Странные существа — люди. Такого в них накручено-наверчено, что просто диву даешься! Ладно бы там… физиология. Там примерно все одинаково… ну — плюс-минус. За явными перекосами в ту или иную сторону.
А вот с психологией как быть? Менталитеты разные, мировоззрения, характеры опять же! Взять к примеру — разницу в психологии мужчин и женщин. Принято считать, что женщины живут эмоциями, а мужики — головой. Так ведь и там тоже… очень все не просто. Принято считать, ага! А иногда такие «взбрыки» попадаются!
С женщинами вообще все сложно! Оставим их…
А с мужиками? И там тоже. Пусть и более понятнее, чем у этих… «кошек» с другой планеты, но тоже…
Вот к примеру — различия в возрастном восприятии. Как по-разному чувствуют и мыслят мужские особи разного возраста! Про отношение к женскому полу, например… В юности и молодости понятие женской красоты, оно такое — довольное широкое! А вот с возрастом, с опытом? Уже довольно требовательны становятся мужики. У каждого свое видение, свой вкус. И если в молодости большинство особей противоположного пола вызывали интерес, то зрелые мужички чаще всего носы воротят: то не так, это — не эдак! И все реже проходящая мимо красотка вызывает интерес. Может… лень? А то так — взглядом проводил: «Ага! Ничётак!» — и все!
Да ладно, эти… оттенки серого!
К миру вокруг относятся же по-разному! Вот… времена года, ну и погоды всякие. Весной молодой мужчина — весь в предвкушении: природа расцветает, воздух пьянит, женщины — сняли закрытую верхнюю одежду, и все более и более красивы!
Мужик же в возрасте думает: «ага… сквозняки эти… сырые, блин! Колени ломит, локти ноют! Вместо снегов идут дожди, и ведь всегда — в самое неудобное время, черт их возьми! И эти… еще… раздеваются! И чего? Вот же дуры-дурами! Еще «дубак» такой по утрам, а они — разделись уже! Вот простудят там себе… почки-придатки разные, а будущему мужу потом лечи их, по врачам, да по санаториям вози, деньги трать! Да и разделись-то… какие-то вещи… дурацкие! Вот раньше-то — юбки короткие, ножки стройные! А сейчас… унисекс мать его! Худи разные, штаны безразмерные! Худи Вам надо, а? И тату эти… Как жулики матерые, хожалые, чес-слово!».
Лето… «Лето — это маленькая жизнь»! И летом для юноши или молодого повесы — ах какая пора! Девушки уже мало того, что разделись предельно, но уже и подзагореть успели — чудо как хороши! И погода — шепчет! С друзьями-приятелями-подружками — на дачу, на речку, на море! Пляжи! И красотки — опять же! Шикардос!
А у мужика?
«Бля… жара-то какая? Ну чего оно так печет, а? А не печет — так духотища! И давление подскочило, и сердце — покалывает! И дача эта… гребанная! А там… комары, мошки. Работы непочатый край! И только изредка — шашлычки, компания! Да и то — мегера эта шипит: «Эта рюмка — крайняя! Все! Хватит!». Или, как вариант — «Ну хватит это пиво уже лакать, как бык пойло! Сколько можно уже?! А перегар-то от пива какой противный!».
Осень… Осенью так здорово гулять в парке, или там — в лесу с подругой! Листья палые разноцветные! Запах пряный, чуть с горчинкой. И не надышаться им! И лучи солнца не жгут, а чуть ласкают через редкую, еще не облетевшую, разноцветную листву деревьев! Ах, как же хорошо!!!
И тут же, в мозгу пожилого «самца»: «Лету ожидаемо пришел «писец»! Сейчас дожди… опять колени-локти. Простатит, с которым уже сроднился… А потом — эта гребанная зима на полгода! Снегу навалит — не пройти, не проехать! Морозы эти… Млять!».
А первый снег? Как же жаль топтать его нетронутую белизну ботинками! Это же… кощунство! На первом снежку хорошо смотрятся только отпечатки детских ботиночек. Или же изящные следочки женских сапожек — как лисичка пробежала! Легкие такие следочки, почти летящие, невесомые!
А потом — бодрящий морозец, когда так здорово бежать по лыжне, навстречу только показавшемуся солнцу. И дышать-дышать этим прозрачным, звенящим, таким вкусным воздухом! А как хорош этот румянец на щечках девушек?! Это же… никакая косметика этого не добьется — так украсить щечки красавиц!
«М-да… все же — хорошо быть молодым!».
Косов писал очередной диктант, под четкий, негромкий голос Лидочки. А у самого какая-то отвлеченная философия в голове.
Учительница прохаживалась перед его столом, держа в руке раскрытую книгу, из которой и зачитывала некоторые отрывки. Косов повел взглядом за прошедшей мимо женщины.
«Определенно, она поправилась! И вот же ж… бедра какие, а?! Хоть и скрыты темной зимней юбкой, изрядной длины, но — при ходьбе явно видны! Попа… опять же!».
— Так… Написал, Иван? — Лида остановилась рядом с ним, сбоку заглянула в тетрадку, — Хорошо! Продолжаем!
«Низкое серое небо… Аустерлица… мать его! Уже рука неметь начала! Наверное, пора заканчивать, а?».
Но Лидочка продолжала ходить между рядами столов библиотеки, надиктовывая ему текст. Судя по всему, она уже давно «срисовала» его оценивающие взгляды, потому как иногда румянец накатывал на ее щеки. И глазами так поблескивает-поглядывает!
— Иван! Не отвлекайся! Нужно внимательно относится к занятиям! — и чуть улыбнулась!
«Внимательно… как же! Похоже, ей самой приятно его… определенное внимание!».
Она остановилась сбоку справа от него.
— Ну-ка, давай я посмотрю, что у тебя получается!
И, стоя рядом, пробежала глазами его писанину. Причем, бедром прижалась к его плечу!
«Ну и как тут быть внимательным?».
Не вполне отдавая себе отчета, Косов медленно опустил со стола правую руку и обнял женщину за бедра. Чуть поднял голову, увидел, как Лидочка, продолжая читать его диктант, улыбнулась. Осмелев, он осторожно прижал ее к себе.
— Нет, Иван! Я решительно не понимаю — как можно делать такие ошибки! — она наклонилась и красным карандашом стала что-то чиркать-подчеркивать.
«Ага… а попа у нее… ой как хороша!».
— Ну что ты делаешь, а? — это она шёпотом, — а если зайдет кто-то? Зачем ты так?
Косов, немного хрипловато:
— Ну кто зайдет-то, Лидочка? Если кто сюда пойдет… мы же сразу шаги в фойе услышим! А вот попа у тебя… мне прямо укусить ее хочется! Знаешь, как трудно удержаться!
— Совсем с ума сошел! Кусаться он еще вздумал! — женщина, улыбаясь, чуть отодвинулась от него, но только немного — движением подчеркнув неприятие такого развития ситуации.
Иван опустил руку, взял женщину под колено одной ноги, и чуть помедлив, повел руку выше, выше. Под юбку.
«Это, конечно, не чулки «фильдеперсовые», а рейтузы хлопковые, в «рубчик», но ощущения тоже — очень приятные!».
— Перестань! Теперь уже я не могу работать! Как я проверять буду? — но сама от него дальше не отходит.
И рука его уже натягивает ткань изнутри в районе бедра.
— Вань! Ну что ты в самом деле? Перестань!
— Тебе… не нравиться? — и морду так… невинно-обиженно!
— Не скажу! Ну… мы будем еще заниматься? Или ты устал?
Косов шёпотом:
— Так вот я руку сейчас и разминаю. Восстанавливаю кровообращение!
— У меня под юбкой? — женщина хихикнула.
— А там это делать… лучше всего! А приятно-то как! Ножки у тебя, Лидочка… просто — прелесть! А уж попа… у меня слов нет, красавица!
— Так… ну все! Разыгрался он! — Лида отошла от него в сторону, вынуждая прекратить интересное… путешествие.
— Раз уж настроение заниматься у тебя закончилось, вот что я тебе скажу, Ваня… Ты знаешь, у тебя неплохо выходит писать диктант. И почерк у тебя стал лучше, и грамотность. Только вот… внимательности не хватает. Ошибки эти… глупые! А так… «четверку» я бы тебе ставила, это точно!
— Ну… я надеюсь, что там, в училище, при поступлении, диктант нам будет диктовать не такая красавица, а значит и отвлекаться я не буду!
Женщина улыбалась, будучи довольной его комплиментом.
— Вань… у меня просьба к тебе будет. Если сможешь, конечно!
— Для тебя, красавица, все, что угодно! Все, что в моих силах!
— Ты знаешь… моему супругу дают путевку в санаторий, в Кисловодск. Путевка на двоих, вот… Ехать нужно уже через неделю. Мы пробудем там… почти до конца марта. Я попросила Лизу, чтобы присмотрела за домом, печи топить опять же нужно. Да! Котика кормить надо! Знаешь, какой у меня котик? Тихон Иваныч. Пушистый такой! Очень красивый! А уж важный какой! Его мой муж очень любит! Так вот… а Лизе одной боязно, наверное, ходить будет. Все же — три километра каждый день, туда-сюда. Ты не смог бы… провожать ее, а?
