Поэтому он и улыбался, направляясь к машине под ручку с девчонками.
«Жизнь хороша, и жить хорошо!».
Тогда, возвращаясь из дома Лиды, они болтали с Лизой обо всем. Здорово, когда после такой ночи, с женщиной хочется болтать, даже дурачится — значит и ему, и ей — все по душе! Куда как хуже, если пара после этого старается побыстрее разбежаться в разные стороны, не смотря друг на друга, не поднимая глаз. Вроде бы совестно, или… настолько все было — не так, что вертится в голове мысль — «Ну и на хрена все это было?». А тут… Тут все — наоборот!
И снова появилась в голове мысль — это за что же ему такое? За какие-такие заслуги? Что ни женщина в его новой жизни — то фейерверк чувств, мыслей, эмоций? И красотки, и поговорить можно — и за жизнь, и за быт. И в постели — ох как!
Был правда тогда, при возвращении, скользкий момент, когда Косову пришлось «мякая» и «якая» объяснять Лизе, что каждый день он с ней ходить — не сможет. Лиза насупилась:
— К царевне своей будешь ездить?
Он поморщился, не отвечая ни да, ни нет. Потом вздохнул и пояснил:
— Ну вот сама посмотри, красивая! Кино мне крутить по субботам надо? Надо! А сеанс кончается когда? Да уже в десятом часу вечера! И когда в этом случае мы пойдем? Дальше… Вот в эту субботу мне лыжный поход сдавать. Двадцать «кэмэ» по пересеченке. Я какой к вечеру буду? Всяко… как мужчина — не опасный. Ноги бы домой притащить! И потом… сейчас хоть уже и не совсем обязательно на занятия в стрелковый кружок ходить. Как раньше — понедельник, среда, пятница. Но хоть раз в неделю — появиться надо! А там занятия до восьми, а то и до девяти вечера. Пока я с города сюда вернусь — сколько времени будет? Да часов десять опять же! Вот и получается…
— Но к ней же будешь ездить? Да? Признайся! — Лиза заглядывала ему в глаза.
— Радость моя! Ну что же так… вопрос ставишь, а? Я же вроде бы тебе объяснил? Соврать тебе? Легче тебе будет? Да и не умею я врать… Нехорошо это — женщинам врать!
«Ну да… лучше — промолчать!».
— Кобель! — она довольно сильно ткнула его в бок, — а там ты — как мужчина опасен, что ли?
— Там… там, знаешь ли… отношения такие, что меня просто — накормят, напоят и спать уложат. Другое там, понимаешь…
— Х-м-м… получается и правда… любит она тебя, наверное.
— Не сыпь мне соль на рану, а?!
— Ладно-ладно… кобелишка! Успокойся, не буду я тебе нервы трепать! Хотя… так хочется тебе по морде надавать!
Они прошли немного молча.
— Лиз! — протянул он.
— Что, кобелишка? — она фыркнула, демонстративно глядя в сторону.
— У меня к тебе просьба… Ты — вот что! Ты, если без меня, по темну не ходи. Можешь же сразу после школы сходить печки протопить, пока еще светло будет? Можешь! Вот так и договоримся — я тебя предупреждать буду, когда я не смогу с тобой идти. Заранее предупрежу, загодя!
Она помолчала, по-прежнему не глядя на него, и как выдавила:
— Хорошо…
«Ф-у-у-х-х… хоть здесь договорились! Самое неприятное позади!».
— И еще… Ли-и-з!
— Ну чего еще?
— Помоги мне для Калошина сценарий концерта составить, а? Ты же умница, и всю самодеятельность в школе ведешь! А, как мне рассказывали, до клуба все подобное в совхозе организовывала! Ты же — креативный человек, опытный!
— А креа… это вот что? — она с недоумением смотрела на него.
— Креативный? Творческий значит! Это вроде бы по латыни так! — объяснил Косов.
— А ты что — и латынь знаешь? — удивилась Лиза.
— Да ну! Где там! Так нахватался отдельных слов! Ну так что же? — Иван посмотрел на подругу.
— Ну-у-у-у… не знаю! Одно дело в школе там… или в совхозе. А другое дело — такой уровень уже!
— Да ты же не одна будешь его готовить! Соберемся все вместе — ты, я, Илью позовем, Тоню! Сам Калошин пусть тоже затылок чешет!
— Варя приедет…, - снова глядя в сторону, продолжила Лиза его фразу.
— Ну да! — он не сразу понял «подколку», — она же в скольких концертах участвовала! Опыт-то у нее — ого-го!
— Ага, опыт у нее — ого-го! — уже с явной издевкой протянула Лиза.
Он опешил, а поняв смысл ее слов, рассердился:
«Вот еще… ревности эти! Вроде бы все ей сказал, а она?».
Но тут же увидел, как Лиза, украдкой взглянув на него, тихо засмеялась.
«Вот же ж… Женщины… отродья дьявола! Племя Локки! Не слова в простоте!».
Она, уже не скрываясь, хохотала, глядя на него.
— Ваня, Ванечка! Ну что же у тебя так все… на лице-то… отражается! Ой, не могу! Ну — умора! Какая гамма чувств, какие внутренние переживания, выплеснувшиеся наружу! Какая сила эмоций!
— Вот, знаешь… вот возьму сейчас… и в сугроб закину! Чертовка!
— Да-а-а… а потом — как из сугроба будешь вытаскивать? Здесь они — глубоченные!
— А кто сказал… вытаскивать? Вот… пока на улице темно, и еще никого нет… заброшу тебя в сугроб, а там и… уестествлю! Самым грубым способом!
— Ой! А ты Ваня, опасен! Ох, как опасен! — она встала на дороге, прикрывая лицо варежками, и только трясущиеся плечи показывали — несколько безудержно ее веселье.
Он шагнул к ней, отвел ее руки в стороны и… поцеловал.
— Ваня! Ну что ты делаешь? Губы же… заветрит! И так… распухли… после такой ночи! Вот я красавицей буду в школе! — сбиваясь от недостатка воздуха бормотала она, — ну перестань… в другом месте… потом. Ох! Болят губы-то! Погоди… поцелуй еще!
Дальше они шли куда как веселее.
— Вань! Ты меня до самого дома — не провожай, хорошо? Сейчас уже доярки пойдут на ферму… увидят еще! Ох, успеть бы проскочить, пока еще никого нет…
Время, время, время!
Попаданцу его категорически не хватало! Слишком много на себя нагреб, не думая, как все это — разгребать!
И занятия в кружке, и сдача норм, и отношения с женщинами. А еще — работа в клубе, от которой его никто не освобождал. А еще — подготовка концерта: сценарий; музыка к песням, что тоже — весьма немало отнимало времени. Оставить Илью одного подбирать музыку? Ну да… можно. Только вот песня получится — совсем не та, которую хотел выдать Косов! Творческий человек Илья, чё! Я художник, я так вижу!
«Иван! Ты не понимаешь, здесь должно быть все не так! Все по-другому! Бе-бе, бе-бе-бе! Убил бы, гада!».
А еще до обеда приходилось сидеть в библиотеке — подменять отдыхающую Лиду. Слава богу, после обеда этим занималась Лиза! А иногда и Тоне приходилось «нести вахту» в библиотеке.
Пришлось Косову вспоминать основы тайм-менеджмента, которые когда-то давно… в той жизни, проходил на курсах. Даже табличку расчертил — когда, что, сколько по времени! Только вот некоторые графы… пришлось никак не называть. Во избежание так сказать! И так-то… чиркая это табличку для себя, он время, которое сможет выделить для встреч с подругами, машинально отметил — «сердечками».
