— Память? — шепнул он с дрожью. — Что ты… Что ты имеешь ввиду?
Я нервно сглотнула и проговорила:
— Ты не хочешь ценить её жертвы… ради той, кто для неё была дороже всего в жизни. Почему? Ты же любишь её не как брат сестру, ты… Ты желал её… Так ведь?
Его лицо отвердело.
— Да, — проговорил он жестко. — Желал. Да. Желал. Да.
Он несколько секунд сидел, цедил слова с паузами. И едва заметно покачивался из стороны в сторону.
— Она знала об этом, догадывалась. Но я никогда… Только раз…
Он зло усмехнулся.
— Я попробовал… Я… Я поцеловал её… Я…
— Она отвергла тебя? — спросила я сочувственно.
Он нервно кивнул, снова вытер глаза, вздохнул и вдруг встал. Спрятав пистолет за пояс, он отодвинул шкаф в сторону и, прислонившись к двери, сказал:
— Эй… Корнилов!
— Да?
— Я выхожу… — тут он навел пистолет на меня. — Мы выходим.
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Четверг, 19 июня
Стас отошел от двери. Свой револьвер он положил на пол, на самое видное место. И когда дверь начала открываться, поднял ладони и сделал три больших шага назад.
— Давай, — услышал он. — Иди…
— Я не могу! Мне больно! — Стас услышал голос Ники.
— Шевелись!
Он вытолкал её первой. Стас встретился с ней взглядом, чуть улыбнулся. Затем увидел кровь в уголке её рта. Корнилов почувствовал прилив злости, но тут же подавил его. Он ободряюще подмигнул Нике. Лазовская выглядела раздраженной, но запуганной. Её одновременно бесила, злила и пугала вся происходящая ситуация, но девчонка держалась хорошо, даром что совсем дитя. В конце концов, подумал Стас, пистолетом в неё тычут тоже не в первый раз.
Следом за Никой вышел он, брат Даши Зориной, Александр. Глядя на его покрасневшие глаза, трясущиеся губы и подрагивающие руки, Стас понял, что ситуация куда хуже, чем обычно. Брат Зориной в данный момент лишь частично сохранял вменяемость.
Стало понятно, почему Ника и зла, и напугана. Она может видеть его воспоминания, но не знает, как их использовать. Обычно ей требовалось обсудить приятные моменты из жизни преступника (или свидетеля) с ним самим и проявить сочувствие, и человек готов был выложить все, что знал или сдаться полиции. Не всегда, но достаточно часто.
А тут Ника, видимо, попробовала его уговорить, но получила по зубам. Стас успел подумать, что, возможно, именно это её и разозлило. Лазовская добрая, правда, очень добрая, жалостливая и искренняя девочка. Но она не терпит, когда её унижают или задевают её гордость. Близким она простит почти всё, но чужаки, посмевшие её ударить, могут дорого за это заплатить.
— Спокойно, — сказал Стас, глядя в глаза Александра. — Я без оружия. Вот, видишь?
— Ага, — кивнул в ответ брат Даши. — А теперь подними-ка свой револьвер. Давай!
Он приставил пистолет к затылку Ники.
— Взял! Быстро!
Эхо голоса разлеталось по пустым коридорам больницы.
— Хорошо, хорошо, — Корнилов неспешно приблизился к револьверу.
У него мелькнула мысль застрелить Александра сейчас. Но Ника была почти на линии огня. Стас не хотел и не мог ею рисковать. Он медленно присел на колено, взял револьвер.
— А теперь, — прошептал Александр, лихорадочно сверкнув глазами. — Теперь достань все пули, кроме одной.
Эпизод восьмой
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Четверг, 19 июня
Стас застыл, услышав требование Демидова. Я с трепещущим сердцем, испытывая нервирующую тревогу, наблюдала за ним. Что задумал Александр? Чёрт! Нельзя позволять ему брать инициативу в свои руки! А что я могу сделать? Дёрнусь — он меня пристрелит!
— Доставай! — снова прикрикнул Демидов. — Давай!
Стас успел перехватить мой взгляд и быстро подмигнул мне. Он открыл барабан револьвера. Осторожно вынул одну пулю, затем другую. Он скидывал их на пол. Они бились об пол с гулким звоном и отскакивали прочь. Я смотрела на него и сосредоточенно гадала, что он задумал. Я не ощущала прикосновения пистолета к моей голове, но я чувствовала странное и неприятное давление в той части затылка, куда он целился. Как будто кто-то с усердием давил туда указательным пальцем. Я слышала его свирепое, злое и подрагивающее дыхание. В стопах моих ног беспокойно вздрагивала боль. По спине стелился неприятный, сковывающий жар. Вместе с ним меня наполняло угрожающее ощущение зависимости моей жизни и судьбы от прихоти взбалмошного, частично свихнувшегося Демидова.
Крайне неприятное чувство, когда твоя жизнь похожа на хрупкий волосок, зажатый в дрожащих пальцах неадекватного типа. Я старалась держать себя в руках, но паника и электризующее напряжение брали своё.
Стас выпрямился, держа револьвер в руках. Взгляд у него был решительный, но смиренный.
— Что дальше? — спросил он с кривой полуухмылкой.
— А дальше мы поиграем, — прошипел за моей спиной Демидов.
От его слов меня охватила предательская дрожь.
— И во что, интересно? — спросил Стас.
— В русскую рулетку. Ты по очереди целишься в себя и в неё.
Он ткнул мне пистолетом в затылок, тычок был болезненный.
Что такое русская рулетка? Я где-то уже слышала это выражение… Я с опаской посмотрела на Стаса. Он отвечал мне спокойным, ничего не выражающим взглядом.
Тем, кто лично не был знаком с майором Станиславом Корниловым, могло показаться, что он действительно преисполнен флегматичного спокойствия.
Но я знала его достаточно хорошо, чтобы видеть его истинное настроение и эмоции.