— Так… Лизу — провожать? И это — каждый день, да? Или два раза в день?
Немного не поняв его интонации, Лида начала уговаривать:
— Да нет же! Достаточно будет и раза в день, по вечерам! Котика накормить, печи протопить. Ну… посидеть там немного… пока печи не протопятся. Тепла будет хватать на сутки, у нас теплый домик!
«Ага… с Лизой, каждый день ходить в Лидин дом, топить печи, кормить кота. Чего не понятно-то? С Лизой… топить печи… сидеть там… часа по три, пока не протопятся!».
Его размышления, судя по всему, отразились на его лице.
— Ну… Ваня… Лизе же… боязно будет одной ходить.
— Да нет… я-то не против. А вот Лиза? Она согласна… со мной к тебе ходить?
Лидочка вильнула взглядом, покраснела.
«Все ты понимаешь! Чем это может закончится!».
— Н-у-у-у… да. Она согласна. Мы… так и договорились с ней!
Он встал… потянулся, разминая поясницу. Подошел к Лиде.
— А ты… ревновать не будешь?
Она опять отвела взгляд, снова зарумянилась:
— Ты о чем, Ваня? Я тебя не понимаю…
Косов приобнял ее за бедра и подтянул к себе:
— Ты же все понимаешь, да? Вы же… обсудили все риски такого… предприятия?
Она не отталкивала его, положила свои руки ему на плечи.
«Что есть — «гут»!»
— Смешной ты, Ваня. И говоришь тоже… смешно. Почему я тебя должна ревновать? Ты же… не муж мне, и даже… не любовник, вот! — и отвернулась в сторону.
— А если я… хочу таковым стать?
Она засмеялась:
— Кем? Мужем? Или… любовником?
— Ага, им!
Лида помолчала, чуть прикрыв глаза.
«Приятно ей, наверное? Как я поглаживаю ее попу…».
— А вот… приеду… там и видно будет! — шепнула она ему на ухо.
Поцеловаться они не успели — в фойе хлопнула дверь, и послышались шаги. Женщина отпрянула от него и зашла за конторку выдачи книг.
Косов чертыхнулся и выглянул в фойе.
«Оп-па! Калошин! Сколько лет, сколько зим!».
— Привет, Игорь! Кого ищешь?
— Ага! Привет-привет! Тебя-то мне и надо! — ответил знакомец.
Они прошли в Ивану в комнату.
— Ты куда пропал-то? Два месяца не слуху, не духу! Я же вроде бы тебе передавал, чтобы заехал ко мне в начале января! — Косов был удивлен и пропажей Калошина, и его внезапным появлением.
— Ты мне передавал? А когда? Не помню, честно! — Калошин скинул пальто и шапку на вешалку.
— Н-да, брат! Пить нужно меньше! Ну тогда, в ресторане, перед Новым годом, помнишь?
— А-а-а-а… ну ты и вспомнил! Когда это было-то? Да и был я в тот раз… немного не в форме!
— Вот я и говорю — пить нужно меньше!
— Да ладно тебе! Не так уж часто у меня такое бывает! — Калошин хмыкнул, — а чаем-то напоишь?
Они сидели, прихлебывая чай, хрустели сушками.
Калошин похохатывал:
— Тут же как? Меня же чуть не обженили недавно, представь? Так что… не до того мне было, не до визитов к Вам!
— Это как получилось? — Косов развеселился.
«Ну еще бы — Игорька, такого ловеласа, да чуть не захомутали!».
— Да что там! Ну, ты же знаешь, я на дам… падкий! Да и они ко мне вполне так… хорошо относятся! А здесь, как-то, работаем мы в ресторане. Все — чин-чинарем! Песни поем, народ радуем! Люди веселятся… все как обычно! Потом смотрю, а на меня так откровенно одна дамочка поглядывает! И знаешь — ничего так дамочка, хоть и в возрасте уже! Но — все при ней, и фигура, и на морду лица — тоже ничего! Одета очень так… небедно! В общем, а чем не вариант? Ну — ты понимаешь, да? Так вот… они там компанией веселились. Приличные такие люди, ну! И я знаешь… думаю — а почему бы и нет? Ну вот… стал я так… типа — для нее петь! И сам так глазками на нее, типа — «так бы вот и съел!». И она тоже… ага! Вот мы так переглядывались-переглядывались… а потом она — возьми да пригласи меня на танец… Когда у нас перерыв был! Ага, там патефон включили, во время перерыва, да! И вот она мне — «мур-мур-мур», да и прочее… всякое. Ну, и я ей, типа — «восхищен! сомлел от красоты Вашей!» и все такое. Да — как обычно! В общем… договорились встретиться!
Калошин допил чай, чуть подумал и снова налил вторую кружку.
— Ты извини, пока к Вам от станции доберешься… Поземка еще эта! Продуло всего!
— Да ладно, что мне — чая жалко, что ли? Или… может тебе чего покрепче плеснуть? — предложил, улыбаясь, Косов.
«Легкий все же мужик, этот Калошин! Пусть он и бабник, и в Ильей у них тогда… вышло. Но — легкий и в общении… веселый».
Игорь подумал и покачал головой:
— Не… не надо! Дел много, и все серьезные!
— Тогда… продолжай свой рассказ.
— Ага… так вот, значит… В общем, дамочка оказалась — огонь! И даже то, что ей уже прилично за сорок… А все равно — огонь! Во-о-от… Ну а что? Мне неплохо, ей приятно! Они, оказывается, недавно совсем переехали в город. Откуда-то из-под Москвы. Мужа ее главным инженером на наш Химкомбинат назначили, ага… Ну и… в общем, пару раз встретились, а потом она мне такое… серьезное предложение выкатывает, представь! Типа… ну… муж, хоть и главный инженер, но подкаблучник, выходит, тот еще! И да… что за серьезное предложение… Дочь у нее! Представь, а? Говорит, хотела бы иметь тебя в зятьях! Неожиданно?! А уж для меня-то как! Я чуть с кровати не упал! Ну, думаю… писец! Это что же такое? Или, думаю, у нее дочка — крокодил форменный! Ну… бывает же так, да?
— Ну и что? Чем дело кончилось? — Косов откровенно смеялся, глядя на ошарашенную морду Калошина, похоже снова переживавшего шок от такого предложения.
— Как, как… И ведь представь… Приглашает она меня… типа на смотрины! Ну, так… негласно, ага! В общем, пришли они в ресторан, днем. С дочкой — типа кофе выпить! Ну, ты помнишь, у нас его хорошо варят, да? И я смотрю… а дочь-то — вовсе и не крокодил! Вполне себе такая… приятная девчонка! Я там… в общем, подсел к ним за столик. Типа — просто знакомый… Поговорили… так — ни о чем! Песни… парочку я им спел. И — представь! Даже дочке вроде бы понравился! И глазки там… заблестели, и щечки с румянцем! В общем… нормально так!
— Ну и что? Чего ж не женился?
— Да ты не поверишь… мы с этой дамой снова… как-то встретились, ну! И вот что-то мне так… совестно вдруг стало! — Калошин покрутил головой, — Представь! Мне — и вдруг совестно! Сам поразился! Девчонке-то чуть за восемнадцать! Можно сказать… цветок не целованный! А тут… как-то… Получается — мне и маму нужно будет «охаживать»? Как-то… не по себе! Ну я и… спасовал, вот!
«А был ли там… цветок не целованный? Если мамка — такая?».
— И чем закончилось? — Иван с интересом смотрел на неожиданно совестливого Калошина.
— Чем, чем… высказал я этой… все. Ну — вспылил, да! — Игорь почесал затылок.
— И что?
— А — ничего! Похоже… поняла она. Или вид сделала, что — поняла. Уже когда прощались… все допытывалась, соглашусь ли еще встретиться с ней, с дамочкой этой.
— Понравилось, выходит?
— Ну!
— А ты чего?
— А чего я? Я, вообще-то, дамам не привык отказывать… В общем… посмотрим там!
— М-да… и такое выходит бывает…, - Косов покачал головой.
— Так, а я о чем? — Калошин сокрушенно кивнул.
— Так ты чего приехал-то? Не для того, чтобы мне рассказать о нравах некоторых мам? У которых дочки на выданье?
— А… да нет! Не для этого! У меня проблема, вот! И Вы мне можете помочь!
— Ну… рассказывай!
Калошина дирекция Сибкомбайна озадачила подготовить и провести первомайский концерт. И не просто концерт, а концерт с большой буквы! Типа — и Первомай, и пятилетний юбилей завода. Ожидаются гости не только с обкома, но и из Москвы кто-то должен прикатить! А вот с репертуаром у Калошина с оркестром — не очень! Кабацкое там — не очень-то подходит!
— М-да… ты же понимаешь, что это не только от меня зависит? Тут и Илью нужно привлечь!
— А у тебя есть… что-то новое?