И Лиза, эта пройдоха, нахалка… насмешница! Взяла, да порылась в его записях, набросках, «почиркушках». Интересно, видите ли, ей стало, как он «творит свои «нетленки»! Она сначала с недоумением разглядывала таблицу в тетрадке, пользуясь тем, что Косов пытается что-то приготовить им всем на обед, и не обращает внимания, чем занята подруга. А потом… Как же она хохотала, как щипала его, как трясла… как грушу!
— Ох, не могу! Ох, бедолага! Вот же… бедный, бедный Ванечка! Совсем замотался, бедненький! Пришлось мальчишке даже график составить! Умотали мальчонку… похотливые тетки!
Потом, чуть отдышавшись, вытирая слезы, бегущие из глаз, всхлипывая, спросила:
— А чего же не подписал… ну — когда и с кем? Не запутаешься, а?
Посмотрела на насупленного Косова, кое как отбившегося от подруги и сидевшего тихонько в уголке, снова расхохоталась:
— Ваня! Ну что же ты делаешь?! Я же… я же от смеха… умру я сейчас! Вот же… придумал? А вид-то, вид-то какой… сердитый! Ну — вылитый воробей, нахохлился! Нет… хомяк, надувшийся на крупу! Я такого где-то в детской книжке видела!
И до того у нее был вид… И так красивая женщина! А сейчас… она так искренне хохотала, так забавно сучила ножками, согнувшись и вытирая бегущие слезы ладошками… Что, казалось, скинула лет десять, а то и больше! Была похожа на юную совсем девчонку!
Иван обомлел:
«Ну а чего? Она что — не права? Это у него — проблемы такие? А со стороны, если посмотреть? Смешно? Ну да… наверное! И Лизка сейчас — подтверждение, что и впрямь — смешно! И ведь даже… не обиделась нисколечко!».
От вида юной, красивой Лизы, его накрыла такая волна нежности, что она подошел к ней, поднял ее голову к небе, охватил ее раскрасневшееся и покрытое слезами смеха лицо ладонями, и стал горячо целовать! Целовал всю ее! И щечки, и ресницы, и мягкие и полные губы, и смеющиеся глаза!
Не сразу, но женщина остановилась в смехе, удивленно смотрела ему в глаза:
— Вань! Ты чего? — прошептала она.
— Ты… ты сейчас… такая красивая!
Глаза ее вспыхнули совсем по-другому, и она обняла его. Они стали целоваться. И руки его пошли «гулять» по ее телу. Случайно коснувшаяся его паха рукой Лиза, отдернула руку и испуганно шёпотом спросила:
— Вань! Ты совсем… обалдел? Ты что же это? Перестань, люди же могут зайти! Ну… успокойся же! Вот же… бешенный какой! И что ты сейчас… с этим будешь делать?
Они вместе посмотрели на оттопырившиеся штаны Косова.
— Не знаю, милая… Он как-то… сам!
Она отстранилась от него и снова фыркнула:
— Ты опять? Опять меня смешить? Ну — хватит уже! У меня и в животе уже что-то заболело! Все! Отходим друг от друга, садимся в разные углы и… успокаиваемся! А мне вон… вообще умыться надо!
Она умывалась, а Косов, чертыхаясь про себя, продолжил готовить обед. Лиза села в сторонке, и поглядывая на него, периодически вновь улыбалась.
— Ну, Ваня! Удивил, так удивил! Это же надо такое придумать! — негромко сказала она.
И хорошо, что сюда зашли Тоня и Илья, которых Иван пригласил на обед ранее.
Тоня удивленно посмотрела на Лизу, Ивана и спросила:
— А чего это Вы тут? Ругались, что ли? Чего ты, Лиза, такая…
Лиза отмахнулась:
— Да вон, Иван наш, так меня рассмешил, что я чуть… не умерла от смеха!
— Да-а-а? А нам расскажешь, Ваня? — заинтересовалась Тоня.
Лиза, видно представив рассказ, показ, и объяснения Косова, а еще — реакцию Тони и, тем более — Ильи на… графики, снова прыснула и повалившись на топчан, затряслась от смеха. Даже… чуть подвывая!
Директор с подругой в недоумении переводили взгляды с него на Лизу на топчане.
— Ну вы уж… совсем тут! — пробормотала Тоня.
Лиза приподнялась с топчана, махнула рукой и прерываясь «наотдышаться», сказала:
— Там, Тонечка… не совсем… прилично! Ну — как всегда, в духе Ивана!
Илья посмотрел уже на Косова серьезно, даже с неодобрением.
— Ну а что я-то? Я же — ничего! Это вон… она все так воспринимает! Я-то… вообще не то имел в виду!
— Вань! Ты прекрати уже, а?! Ну не могу я больше смеяться, не могу! — Лиза снова замахала на него руками.
— Так! Все! Садимся обедать! А эта хохотушка…пусть сначала успокоится! — Иван подчеркнуто строго посмотрел на присутствующих.
Лизе снова пришлось умываться.
Когда они поели, и за чаем принялись обсуждать что-то творческое, в двери постучали, и Илье пришлось выйти, чтобы решить какой-то хозяйственный вопрос с пришедшим человеком.
Иван стал мыть посуду. Услышал, как Тоня шёпотом спросила Лизу:
— Расскажи, чего он опять… набедокурил?
Косов покосился на женщин. Лиза, увидев это, шепнула Тоне: «Потом… как-нибудь!».
«Это она что — и правда расскажет Тоне? Да не… соврет что-нибудь! Так-то у нее и у Лиды с Тоней хорошие отношения, но не до такой же степени?».
Калошин приехал с Варей, как и договаривались, через несколько дней. Расселись все в кабинете у Ильи. Косов раздал всем те наброски сценария, что они уже успели накидать с Лизой, пока та сидела после обеда в библиотеке.
Все помолчали, раздумывая. Калошин постучал пальцем в листок со сценарием, и сказал Илье:
— Илья! Хронометраж! Понимаешь же?
Тот кивнул:
— Еще далеко не все готово… из песен. Потом, когда доработаем, соберемся снова, посмотрим, обсудим.
Калошин почесал затылок, вздохнул:
— Ну чего же… так-то… как черновик — сойдет! Потом в процессе дорабатывать будем. Нормально!
Варя, сидевшая рядом с Игорем «мышкой», подняла взгляд от сценария:
— А у меня вот вопрос… или может быть — предложение!
Она вообще вела себя очень сдержанно. На Ивана взглянула даже как-то равнодушно. На присутствующих, особенно на Тоню и Лизу — старалась вообще не смотреть! Особенно на Лизу! Ту немного выдавал румянец на щеках, да какой-то довольный взгляд победительницы. При обсуждении, переводя взгляд с других на Ивана, она чуть улыбалась.
«Похоже, Варя все поняла! Вон она как… холодом в сторону Лизы «пышет»!».
Иван, практически не разбираясь в нынешней творческой кухне, даже не старался вникать во все эти вопросы. А через какое-то время, вообще отошел от стола и уселся на диване, перебирая струны гитары.
Народ заспорил, обсуждая предложения Вари. Калошин больше молчал, задумался. Варя что-то стала доказывать Илье, и он, выслушав, сдался. Не понимая сути спора, Иван вопросительно посмотрел на Лизу. Та ответила ему кивком — то есть предложения Вари — здравые?
«Все же — какие эти женщины… молодцы! Вот компания — Тоня, да и Лиза — терпеть не могут Вари. Та это понимает, но — держит себя в руках, испытывая аналогичные чувства к ним. И тем ни менее — ведут деловую беседу, что-то предлагают, обсуждают, не переходя на личности. А Лиза — вон вообще поддержала Варю! Ни тебе склок, ни выяснения отношений, никакой… базарности, что ли?».
— А это вот нормально так… в концерте никаких танцевальных номеров? — подняв руку как примерная ученица, спросила Тоня. С подколкой так спросила, молодец!
