредила я. — Внутри я сама справлюсь.
— Как скажешь, — он пожал плечами.
Переборов неловкость, я обняла его за шею. Он поднял меня на руки и понёс.
От него приятно пахло мужским дезодорантом и чем- то ещё. Наверное, кремом для бритья.
Я усмехнулась себе под нос. Чтобы меня, наконец, мужчины (кроме Стаса) начали носить на руках, мне нужно было попасть в больницу с изрезанными в мясо ногами. Круто.
Когда он принес меня обратно, одна из медсестёр как раз поставила на прикроватную тумбочку пластиковый поднос с завтраком. Я перекусила и взялась за блокнот. Я выпросила его у медперсонала, а также ручку. Я любила рисовать ручкой. Не карандашом, а именно ручкой, простой, шариковой ручкой, желательно, чёрной.
Я старательно воспроизводила на листе бумаги все виденное и запомнившееся из последнего воспоминания. Рисованного ковбоя пришлось перерисовывать. Он не сразу у меня получился таким, каким был в видении.
Когда я уже заканчивала рисовать, дверь в палату открылась, и медсестра с каштановыми кучеряшками сообщила:
— Лазовская, к тебе посетитель.
Я обрадовалась, решив, что это Стас. Но вошедший в палату мужчина не был Корниловым. Это был среднего роста крепко сложенный мужчина. У него были короткие, седые волосы, поблескивающие очки с узкими линзами и испытующий, ледяной, недобрый взгляд. Он был весьма немолод, но при этом двигался непринужденно. Годы не заставили его согнуться под своей тяжестью. Он сохранил военную выправку и такую же воинственную осанку.
— Добрый день, — произнес он сочным баритоном.
— Добрый, — слегка настороженно ответила я.
Он чуть заметно улыбнулся.
— Я полагаю, вы Вероника Лазовская?
— Да, — кивнула я.
Кто это такой? Что ему нужно? Откуда он меня знает? Эти вопросы, как резиновые мячики, беспокойно прыгали и метались у меня в голове.
— Позвольте представиться, — он подошел ближе.
Я внутренне инстинктивно напряглась.
— Генерал Антон Савельев. Можно просто Антон Спиридонович. По глазам вижу, что ты слышала обо мне.
Я молча кивнула. До сих пор мне не доводилось видеть в глаза начальника Стаса.
— Нам нужно поговорить, Вероника, — Савельев произнес это с нажимом и долей сожаления в голосе.
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Четверг, 19 июня
— Да проститутка она была! Тьфу! Смотреть противно было!
— Да-да!… Я помню… Как Кеша из дома, так к ней сразу приходили всякие мордовороты…
— А ещё такой… высокий такой блондин часто заходил…
— Подождите, — Стас прервал негодующий поток речей местных старушек из дома, где раньше жила семья Хазиных.
Он достал ту самую смятую фотографию с Викентием Хазиным, Демидом и неизвестным блондином, у которого на рубашке заметен ремень пистолетной кобуры.
— Посмотрите, пожалуйста, — Стас показал пожилым матронам из подъезда Хазиных старую фотографию. — Этот человек, вот справа, он приходил к Марии Хазиной в отсутствие мужа?