Косов удивленно уставился на Калошина:
— Так ты что — вообще ничего не помнишь с того нашего разговора? И эта… твоя подруга… ну — Светлана, которая с тобой тогда в ресторане была! Она тебе ничего не передавала?
— Кто? Светлана? А-а-а-а… понял о ком ты! Нет, ничего не передавала! А что она должна была мне передать?
— Так я же тебе… ну то есть и тебе, и ей говорил, что у меня есть новые песни!
— Вот как?! Да ладно… я тогда был… не в состоянии запомнить! Но Светка-то? Вот же… с-с-с-у-чка! Это она мне так… ну ладно!
— Это чего? Она так тебе отомстила, что ли? Поматросил, да и бросил? — засмеялся Иван.
— Ну… примерно так!
— Молодец, девушка!
— Ага… молодец! А я-то голову ломаю — как быть! А тут уже, можно сказать, готовое решение есть!
— Ладно! Чего ты на женщину обиду затаил? Сам виноват! Или мстить будешь? — Косову это было немного не по нраву!
— Да ладно… чего там мстить-то? Если честно — она в своем праве была! А чего она — понравилась тебе? А?
— Да я ее и помню-то… довольно смутно. Вроде красивая и все.
— Ну да… есть такое! Хочешь — познакомлю? Хотя… я помню, с какой дамой ты был тогда! Это, конечно, было… неожиданно! Такая красотка, а!
Увидев, что Косов нахмурился, Калошин — «дал заднюю!».
— Ладно, ладно! Не хмурься! Просто сказал, что красивая… и все! Без продолжения!
Они помолчали.
— Ну так что там по новым песням? Сколько их? И… посмотреть можно? — Калошин с ожиданием смотрел на Ивана.
— Игорь! Я же тебе уже говорил — мы работаем с Ильей вдвоем! Он — мой соавтор! Тебе можем предложить только готовые песни, и никак иначе!
Тут уже настала пора Калошину морщиться и хмуриться. Потом он коротко глянул на Косова и повеселел:
— А ты… Варю с тех пор видел? Или нет?
Иван недовольно ответил:
— Нет… С того, последнего концерта… Ни разу!
— Вот же… Варька! И как?
— Что как? Игорек! Ты, давай, выражайся яснее, хорошо?
— Ну-у-у… ты по-прежнему… к ней неровно дышишь?
Косов задумался.
— Наверное, нет… Сам видел — женщина у меня есть! И женщина — куда как красивее Вари. Просто… не люблю, когда меня обманывают! Наобещала, хвостом покрутила… а потом — и нет ее!
— Ну так… Хочешь, я тебе Варьку предоставлю? — Игорь смотрел… с интересом. Даже с каким-то хищным интересом.
— Ну ты… сутенер, мля… Как-то это… коробит!
— Чего тебя коробит-то? Чего — коробит? Варька… она же… за выгоду… Думаешь она — оступившаяся девочка? Ага-ага! Я… да что там! В общем, Варька попыталась карьеру сделать, да только что-то — плохо получается! Ну… я тебе, вроде бы, уже рассказывал, да?
Иван кивнул.
— Так вот… я помню про твои слова. Ну — про оркестр по примеру Утесова. Только Варька… она — та еще стервь! И ты тут не прав! Она… не из тех, за кого можно раскаиваться! Сама перешагнет и забудет!
Видя, что Косов не впечатлен речью Калошина про «низкую социальную ответственность» Вари, тот наклонился к Ивану поближе и, глядя ему в глаза, негромко сказал:
— А ты знаешь… что я… ее драл! Уже после того концерта драл! Да вот — буквально с месяц назад, в январе! И знаешь что? Она сама ко мне приходила! Как зачешется, значит… так и ищет меня! Причем — заметь! она не Илью ищет, или тебя… кто к ней отнесся по-человечески, а меня! Того, кто… как ты сказал — «поматросил, да и бросил!». И как тебе такое?
Ивану было… не понравилось ему сказанное Калошиным! Очень не понравилось!
— Иван! Я сейчас тебе это сказал не для того, чтобы уязвить как-то, или посмеяться над тобой! Я тебе сказал… чтобы ты понимал — к кому с уважением нужно относится, а к кому так… как они сами и заслуживают!
«М-да… неприятно! Хотя — а что ты хотел? И в той жизни приходилось видеть такое, когда женщина «ставит рога» нормальному мужику, бегая «на случку» к последнему мудаку! Бывало такое? Видел такое? Ну да, видел! Все же бабы, они такие… бабы! Подчас непонятно, почему они к тому, кто к ним с добром — жопой, а к явному козлу и сволочи — со всей душой!».
— Что? Не нравится? Ну так… это жизнь, и такое бывает! Как кто-то сказал — «Что не убивает нас — делает нас сильнее!», — Калошин насупился, поиграл желваками и закурил, потом продолжил:
— Думаешь у Игорька Калошина — всё всегда ровно было? Да как бы не так! И меня жизнь подчас по таким кочкам мордой возит, что только терпеть и остается! Так что — мой тебе совет, Ваня: отдери ты эту суку со всем прилежанием, и забудь обиды. Не стоит она того!
— Ладно! Оставим это…, - Ивану было неприятно и неловко, — давай про другое! Что с концертом?
— А давай… все же бахнем по маленькой, Иван! Бабы… они такие! Нервы нужно лечить, каждый раз после общения с ними! — Калошин смотрел на него… с удивленной жалостью. И это тоже было — неприятно!
Они выпили по сто граммов, закусили, тем, что было у Ивана. Покурили молча, потом Калошин встряхнулся.
— Ну так вот… по концерту. Концерт нужен в полном размере! С двумя отделениями! То есть… и содержание нужно, соответственно! Мне уже через пару недель нужно представить в дирекцию сценарий концерта. Что скажешь?
— Ну что скажу… Пока — не знаю. Хотя… давай вместе посмотрим, что у меня есть!
Косов достал свою «заветную» тетрадку, которую периодически открывал, если вспоминал слова какой-либо песни. Даже если вспоминалось буквально пара строчек. Ну а что? Вдруг потом еще что вспомнится?
— Так… А ну-ка — не наваливайся! Не наваливайся, я кому сказал! Я тебе… не Варя! — отодвинул он от себя Калошина, который буквально прилип глазами к открытой тетради.
Пробегая глазами текст, Игорь пробормотал:
— Бляха-муха! Да за эту… тетрадочку… я тебе десять Варь «притараню»! Хоть каждый день их меняй!
Они посидели, помычали друг другу слова той или иной песни. Калошин схватил висевшую на стене гитару, начал пробовать что-то наиграть. Через некоторое время:
— Да, Ваня! Все же Илья тут нужен. Нужен! Нет у меня той чуйки насчет музыки! Что-то… более или менее готовое — могу наиграть. Даже поправить могу. Но вот так… с черновика. Нет, не получится!
Они еще покурили, несмотря на то что в комнате уже «топор можно было вешать»!
— Иван! Давай так… с Ильей… нужно разговаривать. Не знаю — как! Но — нужно! Без него либо вообще не получится, либо получится какая-нибудь… херня!
«Тут… с Тонечкой, что ли поговорить? Чтобы провела предварительную беседу?».
— Подумаю, как это сделать! А ты… вот, что еще! Пусть дирекция завода напишет письмо руководству совхоза! Так, мол, и так — просим оказать содействие в подготовке и проведении концерта. Ну чтобы Илью подтолкнуть!
Калошин вдруг засмеялся.
— Ты чего развеселился? — Иван был сосредоточен и веселья не понимал.
— Да так… Вот — посмотрел, и подумал, что может получится концерт! Все же ты, Ваня, — голова! Песни-то — опять хорошие! Замечательные песни! И еще… там почти все песни… для женщины! Говоришь, Варька тебе не запала? Да ладно? Ты все же отдери, эту козу драную! Легче же станет! А я… я еще поговорю с этой дурой упрямой!
С Тоней получилось поговорить на следующий день. Он рассказал про концерт, про приезд Калошина, про новые песни и про то, что ему требуется помощь Ильи. Девушка не сказала ни да, ни нет, но ушла задумчивая.
«Вот и пусть готовит своего… моралиста сраного… к нашей совместной работе!».
— Ты знаешь, Елена совсем нас загоняла! Мне этот драный подиум уже ночами сниться! Я знаю, сколько шагов до поворота, я знаю все складки на покрывающем его брезенте! Иногда мне кажется, что я вовсе не человек, а такая механическая кукла! — жаловалась на Завадскую Фатьма, — и да, Ванечка, тебя я тоже убить готова!
— А меня-то за что? — удивился Иван, пребывающий в расслабленном после соития состоянии.
— А какой мудак, как ты выражаешься, придумал эти туфли? Кто это сделал, назови мне его! А уж девчонки… они тоже тебя убить готовы. Только я, в отличие от них, не обзываю одного малолетку неприличными словами! Хотя… очень хочется!
— Чего это я… малолетка? Мне восемнадцать! А скоро и девятнадцать будет! — довольно глупо надулся Косов.
«Хотя… если разобраться — а кто я для них? Малолетка и есть!».