— М-да… ну что сказать? Ты, Тонечка, абсолютно права! — улыбнулся Калошин, — только вот я во всей этой кухне… с танцами — вообще дуб — дубом!
Лиза горячо поддержала Тоню.
«Ну действительно, что за концерт без танцев?».
— Ну и что мы сможем придумать? — почесал лоб Илья, — Тонь! Ты что-то можешь предложить, у тебя готово что-нибудь?
Тут настала пора и Тоне задуматься.
— Пара номеров, не больше! За эти два номера с ребятишками — могу ручаться! Мы их еще отшлифуем, будет вполне на уровне. Но — не более…
— И что же делать? — спросила Лиза.
Иван, сидя на диване и не вмешиваясь, заиграл, а потом негромко запел:
— Когда-то россияне -
Ванюши, Тани, Мани,
Танцуя на гулянье,
Открыли новый стиль!
Штиблеты и сапожки,
Под русские гармошки,
Под бересту и ложки,
Прославили кадриль!
Теперь почти забытая,
Гитарами забитая,
Но все же непокорная,
Жива кадриль задорная!
Играя проигрыш, он с удовольствием смотрел на радостные глаза Тони, удивленные — Вари, и довольные, веселые — Лизы.
— Когда-то наши предки
Родные бабки, дедки
Не танцевали «Летки»,
У них другой был стиль…
Калошин развеселился и принялся отбивать ритм рукой по столу. А Илья — недовольно поглядывает, почесывая затылок.
— Ну вот… работы добавилось, — пробормотал директор, уткнувшись в стол, — а ты Игорь — все торопишь: ноты, ноты! Тут… когда тут этим заниматься?
— Тоня! Ты же танцуешь кадриль, да? — спросил Иван у девушки.
— Ну как танцую… изучала, конечно. Но давно не танцевала. Но — не сомневайся, и сама изучу, да и Вас еще заставлю!
Калошин расхохотался:
— А весело у Вас тут! Как там военные говорят — «Не умеешь — научим! Не хочешь — заставим!».
Немного подпортила Тоня:
— Ваня! А вот — «Летка» — это что за танец такой?
— Да откуда же я знаю, Тоня? Слышал где-то и все!
Когда они уже провожали гостей, и Иван с Игорем, стоя на крыльце, ждали Варю, которой вдруг захотелось в туалет, Калошин засмеялся, наклонился к Косову и сказал:
— А Варька-то… злая на тебя — жуть! Ты чем ее так вывел?
— Да… так. В общем-то — ничем!
— Ага, ага! Рассказывай мне тут! — смеялся Игорь.
— Ну… в общем, отказался!
Тот сначала не понял, а потом хмыкнул:
— Ну ты, Ваня, даешь!!! А чего так? Вроде бы… Ну ладно! Хотя — зачем отказался-то? Ну — вдул бы ей разок и делу конец! А сейчас… у-у-у!
Косов насупился:
— Думаешь пакостить будет?
— Пакостить? Да не… вряд ли! Нет, точно — нет! А вот накаты на тебя, с соблазнениями — возможны! Сам, думаю, знаешь, отвергнутая женщина — это враг матерый! Пока не сдашься, не уймется! Ну смотри, дело твое, конечно! Но я бы лучше — сдался!
— Да вот… ты знаешь… сам уже засомневался, что правильно сделал!
— Ага! Боишься? Бойся-бойся! Интересно будет посмотреть за развитием событий! Но Варьку я предупрежу — не в ущерб делу! Кстати! А вот эта Ваша… учительница! Очень даже ничего дамочка! Очень!
— Ты это… на чужой каравай… Игорек!
— Опять? Да что ты будешь делать? Наш пострел — везде поспел! — Калошин расхохотался, и, увидев вывернувшую из-за угла Варя, толкнул Ивана кулаком в плечо, — Давай, держись, Иван! Я за тебя буду кулачки держать! Хотя… очень сомневаюсь, что твоя возьмет!
В Доме Красной армии Ивана отловил Лазарев:
— Косов! Ну-ка… пойдем ко мне! — и уже в его коморке, в подвале, — Ты знаешь, я подумал… А вдруг — получится? Так что — ты мне нужен! Надо продумать все, прикинуть, потренироваться! Так что слушай задание! Домашнее! Как ты тогда показывал? Во-о-от! Все движения. Все! Шаги, повороты, присяды, уклонения, развороты! Понял, да? И конечно — извлечение оружия, подготовка к стрельбе, прицеливание, обработка спуска! Все — чтобы на «ять» было! Потом, когда придешь, я приглашу знакомого художника. Покажешь ему, он накидает зарисовки. В общем, нужно подготовиться: описание, схемы-рисунки. Ну и… показ, конечно!
Видя скорченную морды Косова, Лазарев спросил:
— Чем недоволен-то? Сам же предложил!
— Ага! Инициатива… это самое… инициатора! — вздохнул Иван.
— Ну а как иначе-то? Мы ж — армия! Не колхоз какой-нибудь! Не журись, казак! Прорвемся!
— Да как — не журись? Времени ни на что не хватает — работа, учеба, общественная деятельность разная! Мне когда этим делом заниматься — ночью?
Лазарев развеселился:
— Не… ночью нужно или спать, или… к-х-м… спать в общем! Ты это, Косов… Я тебя понимаю, и вот что могу предложить… Вы же курсы практически прошли, да? Ага! Вот… всякие зачеты и прочие… сдачи. Могу помочь!
— Да я хотел бы сам…
Инструктор усмехнулся:
— Так я за тебя бегать-прыгать и не собираюсь! А вот с результатами… ну там… чтобы лояльнее все были. Не всегда же и не все с первого раза в норматив укладываются. Вот…
— Я понял, товарищ инструктор! Разрешите выполнять?
— Погоди, не торопись! Что тебе нужно, чем помочь?
Косов задумался.
— Ствол бы мне какой…
— Ну… боевой я тебе не дам! Сам понимаешь… хотя… есть у меня кое-что… Но ты же понимаешь — это — строго, между нами, да?
— Да уж… не маленький! — усмехнулся Иван.
— Ага… тогда смотри! Вот, видишь? — Лазарев открыл шкаф, покопался там, в залежах папок, книг и наставлений, достал картонную коробку — старую, уже изрядно измочаленную жизнью и временем, — «наган».
«Ну — «наган»! и чего теперь?».
— В общем-то… он — списанный! Усек?
«Это чего он — ствол мне предлагает? Охренеть-не встать! Или я чего-то неправильно понял?».
Но Косов кивнул:
— Усек!
— Во-о-от… я могу тебе его дать… на время, для занятий. Потом — вернешь!
— Я могу отработать моторику, движения, методы… Но как я отработаю саму стрельбу? Покажем танец… а результат стрельбы?
— Покажешь сначала мне! Посмотрим. Если все в норме… здесь будешь отрабатывать стрельбу.
— В закрытой стрелковой галерее? Идея — не очень, как мне представляется. Направление стрельбы — только вперед! Никаких хотя бы имитаций коридоров, помещений. Мишени — на одном расстоянии, то есть перенос огня — только по фронту!
Лазарев почесал подбородок:
— М-да… резонно! Ну ты знаешь, что… ты сначала отработай движения все эти. Посмотрим, что делать дальше! Хорошо?
— Хорошо! Кобура нужна и ремень портупейный!
Лазарев нашел и передал Косову требуемое.
«Вот так, мля… еще одно занятие себе наскреб! Когда заниматься? В клубе с «пушкой»? Не поймут-с… Если только поздно вечером, когда уже никого нет?».
