— Да, спасибо.
Стас дал отбой и все-таки поехал в школу. Рита может о себе позаботиться. В конце концов, она знает, чья она жена. К тому же в доме есть оружие, и Рита умеет им пользоваться. Стас её научил.
Впереди показались яркие знаки дорожных работ. Путь вновь был прегражден.
— Да вашу ж мать! — прорычал Корнилов.
Он оглянулся. Сзади кто- то агрессивно просигналил. Корнилов резко развернулся и, переехав тротуар, рванулся в жилой двор. Он старался не спешить, не хватало кого-нибудь сбить по пути. Но Стас вряд ли бы остановился, случись такое. Сейчас никто и ничто не имело значения, только Алина. Только его дочь, её жизнь.
Он гнал вперёд, петлял по дворам. Автомобиль пугал людей, вслед неслись ругательства. Корнилову было всё равно, он просто торопился успеть. Его поглощал неистовый ужас при одной только мысли…
Нет! Нет! Он успеет! Он обязан успеть! Отчасти он, конечно же, надеялся на людей Аспирина. Возможно, кто-то из них ближе, кто-то сможет прибыть намного раньше. Стас пытался дозвониться до Алины. Тщетно, дочь не брала трубку.
Ядовитые зубы тревоги и страха впились в душу Стаса. Стас гнал прочь пугающие мысли, но они непрестанно одолевали, тяготили, страшили его, внушали ужас, смятение, растерянность.
Когда впереди показался тупик, Стас рыкнул ругательство, круто развернул внедорожник и сшиб хлипкий металлический забор из проволоки. Люди неподалеку бросились врассыпную. Стас переехал широкий, большой стадион, рванул в другой двор, выскочил на проезжую часть.
Зеленая маршрутка резко затормозила, возмущенно просигналила. Корнилову всё это было побоку. Он всей своей сущностью неистово рвался вперёд, его подстёгивал страх за Алину. Он не мог допустить этого… не мог допустить того, чтобы кто-то отнял самый главный смысл его жизни… Не мог… Не допустит.
Едва оказавшись во дворе музыкальной школы, он стремительно выскочил из машины, ворвался в здание, взлетел по лестнице, распугивая встретившихся людей. Вслед ему кто-то крикнул нелестное определение. К чёрту, это не важно. Ничего не важно. Никто не важен. Только Алина. Только её жизнь.
Он остановился на третьем этаже, лихорадочно вспоминая, какой был номер кабинета, где занималась Алина. Вспомнил, бросился на следующий этаж.
Здесь он подскочил к кабинету, из которого звучала скрипка, резко распахнул дверь.
Алина и стройная женщина в длинном темном платье обернулись к Стасу.
— Станислав Леонидович… — удивленно проговорила преподавательница уроков по виолончели.
Она поправила очки, шокировано глядя на Стаса. Алинка тоже выглядела смущенно и глазела на отца с легкой опаской. Стас, тяжело, свирепо дыша, смотрел на них несколько секунд, затем опустил взгляд, закрыл глаза. Он чувствовал охвативший кожу лица неприятный жар и шальной стук сердца в груди.
— Пап? — Алина встала со стула, подошла к нему. — Пап, ты чего?
Стас взглянул на неё, улыбнулся устало и вымученно, а затем прижал дочь к себе, крепко, с чувством, надолго.
Полицейские, которых послал Аспирин, приехали позже, как обычно, но Стас был им благодарен. Он приказал экипажам ППС оцепить район.
Когда приехал сам генерал Савельев, на месте уже было несколько десятков полицейских машин. Сотрудники МВД спешно оцепляли сразу несколько кварталов. Прохожих разгоняли, убедительно просили покинуть территорию или зайти, вернуться в помещение. Всех очень тщательно проверяли.
Подтянулся спецназ. Вызвали не абы кого — два подразделения СОБРа.
Сверкали полицейские мигалки, нарастало всеобщее напряжение и тревога.
Полицейские прочесывали улицы.