— А Елена чего? — поинтересовался Иван.
— А Елена… она нахваливает тебя! Может — назло нам? Или и правда так считает, что ты — гений?
— Нет… тут она, несомненно, права! А что сделаешь? Ну — гений… И ничего не попишешь! Признайся, красавица, ведь ты тоже так считаешь? — наигранно-равнодушно протянул Косов.
— Ах, ты… говнюк! Ну-ка иди сюда! Иди сюда, я тебе сказала!
И через некоторое время:
— Да… да… вот так! Да! Еще, Ванечка! Еще!!! Сильнее!
«Игры такие, ага!».
Спустя некоторое время:
— А эта… Ритка. Подкатывала уже ко мне с разными… нескромными вопросами. «А вот скажи, Фатя, правда ли…?», «А вот… это — правда?».
— А ты что? — еще не совсем восстановив дыхание спросил Косов.
— А я что? Я улыбаюсь и молчу! Пусть думает, что хочет!
— Представь, Ваня! Мы, пока репетируем это… дефиле, мать его! Уже несколько вещей порвали, представь! Они же деньги стоят! Но и научиться все это снимать-одевать быстро-быстро — тоже нужно! Хорошо, что нам костюмер из театра помогает! Ну, такая… в возрасте женщина.
— А что Александр? Как эту вакханалию воспринимает? — улыбается Иван.
— Как, как… Вздыхает и молчит! Знаешь, его даже жалко становится!
— Вот что, Ваня! И даже не спорь со мной! Седьмого ты идешь со мной. Будешь с самого начала и до самого конца! А то я… боюсь, что описаюсь со страха! Кстати, Завадская тоже спрашивала — будешь ли ты на дефиле.
Косов уже знал, что показ модной одежды приурочен к Международному женскому дню.
«А что? Не самое глупое решение! И таки да! Придется идти, поддержать мою девочку. Да и остальных… тоже!».
«Ни хрена ж себе! Это сколько же они работы проделали?».
Эта сквозная комната, ведущая во двор ателье, благодаря усилиям неизвестных Косову мастеров, превратилась во вполне уютную костюмерную-гримерную. Шпалеры одежды и белья по стенам, несколько небольших столиков вдоль одной из стен, диванчик вдоль другой, Несколько зеркал — метра по два высотой каждое!
«Где они только такие надыбали? Из какого-то балетного танцевального зала? Или как там называется зал… ну, где еще балетные станки вдоль стен стоят!».
Завадская встретила его тепло. Даже несколько излишне… тепло! Обняла, и расцеловала! Причем… как ему показалось — вполне искренне!
К удивлению Ивана, Фатьма сделала вид, что ничего сверхъестественного не происходит. Рита почмокала возле его щек, покосившись на подругу Косова. Клава… Той, похоже, все было — параллельно!
С собой Иван принес несколько бутылок спиртного.
— На после Вашего фурора! Неужели такое, да не отметить?!
— Ну уж фурора?! Скажешь тоже, Ванечка! Хотя… при любом результате — лишним не будет!
Косов спросил Елену шёпотом:
— А перед выступлением… девочкам можно — по чуть-чуть? Чтобы волнение снять?
Та кивнула головой:
— Но только — по чуть-чуть! Граммов по тридцать-пятьдесят!
Пока девушек гримировали и делали прически, Елена подсела к нему на диван:
— Представляешь! Дирекция ателье думала людей зазывать по бесплатным пригласительным. Только сразу же… не успели они распространить первые двадцать штук, как выяснилось, что впору — торговать билетами! Желающих — в зал не входят! Тут неприятностей, скорее, приходится ждать не от проведения такого мероприятия вообще, а от того, что какая-нибудь важная дама билета не получит!
— Странно! Никакой же рекламы не делали! Откуда же столько желающих поглазеть?
— Так сколько готовились? Все равно то тут проболтаются, то там по знакомым шепнут. Так-то никто тайны не делал. Вот и результат!
— И сколько ожидается зрительниц? Показ же закрытый? Только для женщин, не так ли?
Елена хмыкнула, покосилась на него с улыбкой:
— Как ты считаешь… если кто-то из обкома, или «гэпэу» заинтересуется — его можно будет как-то остановить или — вывести? Хотя… я уже разговаривала с некоторыми женщинами — женами видных деятелей, да и с парой мужчин в чинах… тоже. Мне было обещано, что мужчины, если и будут, то — только самый минимум. И только на первой части! Когда модели одежды будут демонстрировать! Но ты-то здесь сможешь и на белье полюбоваться, проказник! — последнюю фразу Елена произнесла шёпотом, подмигнув, и, будто невзначай, погладила его по ноге.
«М-дя… однако — развернулись они здесь!».
— Так и сколько все же гостей будет? — «любопытно же?».
— Знаешь, я уже ругалась с администрацией по этому поводу! Зачем набивать людей как кильки в банку? Остановились примерно на семидесяти местах!
— Бляха-муха! Да где же они там рассядутся?!
— А пошли, я тебе покажу зал! — Елена бодро встала и потянула его за собой.
Они прошли в тот зал, который осматривали ранее.
«Ага! А освещение они все же сделали! Да и вообще… облагородили все тут!».
Место, вроде бы, хватало.
— А там, где холл… или приемный зал, после начала показа, двери перекроют и расставят столы с бутербродами, чаем. Тоже же твоя идея?
Здесь никого не было. Стояли пока пустые столы. Похоже ателье на день показа было закрыто. Елена, пользуясь этим, притиснула его к стене и опять погладила по… самому дорогому.
— А почему ты, Ваня, не приходишь в гости? Обманул меня?
— Леночка! Обманывать такую женщину, как ты? Которая настолько хороша в постели? — он обнял ее и шёпотом на ушко, — Я даже не могу сказать… была ли у меня прежде настолько шикарная женщина, от которой разум улетает в неизвестном направлении!
Завадская засмеялась:
— Ты говоришь так, будто опытный сорокалетний мужчина! Откуда у юноши такой опыт? Ну были у тебя женщины… но — сколько? Ты мне просто льстишь!
— Нет, душа моя! Нисколечко не льщу!
Она посмотрела на него внимательно:
— Да-а-а-а… что же… А почему тогда не приходишь?
— Красавица! У меня, к сожалению, еще куча дел!
— Ну вот… опять про дела! Ладно, прощаю. А… да! В следующий раз… Риту позвать?
Иван выматерился про себя, стараясь не подать виду:
— Я же тебе обещал, не так ли?
Она кивнула, не отводя взгляда.
— Тогда — приглашай! Я постараюсь предупредить тебя заранее, хорошо?
Она засмеялась довольно:
— Ладно! Договорились. Пойдем! А то твоя… Шахерезада взревнует! А ты знаешь, что у нее характер… ой какой?
Он усмехнулся:
— А я тебе говорил об этом! Просто ты не обратила внимания!
Они вернулись в костюмерную.
— Девочкам делают прически. И знаешь, что самое сложное? Чтобы и прическа была красивой, и — не особо сложная, чтобы не испортить, когда переодеваться будут! Потом — макияж! Тоже неброский, но явно видимый! И чтобы все это не потекло в ненужный момент. Знаешь, как девочки работали?! Нет, не знаешь! Мне представляется, что и крестьянки в страду так не выматываются на полях, как они здесь на подиуме!
Потом они сидели, негромко разговаривая, чтобы не мешать моделькам, гримерам и костюмерам. Было видно, что все напряжены, на нервах, как говорится! Почуяв витавшее в воздухе напряжение, он наклонился к Завадской и спросил:
— Лена! Может как-то сбросить эти… нервы? А то девчонки сейчас взорвутся!
— Попробуй! Будет интересно посмотреть!
И он начал скоморошить! Сначала по чуть-чуть, словно опробуя воду возле берега. Потом — увидев ответные улыбки девушек, смелее. К нему присоединилась Завадская. Вдвоем они немного встряхнули присутствующих, и к тому времени, когда в зале послышались людские голоса — сначала негромко, потом — все сильнее, перерастая в некий гул, девушки уже улыбались!
— Так! Девочки! Готовность! Настраиваемся! Все будет хорошо! — Елена посмотрела на часики на руке.
Иван, чуть поторапливаясь, открыл бутылку коньяка, вскрыл плитку шоколада, поломал ее. В подставленные чашки булькнул по обговоренной дозе.
— Ну, девочки! Вы — самые красивые! Самые обаятельные и привлекательные! У Вас — самые красивые фигуры! Вы — самые-самые! За Вас, красавицы!
Он прошел со своей кружкой по кругу, обнял по очереди всех и чмокнул в щечки. Ритку, озорничая и дразнясь — тискнул за красивую попу! Она улыбнулась и протянула:
— Ну вот… а у нас уже губы накрашены и толком поцеловаться не получится! — и проверила взглядом реакцию Фатьмы.
Подруга Ивана, придержала его в своих объятиях и чуть задумавшись, смачно поцеловала в губы.
— А тебя, радость моя, я просто — люблю! — вот вырвалось это как-то… само!