Уже уходя, Косов спросил у Лазарева:
— Ну Вы же понимаете, что отрабатывать я буду только с револьвером? Он всегда готов к бою! С «тэтэшником» такое уже не пройдет.
— Ты давай… сначала с револьвером отработаем! С ТТ… потом, если все будет получаться!
— Сколько у меня времени? — спросил Иван.
— Чем быстрее — тем лучше! Месяца хватит?
Косов пожал плечами — «хэзэ», как говорится…
«Поспешность нужна при ловле блох и при поносе!».
Но Лазареву он уже это говорить не стал!
В субботу, с самого утра, они были в воинской части. Из строя молодых парней, одетых в обычную армейскую форму — шинели, валенки, буденовки, выделялись девушки. Здесь — кто как! Кто в ватниках, кто в армейских бушлатах — как, к примеру, Ирина и Светлана. Ватные штаны, обычные мужские брюки и прочая…
«Светка Ирину приодела! Отец видно помог!».
Ехали они в этот раз — порознь, так как все курсанты в один «захар» не вошли, а Иван, к тому же — и припоздал чуток!
Лазарев и Квашнин, а также — незнакомый поджарый молодой командир, стояли перед строем.
— Становись! Равняйсь! Смирно! — скомандовал Лазарев, и отдал Квашнину рапорт:
— Товарищ старший инструктор! Группа курсантов для проведения лыжного похода построена! В строю — тридцать восемь человек. Больных нет! Докладывает инструктор Лазарев!
— Товарищи курсанты! Как и доводилось ранее — сегодня мы проводим лыжный поход! Дистанция — двадцать километров! Характер местности — пересеченная, с перепадом высот до двадцати метров, частично — лесистая! Принято решение — для некоторого усложнения задания… Точнее — для дополнительной проверки навыков стрельбы в условиях большой физической нагрузки, в условия похода добавлены стрельбы из винтовки Мосина, образца одна тысяча восемьсот девяноста первого дробь тридцатого года. Таким образом, старт похода будет происходить здесь, прямо со стрельбища. Первые десять километров — петлей! Потом — стрельбы здесь же, на стрельбище! Далее — еще десять километров, также — петлей, и возвращение сюда же. Петли — разнонаправленные, то есть — первая часть похода с основным направлением на запад, вторая часть похода — основное направление — на восток!
Косов слушал инструктора и матерился… про себя.
«Мсье знает толк в извращениях! Какие, на хрен, стрельбы после десяти-то «кэмэ»? Чего они там проверить хотят? Попадем ли мы вообще по мишеням? Так сразу могу сказать — очень вряд ли! Тут до финиша бы доползти!».
Только сейчас Иван понял, насколько это будет… нелегко, мягко говоря. Двадцать километров по «целику», где снега — до хрена! По высоте — от колена и выше! По «частично лесистой местности»! А про овраги — забыли?
«Мама родная! На кой хрен я под это подписался? Мне что — заняться больше нечем? Сидел бы сейчас у Фати дома! А лучше бы — лежал с ней в кровати!».
Но делать было нечего! «Поздняк метаться!». «Давать заднюю» — стыдно! И перед курсантами, и перед инструкторами, и уж тем более — перед девчонками! Только сцепить зубы и идти вперед!
«Так… чего он там еще глаголет?».
Квашнин между тем продолжал:
— Все Вы молодые люди, здоровьем не обижены, проходили медосмотры!
«Кстати — а я не проходил!».
— Значит — к походу готовы! Но! В целях сохранения Вашего здоровья, а также для предотвращения случаев получения травм… сейчас Вы пройдете через осмотр медицинских работников воинской части! Осмотр короткий, больше — опрос! Кроме того, один медик будет в составе колонны, для оказание первой помощи в максимально короткий срок! Военфельдшер Лисицина!
Звонкое «я» из той части строя, где стоят девушки.
— Выйти из строя!
К удивлению Ивана, из строя вышла Ирина и четко повернулась «кругом», встав к строю лицом!
«Ха-а-а… А она — Лисицына? Не знал. Получается — сбылась мечта Ирочки! Перевелась! А почему — военфельдшер? Это же… офицерское… тьфу ты! Командирское звание? Ну — молодца, девка!».
— Именно военфельдшер Лисицына будет в составе колонны! Прошу любить и жаловать! Берегите ее! Именно она будет оказывать Вам помощь… в случае чего!
Ирочка смотрела прямо перед собой, но глазками — нет-нет, да стригла по строю. Когда она посмотрела в его сторону, он подмигнул ей! Было видно, что девушка старается сдержать улыбку! Смотрит строго, как и подобает военнослужащей Красной Армии!
— Военфельдшер Лисицына! Встать в строй!
— Кроме того, — продолжал Квашнин, — для эвакуации раненых… отставить! Для эвакуации заболевших, травмированных, вышедших из строя курсантов, вдоль линии движения колонны будет перемещаться санитарная «летучка», на базе «ЗИС-5». По дорогам, естественно, не по целине! То есть, если кто-то почувствует себя плохо… и не в состоянии продолжить поход, также — получит травму… может быть эвакуирован с трассы похода. Эвакуация будет происходить на контрольных точках, в деревнях…
Косов слушал инструктора и откровенно… тосковал.
— Но, как Вы понимаете, если курсант получит травму между контрольными точками, нести его придется Вам, его боевым товарищам. Поэтому… Все готовы участвовать в походе?
«Бери ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе! Как же хочется назваться… неготовым! Уехать к Фате… или вон — вечером с Лизой сходить в дом Лиды!».
— Далее! Товарищи курсанты! Сейчас Вам будут выданы винтовки и боекомплект! Внимание! Предупреждаю! Оружие — боевое! Еще раз — винтовки — боевые! И патроны — тоже не учебные! А потому — после получения оружия, винтовки патронами не снаряжать! Патроны в обоймах содержатся в подсумках, на амуниции!
Тут Квашнина перебил военный:
— Товарищи курсанты! Просто у нас в части нет такого количества учебного оружия! И учебных патронов в таком количестве — тоже нет! К тому же, Вам все равно нужно будет провести стрельбы. Вот у Вас уже и будет на руках — боевое оружие! И времени терять на его выдачу на стрельбы не придется!
— Да, все верно! — не по-уставному подтвердил Квашнин, — после похода и стрельб — чистим оружие, сдаем его в оружейку части!
Сообщение о том, что оружие — боевое, вызвало определенной оживление у курсантов, стоявших в строю.
«Не… так-то — понятно! Пацаны же еще! Вот им и нравится, что — все серьезно здесь! А мне-то… м-да… на хрена козе баян, если конь — не музыкант?».
— Сейчас, после построения всем подойти к столам медиков, пройти осмотр! После этого — вон к той полуторке, где будет происходить выдача оружия и боеприпасов! Вещевые мешки с отягощением получаем уже перед стартом! Всем всё понятно? Взв-о-о-од! Равняйсь! Смирно! На прохождение медосмотра — разойдись!
«Итить твою мать!».
Он дождался своей очереди и подошел к столу, где сидела Ирочка. А рядом с ней, помогая той вести запись — Светлана!
— Привет, красавицы!
— Ой, Ваня! Привет! — разулыбалась Ирина. И Света — тоже улыбнулась!
— Тебя можно поздравить? Добилась своего? Молодец!
— Ты представляешь, только вчера приказ подписан! Мне даже форму не успели выдать! Знаешь — я так рада! — Ирина покосилась на соседний стол с медиками, где осмотр проводил пожилой и строгий военврач, сделала серьезное лицо и прошептала — Руку давай!
Иван протянул ей руку, а Ирина оголила его запястья и поглядывая на лежащие перед ней часы, стала считать его пульс.
— А ты, Ваня, такой спокойный, прямо — хоть плакат с тебя рисуй! Образцовый боец! Уверен в себе и в своих силах!
