— Тебя отвезут домой, — Стас улыбнулся дочке. — Вы с мамой будете в безопасности.
— А ты? — спросила Алинка тихо, грустно и опасливо.
— А я… — Стас чуть скривил губы. — Постараюсь быть осторожным.
— Обещаешь?
— Обещаю, — вздохнул он.
При этом Корнилов не сомневался, что дочка твёрдо знает — обещание он не сдержит.
Пока Стас мчался к сто восьмидесятой больнице, он думал о том, что забыл.
Забыл, что помимо ответственности за свою семью, у него есть, как ни крути, ответственность за Нику. Да, эта светловолосая девочка с искристо-синими глазами ему не родная… Но она же, чёрт возьми, дороже и ближе ему всех его друзей и почти всех родственников. Стас подумал, что Ника о нём лично знает больше, чем… даже больше, чем Рита. А потом подумал, сколько раз Ника была в опасности из-за него. Добровольно.
Сколько же ещё его совести нужно грызть его душу, чтобы до него наконец дошла простая и очевидная мысль: он должен её оберегать, защищать и… быть с ней. Возможно, иногда даже больше, чем с семьей, потому что… Ника всё это для него делает, и даже больше. Стас ненавидел себя в эти мгновения. Когда повеяло реальной опасностью, он бросился спасать жену и дочь. Но забыл про ту, что за последнее время больше всех разделяла с ним все опасности и трудности самых тяжелых уголовных дел.
Корнилов успел подумать, что он был бы не против… удочерить её. И Рита, наверное, даже согласилась бы, особенно узнав всю правду. Вот только Ника никогда не согласится на это. Хотя бы потому, что любит и своего дядю, и… отца, который вряд ли когда-то выйдет на свободу.
Впереди показалось здание больницы. Стас прибавил скорости, на правила ему сейчас было так же плевать. Здание больницы опустело. Народ выгнали на улицу и оттеснили за пределы больничного двора. Вокруг столпилась масса любопытствующего народа.
Стас ринулся ко входу. Оказавшись внутри, быстро поднялся по лестнице.
На третьем этаже было четверо полицейских, обычные патрульные.
Увидев Стаса, они обернулись.
— Сюда нельзя, — сказал толстый, уже седеющий мужик с погонами прапорщика.
Стас молча показал ему удостоверение.
— Проваливайте, — беззлобно бросил он.
— У нас приказ и… — начал было толстяк.
Стас оглянулся, внимательно посмотрел на него. Тот опустил взгляд, приложил руку к бейсболке со значком.
— Есть, — нехотя проговорил он.
Все четверо полицейских направились прочь. Стас услышал, как они спускаются по лестнице. А потом стало тихо. Тишина на этаже воцарилась почти идеальная, монолитная, нерушимая. Только через открытые окна сдуновениями ветра влетали звуки города и людских голосов. Стас без труда обнаружил дверь, за которой прятался тот самый полицейский, или кем он там был на самом деле.
Корнилов остановился у двери, прислушался. Затем осторожно постучал.
— Кто там?! — вскрикнул из-за двери срывающийся голос.
— Уголовный розыск, — ответил Стас. — Майор Корнилов. Я полагаю, у тебя есть, что мне сказать.
Молчание. Стас ждал. Тревожное наитие требует, чтобы он спросил про Нику.
Стас этого не делает. Если он покажет, что она ему дорога, ей конец. Этот псих убьет её, даже зная, что сам за это сядет на всю жизнь.
Стас не сомневался, что это не Романтик. Он прикинул, кто мог бы желать отомстить ему. Выходило, что потенциальных врагов немало. Вряд ли это был кто-то из родственников преступников. Большинство тех, кого Стас посадил, или не имеют родственников вообще, или же прокляты этими родственниками до конца своих дней.
Вторыми в этом списке идут родственники жертв. Конечно, это мог быть кто-то из тех, кто потерял близких от рук убийц, которых оперативно-следственная группа Стаса не поймала быстро и сразу. Это могли быть родственники Яны Долгобродовой, Богуславы Мартыновой и других жертв. Но более вероятной выглядела версия с кем-то из родных Зориных. В частности, Дарьи Зориной, жены и матери Бориса и Ирины Зориных.
Стас сперва подумал о самом Борисе. Но муж Даши, по словам того же Домбровского, был так счастлив увидеть дочурку Иру и так рассыпался в словах благодарности… Вряд ли он. Ему больно, он пережил трагедию, которую вряд ли когда-то забудет полностью, но он бы не стал, ему не до этого. У него есть Ира. Маленькая дочка, которая теперь в большей степени, чем раньше, занимает все его время, мысли и всю его жизнь. Нет, это не он. Значит, близкий родственник: отец, дядя… или брат.
Стас вздохнул. Постучал ещё раз.
— Ты слышал меня? Как тебя зовут, парень?
— Тебе лучше помнить, как звали мою сестру! — провыл злой, страдальческий голос из-за двери.
Корнилов тихо выругался. Парень помешался на почве гибели сестры, нашел виноватого, и преобразил свои душевные страдания в ненависть и месть.
Он обязательно должен отомстить за свою боль, за свои бесконечные, душевные страдания, за свою горечь, за свое… разочарование?
Кажется, Ника была права, когда объясняла причину мести людей, подумал Стас. Они ищут утешения, и делают это ради себя, а совсем не для тех, ради кого, по их мнению, они мстят.
— Послушай, — попросил Стас. — Я вряд ли когда-нибудь забуду Дашу Зорину. Она, как и другие жертвы, всегда останется со мной. Понимаешь? Ты хотел это услышать? Ты думал, я не запоминаю тех, кто умирает от рук преступников? Ты ошибаешься…
Удар в стену.
— Это вы все ошибаетесь! — Снова удар, и ещё один. — Вы! Вы! Вы-ы-ы!!!
Череда звучных тупых ударов в стену.
Стас выждал. Затем спокойно, мягко и участливо спросил:
— И чего ты собираешься добиться? А? Справедливости? Какой ты её видишь?
Молчание. Стас прислушался. Кажется, он слышал протяжные всхлипы.
— Ты думаешь, если ты причинишь боль мне или тем, кто мне дорог, ты почувствуешь себя лучше? Спешу тебя огорчить…
— Я хочу, чтобы ты тоже страдал! — прорычал голос из-за закрытой двери. — Как я!
— Не получится. — засмеялся Стас. — Ты думаешь, ты один такой? Мститель…
— Что ты хочешь сказать? Что тебе тяжелее, чем мне?! Да?!
— Нет, — пожал плечами Корнилов. — Только то, что твои страдания и мучения, в сравнении с тем, что переживает кто-то другой, могут оказаться куда менее тяжелыми.
— Я потерял сестру!
— А мог ещё потерять и племянницу! — повысил голос Стас. — А девочка, которую ты взял в заложницы, рискуя жизнью, спасла её! Слышишь! Знаешь, что Романтик сделал?! Нет?! Он заставил её идти по битому стеклу! Её и твою шестилетнюю племяшку. И она её вынесла. Слышишь?! Вынесла оттуда твою племянницу. И так ты хочешь отблагодарить её за спасение? Ты уверен, что это правильно?!