Фатьма победительницей посмотрела на Риту, а потом и на Елену, повернулась к женщине-гримеру:
— Поправьте мне помаду, пожалуйста!
А потом… потом начался марафон! Он уже боялся сказать даже слово, так все были погружены в процесс. Девчонки заходили за занавес, который организовали на входе, и который в нужный момент открывала-закрывала одна из женщин. И сразу их обступали две-три женщины, которые раздевали моделей, и тут же одевали в другую одежду! И все это быстро-быстро, без задержек и церемоний! Только гример успевала мельком осмотреть их лица, что-то и где-то промокнуть ваткой, добавить чуть пудры, теней, помады… И снова — в зал! Какой, на хрен, здесь эротизм?! Пахота! Самая настоящая пахота!
Елизаров никогда не был в закулисье этого процесса. Да и сам процесс видел только по телевизору. Но здесь и сейчас… В какой-то момент ему стало страшно — это же надо так вкалывать! А из зала доносился голос Завадской — она вела показ и представляла модели.
«Как она здорово… интонирует! Когда — интригует, когда нужно — чуть снижает тон! Когда — задорно и весело! Артистка!».
Только в перерыве девочки смогли чуть перевести дух и выдохнуть! И их выражения лиц тотчас же сменились — из томных красавиц, неприступных, загадочных, они превратились в просто усталых молодых женщин. Они по-прежнему были красивы, но вот вожделеть их? Их хотелось просто пожалеть и обнять!
Рита посмотрела на него и выдохнула:
— Ваня, блядь! Убью за эти… туфли! Вот — убью, и Фатя меня не остановит!
Фатьма, привалившаяся к нему всем телом, простонала:
— Нет, Ритка! Хрен тебе! Я сама его убью! Тебе ничего не достанется. Дважды же не убьешь?
Марго хмыкнула, помолчала, но потом буркнула:
— Но… все-таки я их себе куплю… потом!
Фатьма повернулась к нему и прошептала:
— Нам пообещали потом, после показа, отдать все модели! Кто и что демонстрировал! Точнее, не отдать, а продать по себестоимости и с хорошей скидкой! Вот мы все и облизываемся!
Елена тоже устала, это было видно.
— Так, девочки! Перевели дух, и снова — взяли себя в руки! Сейчас — вторая часть! И как бы не самая сложная! Белье — это дело такое! Тут особо ничего не спрячешь, все недостатки будут видны!
Одна из женщин-помощниц обернулась на Ивана и растерянно протянула:
— Может… молодой человек выйдет на это время из костюмерной?
Завадская фыркнула и спросила:
— Почему?
— Ну так… белье же!
— И что? Что он еще здесь не видел? — засмеялась Рита.
— Но Вы же… понимаете… модели будут голыми… пока переодеваются!
— И что?
Женщина смутилась, что-то пробормотала.
— Так! Не отвлекаемся! Нет здесь молодого человека, здесь все свои. Некого стесняться! Фатьма — это его… подруга. Рита? Рита, ты стесняешься?
В ответ — негромкий смех.
Клаве, похоже, было вообще все — «до лампочки!».
— Ну вот и славно! Работаем, девочки, не стоим! — Завадская снова… как «мадам» в борделе.
Все же Косов улучил момент и, приоткрыв дверь во двор ателье, выскользнул на улицу.
«Курить хочу — аж уши пухнут!».
Курил он долго — пока не замерз окончательно!
Когда он шмыгнул мышкой в костюмерную, Рита как раз натягивала на белую попу очередные трусики. Увидев его, она демонстративно замедлилась, и повернулась к нему спиной:
— Ва-а-а-нь! Посмотри, по-моему, складки остались… вот здесь… чуть пониже!
Метнувшуюся к ней костюмершу, она придержала рукой:
— Поправь ты, Ваня, пожалуйста!
Он подошел и скрывая улыбку, чуть поправил-подтянул трусики:
— Марго! Ну что ты в самом деле?! Ну какие могут быть складки на твоей прекрасной попе? На нее мешок рогожный натяни, и то — глаз не оторвать будет!
— Да-а-а? Ты и правда так считаешь? — красавица, изогнувшись, повернула к нему лицо.
— Тут и думать нечего! А врать женщинам я не приучен! — он чуть чмокнул ее в плечо, — все, беги-беги! А то Лена тебе выволочку устроит!
И слегка шлепнул ее по попе!
Вовремя! В костюмерную заходила Фатьма. Проверять подругу на реакцию, он все еще не осмеливался.
Он молча сидел на диванчике, смотрел на всю эту кутерьму вокруг, лишь изредка подбадривающе улыбался и подмигивал подруге, когда она забегала переодеться. Хотя… Ритке он тоже пару раз подмигнул — уж очень она выжидающе на него поглядывала, когда находилась в костюмерной. Волновали ли его голые женские тела? Ну… если только в начале, потом его тоже захватила нервная обстановка. Впору было ногти начать грызть! А тела… да, тела были красивые, без всяких оговорок. Только эти тела сейчас работали!
«Надо признаться… ну — если так, отвлеченно оценивать! Самая красивая фигура, без сомнения — у Клавы! Она очень хорошо сложена, рост, пропорции — без изъяна! Фатьма, при всей ее красоте, чуть с ростом подкачала. Ей бы еще сантиметров пять… а лучше — десять добавить и — ВАЩЩЕ! А так… что есть — то есть! Красотка, но… Ритка… Ритка — хороша! Но вот эта ее «альбиносность»… Абсолютно белая кожа, как из алебастра! И по всему телу — россыпь веснушек и родинок. Рыжая еще! Может кому и нравится, но не мне!».
Поначалу — ага! Тело его отреагировало соответственно на череду красивых и голых тел, но потом наступило визуальное пресыщение, и даже апатия навалилась. Поэтому он в конце уже толком и не следил за всеми событиями, и когда Елена в зале объявила об окончании показа, ему пришлось немного встряхнуться.
Подруга плюхнулась рядом с ним на диванчик, и, удивленно посмотрев, пихнула его локтем.
— Р-и-и-и-т! Ты посмотри на него! Да он же — задремал тут. Перед ним чередой носятся полуголые красотки, а он… храпеть бы еще начал!
— А что? Он храпит? — беспардонно стягивая с себя трусики, повернулась к ним Рыжая.
— Да не замечала раньше. Вроде бы нет. Хотя, знаешь, когда мы спать валимся, он меня так уматывает, что я сплю без просыпу. Может и храпит, да я не слышу?
— Ну ладно Вам! Не храплю я! Не храплю! И кто кого уматывает — еще посмотреть надо!
Ритка, справившись с деталями нижней одежды, натягивая на себя юбку, с улыбкой протянула:
— Посмотреть надо, говоришь? А я бы… посмотрела!
Фатьма вскинулась с возмущением, но Рыжая уже повернулась к ним спиной и попросила костюмера помочь ей со «сбруей» бюстгалтера.
Елена предупредила девушек, что сейчас нужно будет всем выйти в зал для фуршета, чтобы «поторговать лицом». Иван отправился с ними.
Несмотря на то, что, как сказала Завадская, основная масса зрителей уже ушла, в фойе ателье у столов с закусками, бродили, стояли, разговаривали много женщин. И мужчины тоже были! И хорошо, что Фатьма была постоянно рядом, взяв Ивана под руку.
— А что, разве вторая часть показа была не закрытой? Ну… только для женщин? — удивился Иван, — или мужчины здесь ждали своих дам?
Подруга фыркнула, и, наклонившись ближе к нему, негромко прошептала:
— Для женщин конечно! Только вон тот «хряк», ну вон… в кителе полувоенном — точно был в зале. И вон тот хлыщ… ага — тот длинный и худой — тоже сзади сидел. Может кто еще был, но я не заметила.
Она попивала вино из красивого фужера, вид у нее был довольный, но Иван чувствовал, как тяжело она опирается на его руку.
«Устала. Да они все устали!».
Елена, под ручку с Александром, стояли и принимали поздравления и восхищение зрителей. Какая-то дама очень представительного вида выразила общую надежду, что этот показ — только начало работы модного дома в столице Сибири. Все похлопали.
— Слушай… я так домой хочу! Поесть нормально, и спать завалится! Давай, чуть только все расслабятся, сбежим, а?
Косов погладил подругу по плечу и прошептал ей:
— А я думал баньку протопить, попарить тебя хорошенько, чтобы расслабилась…
Фатьма с улыбкой посмотрела на него:
— Но, чтобы только — попариться и расслабиться! Не больше, Ваня! Я сегодня… мало что могу!
— Да что же я — не понимаю, что ли?
Хорошо, что через непродолжительное время Елена, пояснив, что организаторы и модели очень устали, предложив гостям выпивать и закусывать, увела подопечных в костюмерную. Там они еще чуток посидели, выпили по рюмочке коньяка или ликера — кому что нравилось, стали собираться по домам.
Александр, сидевший сейчас с ними, на прощание повторил:
— Девушки! Все наши договоренности по моделям одежды, которые Вы демонстрировали, в силе. Найдите время на неделе посетить ателье и решить вопрос с выкупом.