«Это я-то спокойный? Ага-ага… спокойный, блин!».
— А мы так со Светкой боимся! Да, Света? Как эти двадцать километров выдержать? Я вот прямо трясусь вся! Опозорюсь еще, упаду на лыжне! Страшно-то как!
Косов, сделал «покер-фейс», потом улыбнулся и прошептал:
— Ну, Иришка, если ты упадешь — я тебя на себе потащу! Хоть натискаю тебя всласть!
— Да-а-а? Так я, может, прямо на старте упаду! В таком-то случае, а, Светка? Будем падать?
Подруга ее заулыбалась.
— Только что же ты, Ваня… Раньше-то не тискал? Может я и не против бы была? — продолжала шептать Ирина.
— Товарищ военфельдшер! Есть какие-то проблемы с этим курсантом! — послышалось от соседнего стола.
— Нет, товарищ военврач! Никаких проблем у него нет! Все, свободен! Следующий! — напустила на себя «врачицу» девушка.
«Эх, девонька, девонька! Ты же даже не представляешь, куда ты попала и что тебя ждет впереди! И не предупредить же никак!».
От бессилия Косов заскрипел зубами и поспешил отойти дальше. Настроение и так хреновое, упало еще больше.
Получив оружие, боеприпасы, курсанты переходили дальше. На старте их ждали бойцы. По виду — из старослужащих, потому как совсем молодых красноармейцев среди них не было видно. Именно они помогали «куркам» подогнать снаряжение; правильно разместить «сидор» с песком; проверяли винтовки на отсутствие патронов в магазине и патроннике; поправляли оружие, размещенное за спиной.
«Тут же еще… шинель эта! И заправить ее за ремень… можно, конечно! Но тогда и валенки, и галифе уже километров через пять — будут мокрыми от снега! Ну, через десять — точно! А не заправлять — так запаришься снег ею подметать, если первым идти, лыжню «торить»!».
Хорошо, что усатый боец негромко сказал им:
— Вы, хлопцы, если впереди идете — шинелку заправляйте… Ага, под ремень ее! А если в колонне — выпускайте, а то замерзнете быстро! Штаны-то с валенками быстро намокнут! Тут морозец как раз был бы в пору! Тогда снег сыпучий и не липкий, почти не тает, да и на форму не цепляется! А как сейчас… Тяжко Вам будет!
Они шли, меняясь в авангарде довольно часто — метров через сто, вряд ли больше! Поначалу Иван даже возмутился — чего так часто-то? Но когда очередь идти впереди дошла до него… осознал — почему! Метров через пятьдесят он понял, насколько это тяжело — пробивать лыжню в слежавшемся снегу, глубина которого была… Да сантиметров шестьдесят-семьдесят, не меньше! А еще через пятьдесят метров, когда он уступил место следующему, от него уже пар валил, и дышал он так тяжко, что казалось — и легкие вот-вот выплюнет!
Иван стоял чуть в стороне от лыжни, пропуская мимо себя курсантов. Таков порядок установили сразу: отпахал свое — сойди с лыжни, пропусти всех, встань на лыжню перед девушками. Чтобы значит — снова встать в очередь на место впередиидущего! Вот уже и девчонки показались! А им-то тоже — несладко: лыжня хоть она уже и есть, но изрядно подразбита передними! И по такой лыжне идти — тоже не сахар! Не так, конечно, как «бить» лыжню, совсем не так, но… тоже мало хорошего!
Ирина, увидев его, обеспокоенно спросила:
— Вань! Ты как?
— Нормально, Иришка! Нормально! Все в порядке!
И постепенно он даже втянулся. По крайней мере — на первых пяти километрах. Дважды он становился впереди, каждый раз упахивался до изумления. Еще удивился, что, оказывается, Лазарев — пошел с ними. Налегке, конечно, и лыжню не торил, больше времени держался в середине колонны, но все же!
«Вот тебе и рыхловатый мужик! Даже брюшко виднеется. А — встал и пошел на «двадцатку»!».
Первые пять километров все прошли нормально. Ну да — молодежь, все неплохо тренированы! После пяти — начались первые проблемы.
— Стой! Привал двадцать минут! — пронеслось по колонне.
«Нормально. Чуть передохнуть нужно, это — точно!».
Мимо него пронеслась на лыжах Ирина, а вслед за ней — Светлана. Он проводил их взглядом, а сам улегся на спину и высоко задрал ноги, приспособив к этому лыжи и палки. И снятый «сидор» под голову!
«Кровь должна оттечь с ног. Легче будет забитым мышцам!».
Прикрыл глаза.
— Ваня! Ты как себя чувствуешь? — Ирина наклонилась к нему.
— Нормально, Ирина! Мне так льстит твое внимание!
Девушка фыркнула, повела головой.
— Что там случилось? — мотнул он головой вперед по ходу движения.
— Мышцы свело! Мы со Светой чуть размяли. Но — сомневаюсь, что парень дойдет. Зачем он вообще пошел? Вроде бы и здоровый, а к такому не готов.
На контрольной точке сошел тот парень. Еще один вроде бы и собирался идти дальше, но Ирина качала головой:
— Боюсь, там не мышцы… Как бы с сердцем у парня плохо не было. Так… вроде держится, но что-то страшно мне!
Вторая «пятерка» была существенно хуже. Теперь стала понятна роль в походе Лазарева. Он присматривался к парням, вернувшимся в колонну после пахоты направляющего. По каким-то ему понятным признакам, давал команду пропустить вперед другого, а самому — еще пройти в колонне дальше, побольше отдохнуть. Еще Лазарев частенько убегал вперед, чтобы дать направление движения первым.
«Вот же лось здоровой, а? А по виду — и не скажешь!».
В четвертый раз Косов встал первым уже в видимости стрельбища. Тянул — «на зубах»! Выкатившись на линию огневого рубежа, повис на палках, сплевывая тягучую и горькую слюну.
— Парни! У кого слюна горькая — быстро ко мне! — командовала неподалеку Ирина.
«Это что — какой-то известный признак? А чего признак? Не… ну нах… я лучше тут… повишу еще немного!».
И Косов не отозвался и не признался. Немного погодя, кто-то тронул его за плечо. Поднял голову — Света.
— Иван! Посмотри на меня! Выше голову подними! Ага! Так — вот ватка! Нюхай! — она сунула ему под нос ватку.
«Блин! Нашатырь! И не сматеришься же! Зачем девушку обижать?».
Но в голове прояснилось, стало лучше. Он еще поводил себе перед носом ваткой.
«Молодцы, девчонки! Сами «десятку» вытащили, а заботятся о других!».
— Привал пятнадцать минут! После привала — слушай команду на построение! — «о как! Квашнин тут как тут!».
Пятнадцать минут пролетели — как одна!
— Взвод! Слушай мою команду! В две шеренги — становись!
«Дождались, мать вашу! Ну на кой я вообще сюда поперся, а?».
Построились. Получили вводную на проведение учебно-тренировочных стрельб. Первая партия ушла на огневую. Еще можно чуток отдохнуть!
Куда он стрелял, он и сам толком не понимал! Но — стрелял! Старался прицеливаться, а потом поймал «дзен» и стал думать про… Лизу. И так хорошо стало! Так тепло и спокойно!
— Молодец, Косов! Молодец! Отлично отстрелялся, курсант! — «ну вот, Квашнин все испортил! А я бы еще пострелял… так здорово было!». Инструктор ходил от курсанта к курсанту, с биноклем на груди.
Приятным было то, что после стрельб им выдали каждому по большой жестяной солдатской кружке горячего чая, а на закуску — ломоть серого хлеба с большим куском соленого сала! Вкуснятина же! И хлеб это — ноздреватый и душистый! А уж сало — вообще выше всяких похвал!
