— Пусти! — простонала я, не в силах терпеть. — Пожалуйста! Пусти! Пусти! Стой…
— Заткнись!!! — он резко встряхнул меня за волосы.
Я ахнула, задохнулась от рвущей, пульсирующей боли на коже головы. Под дулом пистолета Демидов заставил всех отойти. Врачи, медсестры и санитары — все стояли с поднятыми руками.
— Не двигаться! Не двигаться! — повторял Демидов с неистовой одержимостью.
Он ногой открыл один из кабинетов, затащил меня, зашел сам и быстро закрыл дверь.
Он отшвырнул меня, я плача сжалась на полу. Боль поглощала меня, саднящая боль обжигала всю кожу головы и проникала глубже. Болели ушибленные ребра и бедро, болевыми схватками пульсировали ступни ног. Я держалась руками за голову. Крепко зажмурив глаза, я тихо, почти бесшумно плакала, пытаясь справиться с бесконечной болью. Похоже, боль вместе с ужасом, страхом и омерзением становится моим спутником и наиболее частым противником.
Демидов придвинул к тяжелой двери процедурного кабинета шкаф с биксами, лекарствами и прочим медицинским инвентарём. Сам устало прислонился к стене и медленно сполз по ней. Он, удерживая в одной руке пистолет, прижал тыльные стороны ладоней к лицу.
— Всё должно было пойти не так, — простонал он. — Не так… Чёрт! Чёрт! Вашу мать! Всё должно было быть не так!
Он с ненавистью выкрикнул ещё несколько ругательств. Я тихо, медленно приподнялась, взглянула на него. Он был доведен до крайней степени отчаяния. Я опасливо, со страхом наблюдала за ним и боялась дышать и шевелиться. Он, этот запуганный, в конец спятивший от горя полицейский, сейчас опаснее Романтика. Он совершенно не контролирует свои эмоции.
Сомневаюсь, что его поведение сейчас может быть хотя бы наполовину осмысленным. Он в панике и в данный момент почти невменяем.
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Четверг, 19 июня
— Всё хорошо, мам… Да, папа рядом. Я тебя тоже…
Алина улыбнулась, держа мобильный телефон возле уха. Стас сидел рядом, сложив руки на груди, глядя вперёд на возвышающиеся дома и уличные дороги. Корнилов ждал. Он ожидал результатов облавы, хотя, откровенно говоря, Стас не верил. Обдумывая сейчас всё происходящее, он осознавал, что кто бы ни прислал розы его жене и дочери, это был не Романтик. Ему сейчас не до этого. После того, как Ника сорвала ему запланированное торжество и уменьшила масштаб его мести, вряд ли Романтик пребывает в душевной гармонии. Очень вероятно, что он страдает, злится и пытается достать зубами до локтей. А вдруг случится чудо, и он застрелится…
В стекло дверцы постучали, Стас поднял взгляд, увидел Аспирина. Взгляд у генерала был раздраженный и угрюмый. Стас вышел из автомобиля.
— Задержали несколько человек, — сообщил Аспирин. — Думаю, тебе стоит взглянуть на них.
— Хорошо, но… — Стас оглянулся на дочку, сидевшую в автомобиле.
Он открыл дверцу, Алинка выглядела обеспокоенной.
— Олененок, мне нужно отлучиться, но ты не бойся, я буду недалеко.
— Папа… — жалобно проговорила Алина.
Стас смотрел в её глаза. Его грызла совесть и сострадание к дочери, к её страхам.
— Товарищ генерал, могу я попросить какую-то охрану?.. она запугана…
Аспирин жестом подозвал двух бойцов СОБРа, что стояли возле своего автомобиля.
Те неспешно подошли, держа в руках автоматы.
— Эта девочка — возможный объект покушения. — сказал он, указав на Алину. — Мы отойдём, а ваша задача и близко никого, кроме майора Корнилова или меня, не подпускать. Ясно?
— Так точно, — отозвался один из бойцов.
Стас снова взглянул на дочь, показал пять пальцев на правой руке и два на левой. Семь минут. Алинка коротко кивнула. Стас окинул взглядом спецназовцев. Те нерушимыми, грозными статуями замерли по обе стороны от машины.
Ощущая, как сжимается сердце, Стас вместе с Аспирином направился к автозаку, стоявшему в полусотне метров через дорогу. Передвижной СИЗО сторожили двое вооруженных автоматами полицейских. Аспирин пропустил Стаса вперёд. Они поднялись внутрь, остановились у дверей.
— Посмотри, — велел Савельев. — Это может быть кто-то из них.
Стас обвёл взглядом восьмерых задержанных. Видок у всех был более, чем подозрительный.
Первый — полноватый мужчина в старом, поношенном спортивном костюме синего цвета. На щеках трёхдневная щетина, взгляд пустой, равнодушный и отсутствующий.
Второй — лысый крепыш с татуированными плечами и колючим дерзким взглядом, на его губах застыла самодовольная ухмылка.
Третий — мужчина в клетчатой рубашке с взъерошенными темными волосами, сутулый, взгляд жалобный, боязливый.
Четвёртый — длинноволосый парень с бледным лицом и запавшими глазами. На шее поблескивает цепь с каким-то амулетом.
Другие тоже выглядели неприятно, отталкивающе и даже пугающе, но никто, Стас был в этом уверен, никто из них не был Романтиком.
— Ладони кверху, — приказал он им.
Задержанные нехотя выставили ладони вверх. Стас прошелся мимо каждого из них, внимательно осмотрел их руки. Вернулся к Аспирину.
— Его здесь нет, — сухо сообщил он, когда они вышли на улицу и немного отошли от автозака.
— Почему ты так уверен? — Савельев остановился и посмотрел на Корнилова.
Взгляд его был чуть прищуренным, сосредоточенным.
— Не беря в расчёт, что никто из них не подходит по комплекции, которая мне известна, — ответил Стас. — у них руки не садоводов.
— Интересно, Стас, — хмыкнул генерал Савельев. — Просто ради любопытства… какие же должны быть руки у садовода?
— Порезы, царапины, опрелости на коже и прочие дефекты и поражения, связанный с практикой садоводства. — устало ответил Стас.
— Тебя не смущает, что большинство людей работает в перчатках? — сердито спросил генерал.
— Не смущает. — ответил Стас. — Перчатки не гарантируют перманентную защиту от всего, выше перечисленного.
— Уверен?
— Я видел руки Фабиана Армана, на них полным-полно и царапин, и мозолей, следов уколов от шипов роз и тому подобных отметин.
— Это всё?
Стас пожал плечами.