Они шли с Фатьмой медленно, прогуливаясь и обсуждая прошедшее мероприятие, а также людей, в нем участвующих.
— Странно, а почему Клава почти всегда молчала? Всего пару слов от нее и услышал?
Фатьма засмеялась:
— А ей Елена постоянно говорит, чтобы она молчала. Мол, тогда умнее выглядит. Вот она и молчит. Тебе понравилось… все это?
— Ты знаешь… нет! Как Вы вкалывали, так это же — жуть просто! Мы вот дрова пилили-кололи в клубе — тоже тяжелая работа. Но ведь нас в спину никто не толкал: «быстрей-быстрей»! Да и вероятности как-то… опозорится — нет! А здесь… все бегом, да под взглядами стольких людей!
— Вот и здрасти! И я не понравилась? — надула губки подруга.
— Да я же сейчас о другом! — попытался оправдаться Косов.
Фатьма рассмеялась, толкнула его в плечо:
— Да я поняла! Шучу я просто! А девчонки… понравились?
— Да… понравились! Вот только Клава… она совсем дура, да?
— Ой, Клавка эта! Ну да… дура набитая! Мне вот интересно было бы узнать — а сколько слов в ее словарном запасе? Это же… уму не постижимо, как человек может быть таким глупым? — засмеялась подруга, — Но ты мне голову не глуми! Ты про Ритку скажи!
— А что — про Ритку? Рита… она, конечно — красавица… Но… как тебе сказать… не мой типаж красоты, вот!
— Ага-ага! Но при случае ты бы ее все равно… Не отпирайся, что я — не вижу, что ли? Ладно… А вот скажи, Ванечка… Ты вот там сказал… ну… что — любишь меня? Это так? Или — для красного словца ляпнул?
Иван задумался, почесал нос:
— Вот, как тебе сказать… Знаешь, я не очень хорошо представляю, что такое любовь. Нет, так-то… в книжках разных… понятно. Но — это же книжки, да? А вот… как в жизни? Честно могу тебе сказать… что у меня к тебе… вот ты — не просто мне нравишься! Тут что-то другое… и более сильное, что ли? И более — нежное, наверное!
Все время, пока Иван подбирал слова, Фатьма внимательно смотрела на него.
— Х-м-м… не врешь, вижу… И знаешь, что, милый… Мне так сейчас хорошо! И это не испортит никто. Ни Ритка эта, ни Елена… Ни эти курицы, у тебя в клубе!
Они и баньку протопили, и попарились… И еще другое… немного совсем. Иван старался быть нежным и ласковым. Пили вино, закусывали, разговаривали.
— Замотался я совсем, красавица! Даже подарок тебе на Женский праздник не подготовил! — Косову было неловко.
— Да что ты? А вот мы так… душевно сидим сейчас. Разве это не подарок для меня? А все эти… духи, тряпушки разные… Это же так… Неважно все! Главное же — отношения, правда ведь?
— Правда, родная!
На следующий день, к обеду, Косов поспешил вернуться в клуб. Они с Ильей скинулись деньгами, решили накрыть стол для «своих женщин», работниц клуба. Да и сколько их там было-то? Тоня и Лида…
Пока Иван суетился в своей комнате, готовил стол и закуски, директор съездил в город, накупил вина, да всяких вкусняшек.
«А неплохо получилось, со столом! Особых разносолов нет, но и так… вроде бы неплохо!».
В основном на столе стояли всякие закуски. Но и пару салатов Иван умудрился приготовить — из тех, что попроще! Яков и Мироныч уже отметились в клубе, притащив к столу разные домашние вкусности и поздравив женщин с праздником. Правда оставаться на застолье не стали, отговорились, что, дескать, старые уже — «Это Вам, молодежи, все погулеванить хочется! А нам, людЯм степенным — все больше дома нужно быть!».
Собрались за столом уже под вечер. Лиза чуть опоздала, принимая поздравления всем женским коллективом в школе. Илья начал поздравления, постоянно сбиваясь на какой-то официоз. Потом смутился, скомкал речь, вручил женщинам премии, выделенные в отделе культуры. Но потом — по рюмочке, по рюмочке и обстановка стала более теплой, непринужденной. Болтали, рассказывали анекдоты и побасенки. Иван старался шутить в меру, зная, что его может «понести» и тогда возможны разные ляпы.
Илья спел какой-то романс, ранее Ивану незнакомый, и передал гитару Ивану.
— Ваня! Про какие новые песни ты говорил? Спой нам, — предложила Тоня.
— Красавицы! Тексты — не песни, а мы с Ильей даже не садились над ними работать! Ну зачем я буду показывать Вам… заготовки? К тому же там, в основном, песни для женского исполнения.
— Ты опять сочинил песни для этой… дамочки? — возмутилась Лиза.
— Ну почему именно для нее? Их сможет спеть и любая другая певица! Не будем спорить, хорошо? Ладно… слушайте новые… но — другие! Илья! Ты тоже внимательно слушай, нужно будет посмотреть, что там по музыке…
Косов спел «Травы». Всем понравилось, только Илья заметил, что кое-что нужно поправить. Потом… после праздника. Потом… потом пошла в ход более веселая песня — «Ах эта девушка меня с ума свела!».
А после снова чуть грусти — «Букет» Рубцова.
Женщины разрумянились, слушали внимательно. И не понять было, что на них так действует — песни, или выпитое вино.
— Ну почему ко мне ты равнодушна?
И почему так смотришь свысока?
Я не прекрасен может быть наружно,
Зато душой красив наверняка!
Женщинам понравилось, женщины смеялись и подкалывали Косова.
— А эту песню вполне можно в концерт включить! — заявила Лиза, — обыграть ее, даже небольшую сценку поставить! Да, Илья?
Илья подумал и согласился.
— Ну… тогда и вот это послушайте! Песня, как мне кажется, должна петься на два голоса — мужской и женский! Такая песня… песня-шутка! Первой начинает женщина!
— Обещал — не позвонил!
Или ошибаюсь я?
Где ты шлялся? Пиво пил?
По друзьям таскаешься!
Народ веселился! Народу снова нравилось. После пару куплетов, припев пели уже все.
— И это — тоже песня-сценка! Как здорово! — радовалась Лиза, — интересный концерт может получится!
— Вот может быть… Эту песню хочу Вам показать. Пусть она и женская, — Косову нравилось быть в центре внимания у таких женщин — Лиды и Лизы. Да и Тоня — так здорово, когда она смеется!
— На Тихорецкую состав отправиться.
Вагончик тронется, перрон — останется!
Стена кирпичная, часы вокзальные,
Платочки белые, платочки белые, платочки белые…
Глаза — печальные!
Компания, обсудив новую песню, решила — и выпила! Потом дамы потребовали спеть «Платочки белые» заново, предварительно переписав слова на листочки. И снова Иван играл и пел, улыбаясь, глядя как резвятся совсем как девчонки эти, в общем-то, уже взрослые женщины!
Лиза взмахнула рукой, требуя внимания, и запела сама, под аккомпанемент гитары Ивана и аккордеона Ильи:
— Начнет выпытывать купе курящее
Про мое прошлое и настоящее.
Навру с три короба — пусть удивляются!
С кем распрощалась я, с кем распрощалась я,
С кем распрощалась — Вас не касается!!!
«А хорошо она поет! Здорово! Как мне кажется — даже и не хуже той же Вари! А что если…», дождавшись окончания песни, он спросил у улыбающейся и разрумянившейся Лизы:
— Лиза! А ты не хочешь спеть эту песню на концерте сама?
Остальные женщины подхватили и начали наперебой убеждать Лизу, как она здорово спела, и как будет здорово, если она выступит на концерте!
Лиза отнекивалась, отшучивалась, но было видно, что ей — очень приятно!
— А ты, Илья, что думаешь? Сможет Лиза хорошо выступить? — спросил Косов у директора.
Тот, улыбаясь, ответил:
— Ну а почему нет? Она же — учитель музыки и пения. Готовая певица! Голос хороший и поставлен на славу!
— Вот! Вот видишь! — заверещала Тоня, и они вдвоем с Лидой принялись снова уговаривать подругу.
— Так… женщины! У меня еще кое-что есть, — прервал бурные дебаты Косов.
Не сразу женщины успокоились, не сразу пришли в готовность к дальнейшему прослушиванию. Но:
— Стою на полустаночке, в цветастом полушалочке,
А мимо — пролетают поезда!
А рельсы-то, как водится — у горизонта сходятся,
Где ж Вы, мои весенние года?
И снова веселый визг уже изрядно нетрезвых женщин, снова причитания-уговоры Лизы — «стать певицей!», «это тоже песня для тебя!». Даже смутно был слышен шёпот Лиды — «а то опять отдаст все песни этой… толстожопой!».
«М-дя… однако! Тому, кто под столом — больше не наливать! Это наш шофер, ему еще нас возить! Чего это они так быстро… поднабрались?».
Но когда его нацеловывали… в щеки! обе дамочки было — приятно, и Иван этому не препятствовал!