— Отбой привала! Становись!
«Опять — двадцать пять! А можно я уже сдохну, а?».
И опять — снег, снег, снег! Впереди снег — только уже изрядно разбитый впереди прошедшими курсантами; сбоку снег — чистый, искристый на солнце!
— Снег, снег, снег…
От шагающих сапог!
Мне, мне, мне,
Мне давно уже все — «пох»!
«Чего-то я зачастил вперед идти! Или так кажется? Или — и вправду я чаще других впереди оказываюсь? Лазарев чего подтасовывает? А-а-а-а… точно, он же… сортирует парней. Кому побольше отдохнуть, кому — поменьше. И чего? Поэтому я чаще стал впереди идти?».
Косов как-то вскользь заметил, что они прошли через какой-то лес. Отметил, что идти было… неудобно. И так-то тяжело, а тут всякие палки… елки… мешаются!
А потом… потом им попался овраг. Иван услышал впереди маты, но даже и — смех, который, впрочем, быстро прекратился!
— Чего там, парни? — спросил он у впереди идущих.
— Да ни хрена хорошего! Овраг там! И здоровый, сука! Вот там сейчас передние спустятся, потом мы пойдем.
К счастью, спустился он нормально! Не скатился, а именно — спустился, шагая вниз боком, аккуратно выцеливая, куда поставить ногу. Медленно, но — верно! Внизу копошились шедшие впереди и попадавшие, как доминошки, парни.
«Куча-мала получилась! Весело им, блин!».
Но в итоге веселого было мало — один из парней, похоже, потянул ногу. Точно Ирина сказать не могла — нужно смотреть в больнице. Иван подъехал к стоявшим внизу Лазареву и Ирине:
— Ну что, какие планы, отцы-командиры и красивые медработники?
Лазарев выматерился, потом извинился перед Ириной:
— Да какие планы? До контрольной точки — километра три, может — чуть меньше! Нужно тащить его туда, иначе никак!
— Ну что же? Значит потащим. А пока нужно из этой ямы выбираться. Знать бы еще — может вправо или влево у этого оврага отнорки есть. По ним бы наверх и забрались.
— Не… не будем терять времени. Есть тут эти отнорки, или нет… лазить здесь внизу по снегу из стороны в сторону? Так тут снега еще больше, чем наверху! Намного больше!
По предложению Ивана, с нескольких винтовок сняли погонные ремни, связали их меж собой, а он, прихватив крайний ремень зубами, сняв лыжи, полез на карачках наверх.
«Ну вот какого хрена тебе надо, а? На кой ты сюда полез? Что — других не было? Стоял бы сейчас с ними внизу, смотрел-поплевывал как другой карабкается наверх!».
Пару раз ему пришлось съехать вниз на пару метров с пластами слежавшегося снега, но закусив губы, он вновь карабкался наверх.
«Ну сколько тут той высоты? Да метров восемь, не больше! Какого же хрена… края-то все нет?!».
Выбравшись наверх — наконец-то! — он откинулся на спину и дышал-дышал-дышал… А чуть только восстановив дыхание, набрал в грудь воздуха… и выдал все знакомые маты! Сначала — чуть слышно, потом — все громче и громче! Поминая всеми ему знакомыми словами — и снег, и лыжи эти, и… много всего-всего! Только краем сознания чувствуя, что не стоит поминать отцов-командиров, руководство области и страны, и прочих политических деятелей. Хотя… про политических деятелей других стран, как правило — враждебных молодой Советской республике, он вспомнил тоже. Видно, всплыли в памяти карикатуры из газет и журналов, да плакатов.
Ни малого, ни большого петровских загибов он не знал. И сейчас был очень огорчен этим, когда запнулся и не смог ничего более придумать. И только сейчас расслышал, как внизу, там, в овраге, растет и крепнет, как мощь родной страны, хохот.
— Ну ты, Косов, все сказал, что хотел? — услышал он голос Лазарева.
Иван перевернулся на живот и подполз к краю.
— Заканчивай уже эту… политинформацию! Ты ремень-то кидать думаешь или нет? Или потерял, пока полз? — Лазарев улыбался.
— Это было бы… обидно! — пробормотал Косов.
По проторенной им тропе, со страховкой ремнем, он вытащил сначала одного, потом — уже вдвоем — другого. А там… можно и отдохнуть — без него справятся! И он довольно хорошо успел восстановиться, когда наверху собрались все.
А вот этого, каличного… пришлось тащить. Сначала пробовали тащить на руках, но быстро оставили эту затею. Было тяжело и неудобно. Пришлось тащить его, положив на лыжи. Тоже — так себе затея! Они перешли еще через один овраг — благо тот был, не сравнить с первым! Играючи, если не учитывать нараставшую усталость и боль в мышцах.
Контрольную точку они ждали, как манну небесную. Там оставили в санлетучке обезноженного. К удивлению Ивана, там же, только добровольно, остался и еще один из парней, хмурый и молчаливый.
Последний этап этой пытки Иван запомнил неотчетливо. Даже привал облегчения не принес. И только девчонки помогли ему выдержать все это. Они подошли к нему на последней остановке, и Косов с жалостью увидел темные круги под глазами Ирины и запавшие глаза Светы.
— Вань! У тебя от носа к подбородку — белая полоса идет. Это — плохой признак. Может останешься? — смотрела на него Ирина.
— Ты чего это придумала? Вот еще! — обозлился Косов, потом «сдулся», — Вы сами, девчонки, держитесь! Вот Вы — настоящие молодцы! Есть женщины в русских селеньях…
Последние пятьсот метров, они вчетвером «били» лыжню по очереди. Метров по пятьдесят, даже меньше. Но больше уже не могли.
— Не лежим, не лежим, товарищи курсанты! Дух перевели, дыхание восстановили? Встаем, ходим, ходим — расхаживаем мышцы! — ходил между ним Квашнин.
И так хотелось послать его, но — низ-зя!
Через некоторое время, вняв голосу рассудка и призывам инструктора, Косов поднялся и, постояв немного, на не сгибающихся ногах стал прохаживаться туда-сюда. К нему подошли пара парней, из тех, с кем «бил» лыжню на последнем участке.
— А ты ничё так… крепенький — протянул руку один. Второй молча ткнул кулаком в плечо — подтвердил таким образом слова первого.
Косову было… фиолетово. Он кивнул парням и продолжил вышагивать по площадке. Посмотрел, как отсюда уже увели одного из парней.
«В санчасть… поплохело уже после финиша… бывает!».
Потом они сидели в столовой воинской части, швыркали ветошью винтовки, приходили в себя. И если дыхание у него восстановилось довольно быстро, и перестало «тукать» в голове, то вот ноги отходить не хотели, казалось — еще больше наливались свинцом. Также тянуло руки и плечи.
Местные повара пытались накормить их какой-то кашей с тушенкой, но, как видел Косов, к окну раздачи почти никто не подошел. В столовой было тихо, если кто и разговаривал, то — негромкими, короткими фразами. Иван и сам чувствовал, как навалилась нечеловеческая усталость и отупение.
«А как же… на войне? Когда такие марш-броски будут в порядке вещей?».
Ирина со Светой переговорили о чем-то с поварами, а потом начали разносить по столам подносы с крупнонарезанными кусками хлеба, жирно намазанными сливочным маслом. Сверху куски были обильно засыпаны сахарным песком.
— Ребята! Нужно хоть что-то поесть. Вот — хлеб с маслом и сахаром! Хорошо восстанавливает силы. Сейчас еще чай разнесем.
Им помогли остальные девушки, участвовавшие в походе.
