― Ты из тех девушек, которые заставляют парня делать что-то опасное, например, садиться в машину к незнакомке? ― спрашивает он, но в его голосе я слышу насмешку. Он считает меня слишком слабой, чтобы представлять опасность для него.
― Ты можешь уйти.
Я отпускаю его галстук, направляясь в сторону парковки, и он ускоряет свой шаг, следуя за мной.
― Мне нечего бояться. Уверен, я смогу тебя уложить.
Я сдерживаю насмешливое фырканье.
― Малыш, я обещаю тебе, что ты не выживешь с такой девушкой, как я.
Глава 14
Я не верю в бессмертие личности;
я считаю этику исключительно человеческим делом
без всякой сверхчеловеческой власти за ней.
А. Эйнштейн
Лана
«Тише, малышка, не говори ни слова. Мама купит тебе сойку-пересмешницу. И если эта птица не запоет, мама купит тебе бриллиантовое кольцо» (прим.: текст из колыбельной «Hush, Little Baby»).
Песня едва слышна в подвале. Я отхожу в сторону, когда Лоуренс начинает медленно выходить из бессознательного состояния, и, с восторгом наблюдаю в тени, как множество эмоций сменяются на его лице.
Замешательство. Удивление. Понимание. И мое любимое ― паника.
Он борется с цепями, которые широко разводят его руки и фиксируют его в воздухе. Это прекрасное положение, чтобы умереть. Кроме того, человек в такой позе чувствует себя слабым и беззащитным, ведь он растянут и неподвижен.
Уж я то знаю.
Песня сменяется, и «Ring Around the Rosy» начинает звучать тем жутким детским голосом. Я люблю трахать им мозг.
― Кто ты, черт возьми? ― кричит он изо всех сил, пока я остаюсь в темноте.
Свет над его головой помещает его в круг света, освещая подвешенное тело и цепи, свободно свисающие перед ним. А я жду прибытия второго действующего лица.
Как только мы подошли к моей машине, я дважды ударила его головой в боковую дверь. Убедившись, что он отрубился, я засунула его тяжелую задницу в багажник. У него плотное тело и крепкие мускулы, и я не ожидала, что он будет таким тяжелым.
Но усилия того стоили.
Синяки красиво группируются возле его глаз и лба. Я уверена, что шок вывел его из бессознательного состояния быстрее, чем обычные удары по щекам.
― Где ты? Где, бл*ть, я нахожусь? ― рявкает он, тщетно сопротивляясь и заставляя цепи греметь.
Он дергает головой из стороны в сторону, пытаясь увидеть хоть что-то во тьме. Но все, что он может увидеть вокруг ― четыре каменные стены огромного подвала. Это жутко.
Я должна была придумать более страшные места казни давно, потому что мне нравится, как их тела застывают в ужасе.
Сейчас я одета во все черное. Красной помады нет, как и парика, который был на мне. Каблуки я заменила на мужские ботинки с особенным мыском, которые специально для меня разработал Джейк. Эти ботинки оставляют после себя следы большого размера от пятки до пальцев.
Я сегодня без рюкзака. Он не нужен для этой части, так как мои следы не видны на каменном полу. Тем более что пол под моими ногами скоро будет окрашен в два оттенка красного, когда я разрисую все четыре стены их кровью.
― Бл*ть! Кто-нибудь ответьте мне! На помощь! ― ревет он. Но его встречает лишь тишина.
Старый дом Тайлера находится в глуши. Это идеальное место для убийства. Мне было бы трудно воплотить мои планы в квартире Лоуренса, так как он делит ее с соседом.
Жена Тайлера уехала из города после ссоры с мужем. Я анонимно помогла ей наткнуться на текстовые сообщения Дениз. Тайлер предполагает, что Дениз из ревности сдала его жене. Его жена думает, что он склизкий мудак ― ее слова ― и она в ярости.
В настоящее время я отслеживаю ее по телефону-клону Тайлера.
Лоуренс продолжает кричать. Но в подвале тихонько играет «The Wheels on the Bus», заглушая его завывания.
Спустя несколько часов его голос охрип. Он злится на себя, когда, наконец, опорожняет свой мочевой пузырь. Это первый шаг унижения. Это первый шаг к лишению достоинства. Они всегда мочатся и гадят под себя.
Улыбка изгибает мои губы.
Ублюдок сыплет проклятиями, когда первая слеза стекает из его глаз. Он скован и растянут, не в силах вытереть ее. Я хочу все его слезы. Хочу все его страдания и ужас.
Я хочу, чтобы он пал до такой степени, что у него не осталось бы ничего, кроме позора и унижения. И тогда настанет время для его криков.
Спустя еще час он окончательно ломается. Яростно всхлипывая, он снова теряет контроль над мочевым пузырем и писает в штаны. Его джинсы темнеют, и запах расползается по всему подвалу. Это запах мести.
Он без рубашки, и я вижу мурашки на его коже. Чем сильнее он замерзнет, тем больнее потом при получении ударов.
― Сучка плачет, ― говорит Морган, посмеиваясь себе под нос. Одинокая слеза катится по моей щеке.
Меня удерживают за руки, и я не способна стереть ее, поэтому пытаюсь закрыть свой разум и блокировать всю боль.
― Эти слезы тебя не спасут, шлюха, ― говорит Лоуренс прямо мне на ухо. ― Умоляй меня остановиться.
― Пожалуйста… пожалуйста, прекрати, ― я слышу, как плачет мой брат.
― Один умоляет, ― объявляет Тайлер, смеясь как гиена.
Внезапно, у меня получается освободиться от хватки Тайлера. Я кричу и бью кулаком по лицу Лоуренса.
― Чертова сука!
Он продолжает сидеть верхом на мне, ловя и прижимая мои руки к земле.
― Придержи эту чертову суку, или я позволю ей вырвать тебе глаза, когда придет твоя очередь!
Тайлер выплевывает проклятия. Я плачу, когда мои руки впечатываются в жесткую поверхность тротуара, и чувствую, как начинает идти кровь. Я сосредоточена на этом, а не на том, что Лоуренс делает с остальной частью моего тела.