Он вышел покурить на заднее крыльцо. Сюда же вышел подымить и Илья. Уже тоже заметно пьяненький, Илья сказал:
— Знаешь… меня всегда удивляло, как ты… быстро выдаешь песни! Не мучительно их рожаешь, а так — раз! И готово! Это ты все с осени написал?
Косов, промолчал, пожав плечами — понимай, как знаешь!
— Иван! — продолжил директор, — ты же понимаешь, что фактически мелодия песен уже готова. Отшлифовать ее — труда большого не составит! И тогда — зачем тебе я? Это… не соавторство, а… непонятно что! Вот! Зачем ты меня к себе тянешь, к этому творчеству?
— Илья! Мы же с тобой по этому поводу уже говорили, не так ли? Так зачем снова эти… мерехлюндии?
— Мне… неловко! Перед людьми, перед Тонечкой, перед самим собой — в конце концов!
— Илья! В тебе сейчас бурчит… излишняя интеллигентность! Брось ты все это… самокопание! Жить нужно легче, проще, понятнее для других! Помнишь ленинские слова — Будь проще, веди себя скромнее — и народ к тебе потянется!
Илья удивился и задумался:
— А что… Владимир Ильич так говорил?
«Да откуда я знаю?».
— А ты не помнишь? Стыдно! Стыдно должно быть, товарищ директор! — Косов не стал останавливать себя в желании чуть «постебаться» над пьяненьким директором.
В этот момент на крыльцо выглянула Тоня и заявила:
— Мужчины! Женщины хотят танцевать! Пойдемте! Хватит Вам уже мерзнуть здесь!
Они переместились в зал, где под патефон стали танцевать. Правда, мужчин было всего двое, а дам — трое. Но — ничего, вроде бы никто не обижался. А потом и вовсе — Илья стал выходить из строя, и они, под шутки и смех, помогли ему подняться в его кабинет, где Тонечка быстро организовала спальное место, куда и был испомещен директор.
— Илюшка так устает в последнее время. Так устает! — оправдывала друга Тоня.
Они вчетвером уже вернулись в зал, где Косову пришлось отдуваться в качестве партнера уже с тремя дамами. Замотали они его — до изумления! Потом они пили чай в его комнате, потом Тоня поднялась в кабинет к Илье, а Иван пошел провожать женщин.
Лиза неожиданно засмеялась.
— Ты чего, подруга? — удивилась Лида.
Та покосилась на Ивана, потом посмотрела на Лидочку:
— Да я все удивляюсь — как Тоня… с Ильей на этом диване помещаются? Он же… неширокий, да и кожаный! Простынь же с него должна постоянно соскальзывать! Ну и они… тоже!
Лида расхохоталась:
— Ну, подруга, ты даешь! Такие вопросы у тебя! Нужно было у Тонечки спросить, как у них там… все. А давай у Ивана спросим, что он думает по этому поводу?
И женщины с интересом уставились на Косова.
Он почесал подбородок, хмыкнул:
— У меня вариант только один! Точнее — два! Либо она… сверху. Либо — он!
Лида усмехнулась, повернувшись к Лизе:
— Ну а что ты хотела еще услышать… от нашего Ванечки?
Лиза, давя улыбку, притворно ужаснулась:
— Так что же… получается они вообще не спят? А только… ну… это…
Косов сделал глубокомысленный вид:
— Если рассуждать, отталкиваясь от опыта матушки природы… Вот сами смотрите — кони обычно спят стоя! Я читал, что некоторые рыбы… акулы, к примеру, даже во сне, продолжают плыть. У них нет рыбьего пузыря и они, остановившись, просто утонут, погрузятся на самое дно! Вот… кони — стоя… акула — продолжая плыть. Может Тоня с Ильей… спят, продолжая… это самое?
Женщины развеселились.
— А ты, Ванечка, все же — изрядный пошляк!
«Ну вот! Я же еще и пошляк. А кто вообще этим вопросом заинтересовался?».
Сначала они проводили Лиду до станции, к дому. Потом — возвращались в село, к дому Лизы. По пути они сумасшедше целовались с Лизой, так, что у Косова губы болеть начали. Но на его предложение вернуться к нему в комнату, Лиза ответила пусть мягким, но — отказом.
«Ладно! Не будем торопить события!».
На следующий день, вечером, Лида зашла к нему в комнату и спросила:
— Ну что, Ваня? Наш уговор в силе — поможешь Лизе поухаживать за нашим домом? Мы завтра уезжаем…
— Ну, конечно, Лидочка! Мы же договорились! Только… не боишься — вдруг чего случиться?
Она засмеялась:
— А чего ж мне бояться? Вы — люди взрослые, не так ли? Только… не обижай Лизу, понял?!
— Погоди! Давай я тебя провожу, хорошо?
— Ну… проводи!
И опять этот путь до дома на станции. Большую часть пути Лида молчала, только иногда чему-то загадочно улыбалась. Они расстались, чуть не доходя до станции — Лида не хотела разговоров и сплетен, и Иван это понимал.
— Ну все, Ванюша! Пока! Лиза все у меня дома знает, найдете, если что понадобится!
— Погоди… а как же… мы с тобой?
— А что мы с тобой? — притворно удивилась женщина, потом помолчала и сказала:
— Я должна спокойно все обдумать. Вань! Я же замужняя женщина, мне не пристало бросаться… как в омут головой! Я… подумаю.
— Хорошо! Как скажешь. Я буду ждать… и надеяться!
— Надейся! — и тихий смех, когда уже повернулась к нему спиной.
— Бей винтовка метко, ловко
Без пощады по врагу!
Я тебе, моя винтовка,
Острой саблей помогу!
Иван напевал про себя, шевеля губами, чуть поворачивая ствол «Максима», и выдавая скупые, тщательно отмеренные очереди по мишеням.
«А вот интересно получается! Вот так отвлечешься… от непосредственно стрельбы! И результат ощутимо лучше. А если станешь раздумывать — как правильно прицелиться, да как стрелять — и точность сразу падает! Почему так? Вроде бы должно быть — прямо наоборот? Или чего-то я не понимаю?».
Их маленькая группа снова находилась на стрельбище. Только теперь уже — отрабатывали стрельбу из станкОвого пулемета системы Хайрема Максима. Получалось у Косова… подходяще так! Только, к удивлению всех курсантов мужского пола, у девушек с «максимкой» получалось не в пример лучше, чем с «дегтярем». Причем — у обоих девушек!
«Тут вроде бы все логично — станок не дает «играть» телу пулемета, и стрелять с него — легче! Таскать, правда, как раз наоборот! Вот и получается у девушек — аккуратно, тщательно выцеливать, не отвлекаясь на удержание грохочущей и норовящей попрыгать «дуры». М-да… но все равно — как-то напрягает эта необходимость догонять девчонок по результатам стрельбы!».
«Вот хорош «максимка» в стрельбе! Если бы еще не вес его! Тело, станок, защитный щиток… М-да… а еще — двадцать семь видов задержек! И все их нужно знать назубок, и уметь устранять их! Желательно — с закрытыми глазами и быстро-быстро! На норматив!».
Еще помогали отвлечься воспоминания о прошедших встречах с женщинами — Варей, а потом — Лизой.
Калошин, как и обещал, прибыл с Варей уже на следующий день, после их празднования женского дня. Но Илья не стал с ними разговаривать, отговорившись занятостью и фактической неготовностью музыки для новых песен.
— Вон, с Иваном разговаривайте. Если захочет, покажет свои наработки. Сыровато там все, конечно… Сыровато! Ну да ладно! Мы с ним поработаем, доведем все до ума. До конца марта, думаю, управимся!
— Как до конца марта?! — вскинулся Игорь, — Илья! Ты чего — а когда же сам концерт готовить? Это же… и сценарий, и согласовать его, и песни разучить. Прогнать все на репетициях… Без ножа режешь! В конце апреля нужно, чтобы все было готово — как часики работало!
— Игорь! Я сказал же — я занят! Так что, все вопросы — к Ивану!
Они пошли из кабинета директора в комнату Косова. Калошин был обескуражен, а Варя… она молчала, не глядя на попаданца.
— Ну как так-то?! Иван! Ну чего он, а? Как укусил его кто! Чего он такой злой-то?
— Подруга не дала! — чуть слышно пробормотала Варя.
— М-да? Ты так думаешь? Ну… возможно, возможно! Варенька! А может ты поможешь в этом щекотливом деле? Так сказать — по старой памяти? — криво усмехнулся Игорь.
Та развернулась к Калошину всем телом, уставила на него палец:
— Знаешь, что, Игорек! Не хами! Понял? Не хами!
— А кто хамит-то, хорошая моя? Не ты ли… начала? — ощерился Калошин.
— Так! Стоп! Брейк! Брейк, я сказал! Охолонули, успокоились, горячие творческие люди! Вы как собаки в подворотне — вместо дела готовы друг друга грызть! — вмешался Косов, — пошли ко мне! Попьем чайку, посидим, подумаем… как нам поступить. Чтобы и волки целы, и овцы сыты!
Варя усмехнулась, отходя:
— Там, вроде бы, наоборот должно быть!