К Фатьме он добрался не быстро. Ноги продолжали свой саботаж, практически не сгибались, а если он их сгибал усилием воли, норовили подкоситься в коленях.
«Не… лучше уж так — как на ходулях, чем спотыкаться и падать!».
Подруга была готова к его визиту. Баня! Это — то, что ему нужно сейчас! Красавица захлопотала вокруг, содрала с него пропотевшее байковое белье, бросила в жестяной таз — «потом постираю!», потащила в баню. Там она обильно поддала парку, и еще подбросила дровишек в печь:
— Немного остыло уже, а тебе пропариться нужно! Сейчас нагреется получше, попарю тебя. А пока… давай я тебя разомну. У тебя ноги сейчас — как култышки деревянные, и руки, и плечи — все такое же, как каменное.
Она тискала его, мяла мышцы. Иногда это было — приятно, иногда — весьма болезненно. Сама женщина сначала как будто побаивалась причинить ему боль, разминала тело — слегка, больше наглаживала; но потом вошла в роль, даже — ожесточилась от слабых результатов своих действий, а потому — мяла и трепала его вполне качественно. Так, что ему приходилось иногда стискивать зубы, а потом — и постанывать.
— Фатя! Ты… как-то иногда — чересчур, ага! Ты что — Ритку вспомнила?
Она на секунду приостановилась, рассмеялась:
— А может и так! Сейчас я тебе… все припомню!
Постепенно он стал ощущать, как мышцы стали расслабляться.
— Вот! Сейчас я тебя… веничком!
Женщина, набрав в ковш горячей воды, не жалея ее, плеснула на каменку. И сама, взвизгнув, отскочила от потока пара, который яростно шипя, пыхнул во все стороны.
— Все-таки Вы, русские, сумасшедшие! Никак не привыкну я к такому… самоистязанию! Ой! Кажется, волосы потрескивать начали! А дышать-то тут как… теперь? — сдавленно пробормотала она, наклоняясь и закрывая лицо руками.
— Ты, красавица, полотенце на волосы намотай. А то испортишь себе эту шикарную шевелюру! Твоя коса меня с ума сводит, ты с ней как… ведьма!
Фатьма тихо засмеялась:
— Боишься меня?
— Нет, не боюсь! С ума схожу от вожделения!
Она была по-прежнему в коротком халатике, который сейчас пропитался водой и потом, и облепил ее тело.
— А чего ты не разденешься, душа моя?
— Да я как-то… и забыла! Как тебя увидела, в таком состоянии — так из головы все вылетело! Вань! Ну вот надо это так — себя истязать? Зачем все эти марши, кроссы, занятия? Ты и так… как из веревок свитый! Живот — вон… как железный, не ущипнуть!
Косов вздохнул:
— Надо, милая… Надо!
Веник у нее в бане был такой — изрядно «хожалый». Она остановилась с ним руке перед полком, выглядела немного растеряно.
— Ты чего? — он поглядывал на женщину из-под руки, закинутой сейчас на затылок.
«Как же она красива! Женской такой красотой. И занятия, похоже, не бросает. И тело подтянулось заметно — животика уже вообще не видно. «Кубиков», конечно, еще нет, но и животик — пропал! А жаль! Хороший такой был животик, славно его было наминать-потискивать! Ноги вон — крепкие стали, даже мышцы на бедрах чуть виднеются. И попа — хороша попа! Крепкая, чуть приподнятая! Талия стала уже и очень отчетливая. Х-м-м… и на спинке — тоже мышцы проглядывают! И груди… хорошие груди — в меру полные и тяжелые. И практически еще не обвисшие. Не стоят торчком, как у девчонки, но все равно — хороши!».
— Да вот я… как-то не могу тебя… этим вот хлестать! — Фатьма смотрела на него в замешательстве.
Косов засмеялся:
— Вспомни про Ритку!
— Ах ты так? Ну — держись! Сейчас я тебя… Ритка эта, курва рыжая, бесстыжая! А ты знаешь, что она из полячек? Ну — родители у нее… или деды, что ли… оттуда! А я эту братию видала. И на вокзале еще… в столовой. И после уже — на рынке! Высокомерные, презрительные такие!
— Ай! Фатя… ох-х… ты все же… поаккуратнее. Ай! Ну больно же!
— Не-е-е-т, милый! Сейчас ты мне за все ответишь!
Веник, и без того не богатый на обильную листву, быстро приходил в негодность. И все чаще Иван вздрагивал от ощущения не распаренных листьев на своей спине или ниже… а от прутьев.
— Ой! А тебя и правда рубцы красные появились! — испугалась результатов «экзекуции» подруга.
— Ну так, а я про что?
— Ой, Ваня! Извини меня дуру, а?
— Да ладно тебе! Окати-ка меня водой холодной. Пройдет все это! Быстро пройдет!
Он, шипя и кривясь слез с полка, а женщина, набрав в таз воды, окатила его с головой.
— О-о-о-х-х! Хорошо-то как! Ох и хорошо! — Иван стоял, отплевываясь, с удовольствие глядя на женщину, потом схватил ее в охапку, — может и тебя так… водичкой холодной, чтобы чуть остыла?
Фатьма взвизгнула от прикосновения его тела, облитого холодной водой, и забилась:
— Не надо, Ваня! Не вздумай даже! Нет-нет-нет! Не хочу-у-у!
Он поймал ее губы, крепко поцеловал:
— Не буду, радость моя! Не бойся! Давай на полок ляжем, полежим-погреемся.
Они лежали рядом. Благо полок дед плотник сделал с толком — широкий, крепкий, удобный! Вполне вмещал полок и Ивана, и лежащую рядом с ним женщину. Он млел от жара, от запаха распаренной березовой листвы, от этого запаха русской бани. А больше того — от горячего тела рядом лежащей женщины.
Она чуть не мурлыкала от переполнявших ее чувств. Он поглаживал ее по спинке, самыми кончиками пальцев иногда дотягивался до крепких ягодиц.
— Вань… А ты сказал — что все эти занятия тебе нужны? А для чего?
Иван вздохнул:
— Милая! В мире сейчас… плохо все! И будет — еще хуже. Война будет… Через год, два… может — через три. Но точно будет! И мы… страна наша — в стороне не останемся! И там… тот, кто больше, лучше подготовлен — у того и будет хоть небольшой шанс уцелеть. Вот я и не хочу… как баран на заклание идти. Мужчиной хочу, а не телком на привязи… Понимаешь?
Она подняла голову, посмотрела ему в глаза:
— А может… не будет, а?
Он цыкнул зубом, дернул щекой, промолчал.
Женщина вздохнула, опустила голову ему на грудь. А потом… перевела свою руку, обнимавшую его — вниз. И пальчики ее… ага! И притихла сама, притаилась. Только Иван чувствовал ее целенаправленные действия. Она хихикнула, снова подняла голову, хитровато посмотрела на него, и ее голова переместилась вниз. Фатьма сама чуть слышно простонала, а затем, сквозь прищуренные веки Косов увидел, как белый тюрбан из полотенца заходил — верх-вниз, верх-вниз!
Утром он проспал довольно долго. На кухне хозяюшка чуть слышно чем-то побрякивала, шебуршала. Косов с удовольствием потянулся, с всхлипом зевнул. Мышцы болели. Болели сильно, но это было уже совсем не то, что вчера! Совсем не то! Жить можно, а, принюхавшись к запахам, доносящимся из кухни, он отчетливо понял — жить можно хорошо!
В комнату зашла Фатьма. В халатике, с уже сделанной прической.
«Х-м-м… макияж она что ли сделала? А зачем? Бляха-муха! Да у нее же — чулочки на ножках! Это — явная провокация! Это даже — ничем не прикрытая агрессия!».
— Какая ты у меня красивая! Доброе утро, радость моя! Иди-ка ко мне сюда!