И конечно же, через некоторое время подтянулись репортёры. Приехали сразу несколько автомобилей. Несколько кварталов сосредоточили на себе внимание всего города, а через некоторое время и всей страны.
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Четверг, 19 июня
Я читала новости. Планшет, который мне подарил Стас, оказался очень кстати.
Интернет бурлил от сообщения, что лица, размещавшие фотографии обнаженных девочек в открытом доступе, были задержаны сегодня днём. Я попыталась найти детали этой новости. На одной из ссылок неожиданно наткнулась на лицо Сени Арцеулова.
— Ну понятно, — вздохнула я. — Всё-таки выбили из Неклюева сведения.
Мне не было жаль засранца Неклюева, да и Сеню осуждать не хотелось. Но… выводы я сделала. Хотя… Можно подумать, я этого не предполагала.
— Тихо! Сделай еще погромче! — раздался из коридора оживленный голос.
— Тихо все!
— Да замолчите там… Романтика ловят…
Романтика?! Это было немыслимо. Он сейчас должен был забиться поглубже и сидеть в тишине после вчерашнего! Он, конечно, психопат, но не идиот и не кретин. Не будет он такую глупость делать! Но, когда имеешь дело с такими, как Романтик, до конца нельзя быть уверенным ни в чем.
Я просмотрела новости в гугле. Перешла по первым ссылкам. Мне открылось видео.
— Мы находимся в самом центре событий! — быстро и как-то восторженно заговорила рослого вида журналистка с соломенным цветом волос. — Несколько кварталов Пресненского района плотно оцеплены полицией! Задействованы несколько десятков полицейских экипажей! На месте присутствует спецназ, медики и аварийно-спасительные службы. Сейчас мне сообщают, что полиция не поскупилась поднять вертолёт. Назревает что-то серьёзное! Неужели сегодня мы увидим, как наконец будет задержан Романтик?!
Видео закончилось. Рядом была ссылка на стримы в прямом эфире. Но я не стала переходить туда. В моей голове метались противоречивые мысли и мнения. Какого черта он делает?! Если Романтик, действительно, настолько сбрендил, что решил вообще не останавливаться, то… Странно. Это никак не вяжется с его стремлением собрать свой букет.
Если его поймают… Чёрт, не понимаю я его! Неужто он так взбесился, что мы не дали ему убить всех трех пленниц?! Неужели из-за этого задумал новое убийство! Быть того не может! Меня одновременно обуревали тревога, возмущение и раздраженная растерянность. Кажется, я переоценила себя, думая, что могу понимать Романтика, хотя кое-какие основания для этого у меня есть, как ни крути.
Я всё-таки перешла на ссылку со стримом. На экране появились полицейские автомобили, перегородившие дороги. Сами полицейские разгоняли прохожих и кому-то что-то объясняли. Я видела прохожих, которые снимают происходящее на телефоны. Люди, несмотря на убедительные просьбы полиции, кучковались поблизости, переговаривались, обсуждали. Человеческое любопытство — источник бед и прогресса одновременно,
но в данном случае, жажда подробностей, новостей и сплетен.
Репортёров не пускали дальше границы области оцепления. Я вздохнула.
Поэтому все, что я могла видеть на стриме — это полицейские автомобили, кучки любопытных зевак и мечущиеся вдалеке фигурки сотрудников МВД.
Я отложила планшет, позвонила Стасу. Корнилов не сразу взял трубку.
— Ника, я перезвоню попозже, — ответил он.
— Эм… ладно, — проговорила я, когда он уже положил трубку.
Что у них там происходит? Неосведомленность вызывала у меня опасения и тревожные предположения. В голове испуганной стаей метались мысли. Беспокойство рвалось из груди, распирало ребра и давило на позвонки.
Дверь в палату открылась, заглянул полицейский. Я подняла на него взгляд.
— Здесь сейчас будут убирать… — сообщил он. — Тебе бы побыть где-нибудь в другом месте. Ты не против?
Я слегка приподняла брови.