— Ну так это — там! А у нас-то все всегда — не так!
— Да, точно! Всегда и все не так! — прошипел Игорь.
Когда они зашли в комнату, Косов поставил чайник греться, и спросил:
— Может… перед чаем…, - щелкнул себя по шее.
Калошин махнул рукой:
— А-а-а-а… давай!
Иван нарезал сала, колбасы, хлеба, подал вчерашние пироги.
— А неплохо ты тут питаешься! — Игорь с удовольствием вгрызся в пирог.
— Игорь! Водка или коньяк?
— Налей водки! Чего-то сегодня хочется все по-простому!
— Варя? Коньяк, водка? Или может быть вина? Есть красное полусухое. Есть белое… правда — только сухое. А! Вот есть еще немного ликера!
— Ого! Выбор у тебя, однако! Неплохо живешь, знаешь ли… Плесни чуть коньяка!
Они выпили. Косов заметил, что Варя «махнула» по-мужски, одним глотком. Покоробило как-то…
— Давайте рассуждать трезво, спокойно, — начал Иван.
— Погоди! Давай закусим нормально. С утра ничего не ел!
Они, перекусывая, дождались чай. Иван пил, ненавязчиво поглядывая на женщину. Вроде бы все, как и было — крепкие широкие бедра, талия на месте, немаленькие груди… И одежда в порядке, как всегда — Варя себя блюдет! А вот глаза… Глаза какие-то потухшие!
«Вроде бы и должен быть злой на нее, а не получается! Жалко как-то…».
Потом он достал свою тетрадь, поглядывая в нее, стал пытаться наигрывать мелодии, напевать. Варя заинтересовалась, подсела ближе, стала заглядывать ему через плечо в тетрадку.
«Да уж… перед такими встречами… надо максимально разгружаться… «полово»! Вот сидит рядом, бедром тугим касается, и грудью чуть навалилась, и дышит-сопит почти в щеку! И пахнет от нее приятно! И мыслей… почти нет! Нормальных таких мыслей! А что есть — все про одно, да все про то же!».
Он пересел для удобства к столу, положил перед собой тетрадь. Варя снова села справа, а слева, чуть поодаль — сел Калошин, вытягивая шею, заглядывал в тетрадь.
Иван проигрывал им песни, пел негромко, Варя уже сама, где надо, перелистывала странички. Дело пошло! Они стали обсуждать, даже заспорили. Потом гитару взял Игорь, повернул к себе песенник. Варя так и сидела, касаясь его всем своим телом.
— Мне вот эта… и эта — очень понравились! — показала она в тетради песни.
— Ну так… а ты ехать не хотела! — прервался Калошин.
— Только вот что… тут, с этими песнями, которые тебе понравились… возможны варианты! — немного смущенно сказал Иван.
Калошин прижал струны ладонью:
— Объясни!
Варя просто смотрела на Ивана настороженно.
— Есть певица. И мы хотим ее попробовать на этих песнях. — объяснил Косов.
— Та-а-а-к… достукалась, дура! — бросил со злостью Игорь, не глядя на Варю.
— Иван! Как же…, - протянула обиженно женщина.
— Знаете что? Объясняйтесь здесь… без меня! Пойду, покурю! — Калошин накинул пальто, шапку и вышел через фойе клуба к центральному входу.
Косов тоже поднялся, подошел к задней двери и немного приоткрыв ее, закурил.
Варя встала, подошла к нему. Он курил, стараясь не смотреть на женщину.
— Иван! Иван, послушай… я… я согласна!
Косов чуть повернул к ней голову:
— Ты о чем сейчас?
— Ну как… ну — ты же понимаешь! Так вот… я — согласна! Хочешь… я останусь сегодня у тебя? А лучше… поедем ко мне, а?
«Водевиль, мля… Неприятно! Нет! Даже не так! Корежит, почему-то, от такого… предложения! И почему я чувствую себя виноватым? Ведь, если бы она тогда не обманула… Ведь я бы ей за это время и больше песен предложил! А сейчас… Нет, она по-прежнему привлекательная женщина! Только вот… Обида во мне говорит, что ли?».
— Варь! Не знаю, как сказать… но… не надо этого! Песни, пусть и не все… но я тебе и так отдам! Будешь их петь! А вот этого — не надо!
— Т-а-а-а-к… Ванечка! А вот сейчас… сейчас, знаешь? Даже обидно стало! — Варя ощутимо разозлилась, — не привыкла я… чтобы вот так… со мной!
Он хмыкнул:
— То есть… когда сама так с другими — то нормально, да? А как с тобой так — так против шерсти?
— Да! Знаешь, ты прав — против шерсти! Эти песни… ты кому? Эта певичка… ты с ней, да? И что? Она — красивая?
Он ощутимо расслабился, даже засмеялся.
«Ну… женские скандалы. Они неприятны, конечно. Но в прошлой жизни разве ты их мало пережил?».
— Нет, Варенька! Ты ошибаешься! У меня с ней ничего нет. Спрашиваешь — красивая ли? Да, красивая! И вот еще… не злись! Она споет эти песни только на этом концерте. Она вообще не певица, она учитель пения из нашей школы. И еще — там пятнадцать песен получается. И тех еще, старых, и новых. Так вот — она споет всего две. Тринадцать — твои! Так что повода не вижу для ругани.
— Не видишь повода? Х-а-а… А я вижу! Но ты прав! И Игорь прав — сама виновата, признаю! Ладно… постараюсь не злиться! Нет… вряд ли получится. Злюсь! И знаешь, что… мальчишка! Я не из-за песен злюсь! Из-за другого! Не ожидала я такого от тебя! Обидно! Но… знаешь? Вот я подожду! Я так себя… мало кому! А ты…
«Блядь! Только бы не расплакалась! Женские слезы — это такое… сильнодействующее средства против мужиков!».
Он повернулся к ней.
«Ух ты! Щечки зарумянились, глазки — горят! Куда делать эта, недавно еще потухшая женщина! А ведь красива! Красива, чертовка! Вот же стерва! Не… не заплачет! Вот… ножом бы не ткнула! Это — да, скорее выйдет!».
Варя еще чуть пожгла его своими глазищами, а потом отвернулась и отошла к столу.
«И чего там Лидочка назвала ее вчера «толстожопой»? Нет, так-то попа у Вари… немного широковата, но не толстая же! Вполне себе аппетитная попа, пусть и почти на грани!».
— А эта… певичка твоя… Она тогда на концерте же была? Ну — осенью?
— Ну да… она сюда ребятишек приводила!
— Ага! Это худая такая, как доска?
Он засмеялся:
— Нет, худая такая — это Лидочка, наша библиотекарша! И она сейчас вовсе не худая. Она тогда после болезни была. А сейчас поправилась и очень хорошо выглядит!
— Так… тогда… такая — рыжеватая, да?
— Ну… можно и так сказать.
«Хотя… вроде бы Лиза вовсе не рыжеватая? Русая же она… Хотя да — чуть с рыжинкой!».
— Пон-я-я-я-тно! — протянула Варя, — так она же… вроде… Ей же за тридцать как бы? Разве нет?
«Су-у-учка крашена! Почему же крашена? Это мой натуральный цвет!».
— Да нет у меня с нею ничего! Чего ты себя накручиваешь?
«Хотя… скоро, возможно, и будет!».
Она повернулась к нему с удивлением:
— А тогда… с кем ты сейчас? С этой… Зиночкой?
— Нет. Зиночка уехала, еще перед Новым годом. Вроде бы…
— И тогда?
— Да что тебя так закусило-то? Да есть у меня подруга! Красивая! Очень! Представь — она была манекенщицей на недавнем показе в ателье… Знаешь, недалеко от Красного проспекта? Позавчера.
— Вот как?! И… тебе хорошо с ней?
— Очень! Очень хорошо!
Варя прикусила губку, видно плохо контролируя себя.
— Ладно… Хотя… Посмотрим… Дай мне папиросу!
Он сел на топчан, смотрел как она курила у двери.
«А задница у нее все-таки — зачетная!».
— Все! Я успокоилась! Зови Игоря, давайте работать!
Они еще недолго посидели, обсуждая песни. Но было видно, что Варя сейчас вне этого обсуждения! Потом они собрались, договорившись приехать через пару дней. Иван должен был подготовить для них тексты. И желательно — хоть сколько-то — но с нотами!
Они ушли, причем Варя плотно так подхватила Калошина под руку.
«И что? Не жалко, что отказался? Ну-у-у… жалко! Чего там от себя скрывать! Хотелось бы… попробовать. Дама-то — вон какая… с характером! Если ее раскочегарить — огонь! А сейчас она — возьмет да и отдастся Калошину, благо у них там костер не совсем погас. Тлеет еще. Да и дровишек они периодически в него подкидывают! Ага… палки подбрасывают! Что — жаба давит? Давит, чего уж там… Ладно… обрыбишься! Хотя… судя по характеру Вареньки — еще ничего не решено! Интересно посмотреть — отступится она от него, или теперь сама уже будет… домогаться?».