Фатьма засмеялась, вытирая руки полотенцем.
— Вань! Ну не надо, а? Я завтрак приготовила, а потом мне надо в ателье сходить. Я же так и не забрала одежду. Ну — ту, что нам посулили!
— Завтрак, душа моя, у тебя всегда настолько вкусный, что… даже если и остынет немного — только вкуснее будет! А в ателье… В ателье — вдвоем сходим! Прогуляемся, может потом куда… в кафе, или — в ресторан… Так что — иди ко мне!
Прическу и макияж женщине пришлось делать заново! Но недовольства у нее это не вызвало — красавица порхала как птичка! Довольная, улыбчивая. А как смотрела на него… Так, что ему даже неудобно становилось! От таких, ничем не прикрытых к нему, чувств!
— Вань! Я вчера твое белье постирала, возле печи развесила. Так что оно уже и высохло, я даже чуть прогладила его, с утра пораньше.
«М-да… ну и кто говорил, что идеальных женщин — не бывает? Нагло пиздят! Просто им так не везло с этим, как мне!».
Когда, спустя некоторое время они, под ручку вышли из дома, Косов заметил в ограде аккуратно сложенный штабель пиломатериала. Вчера не заметил — не в том состоянии был.
«Х-м-м… тес. А куда он и зачем?».
— Что строить собралась, хозяйка?
— Ты же сам сказал, Ваня — крышу нужно перекрыть. А потом мне мужики сказали, что они могут и дом проконопатить, и обшить его. Дед предложил даже наличники и ставни поменять! Говорит — если уж приводить дом в порядок — так делать все сразу, основательно, не растягивать на много лет! И говорит, что сейчас — самое время. Потом, дескать, дожди будут, промочит все!
«Угу-м… это они деньги у Фатьмы почуяли! Хотя… и правильно! Отремонтирует дом, хоть проблем с этим какое-то время не будет! Ага! Деньги нужны. А деньги — есть?».
С деньгами было, в общем-то, неплохо. Пока! Деньги у Ивана еще были, но отвык он здесь особо заглядывать в «гаманок» — а сколько осталось? Как-то легко к этому стал относится! И деньги, что характерно, периодически появлялись. Как будто — сами.
«Так! Нужно зайти в сберкассу — сколько там мне отчислений накапало? И да — надо бы к Савоське заглянуть. После того, неласкового приема, прошло уже… А сколько прошло? Да как бы не четыре месяца! Что-то же должно там накопиться, нет?».
— Ва-а-а-нь! Я тебе вчера не стала говорить… Ты не в том состоянии был, чтобы разговоры разговаривать… Мне Лена работу предложила!
— Х-м-м… и что это за работа, если не секрет? — посмотрел на женщину Иван.
«Что могла предложить Завадская Фатьме? Ну-у-у… совсем уж… неприличное — вряд ли! Не будет Леночка с ним ссорится, в «содержанки» идти Фатьме — не предложит! Но — интересно!».
Фатя немного повздыхала и чуть виновато глядя на него:
— Она предложила мне… администратором пойти. В одной из гостиниц у нее — знакомый работает, чуть не директором. Сначала-то, конечно, поучиться нужно, стажировка там… испытательный срок. Но Лена сказала, что все это — формальность! Зарплата там… не сказать, чтобы большая, но работа — чистая, культурная.
— Ага! А постояльцы, все как один, люди командировочные. В подавляющем большинстве — мужики! Приставать будут, всякие предложения делать. Ты же — красавица, ну какой мужик мимо спокойно пройдет? А обслуга в гостинице — вроде как… обслуга, в общем. Вот и будут… разные моменты!
— Ну, Ва-а-ань… Я что — девочка молоденькая совсем? Что я — не понимаю, что ли? Или вести себя не умею, даже и с мужиками! Да и не горничной же, не уборщицей она предлагает. И график там хороший — то в день, то… в ночь!
— Ага, ага! В ночь! А там — мужчинки разные, даже и начальнички… Понятно все!
Косов задумался.
«Ну а чего ты себя так ведешь, балбес? Ты что — муж ей? Или жениться собрался? Ревнуешь? Да! есть такое. И что ты ей можешь предложить взамен? Уедешь же через три-четыре месяца! Ведешь себя… как мальчишка! А там и правда — работа чистая, пусть и нервная иногда!».
Он заиграл желваками, но не от слов Фатьмы, а от своей реакции на эти слова.
Подруга шла рядом, заглядывая в его глаза, смотрела с ожиданием и… виновато.
— Хорошая моя! Даже не знаю, что сказать. С одной стороны — бесит, что на мою женщину будут другие… смотреть, да еще и предложения… делать! Разные! Блядь! И меня рядом, чтобы морду набить — не будет! А с другой… с другой… Ты же женщина умная, да и правда — не глупенькая девчонка! Но — бесит! Блядь!
Он, чтобы успокоится, достал портсигар, закурил. Успокоился. Женщина молча шла рядом.
— Ладно! Согласен! Хорошая, чистая должность. Но с Леночкой этой! Я переговорю! Ох и поговорю!
Фатьма улыбнулась, и чтобы скрыть улыбку, отвернулась:
— Отдерешь ее снова, да? И правильно, Вань! Женщина должна знать свое место! Только хорошенько это… чтобы запомнила, да!
«Да она же… смеется! Вот еще! Еще одна… Лизонька нашлась!».
— Только, Ваня, похоже этот метод… не работает! Лене, как мне кажется, как раз это и нравится! Ну, по крайней мере она что-то такое и намекала! Восторгалась и мне говорила, что завидует… что ты со мной постоянно.
— Так! Хорошая моя… давай эту тему — оставим! Согласна? — зло прищурился Косов.
— Конечно, конечно! Ты сказал — я сделала! Правильно ведь? — она, смеясь, прильнула к нему, крепко обняв его плечо.
— А еще, Ваня, — чуть погодя продолжила «вываливать» на него новости подруга, и замолчала, сделала паузу.
«Ну что еще-то?».
— Еще Лена договорилась с ателье, что они возьмут нас в штат… на показ моделей. Договор нужно будет подписать. Там нас не постоянно привлекать будут, а от случая к случаю, но какую-то зарплату все же выплачивать будут. Пусть маленькую, но все же. Неплохо же, да? — посмотрела она на него.
— А тебе понравилось, что ли? — улыбнулся попаданец.
— Ну как понравилось… Тогда-то — тяжко пришлось, конечно. Но ведь — вот эту одежду, которую забирать идем… Она же, если платить за нее полную стоимость — ох и не дешевая! Да и понравилось тоже… Какой же женщине не понравится, когда вот так… в красивой одежде. А на тебя все смотрят!
— И в белье — тоже? — продолжал пытать подругу Иван.
Та чуть искоса посмотрела на него, увидела, что он смеется, тоже улыбнулась:
— Ну и в белье тоже! Ни у кого такого еще нет, а у тебя — есть! Да и… ведь я тоже понимаю, что я куда красивее этих женщин в зале. Тоже же… приятно!
— И уже не стесняешься?
— Ну-у-у… немного. Но не голая же я была! — он не стал напоминать ей, что именно так и говорил ей тогда, осенью.
Когда они пришли в ателье, Фатьма основательно так закопалась в принесенной ей одежде, что-то перебирала, рассматривала. Хотя чего там рассматривать? Ты же и носила все эти вещи на показе!
Иван подошел к окну, и открыв форточку, закурил. Здесь к нему присоединился Александр, который, поглядывая на женщину, негромко сказал:
— Тут Севостьян Игнатьевич с неделю назад заходил. Про Вас спрашивал, не появляетесь ли у нас. Просил передать, чтобы забежали к нему, выбрав время. Разговор к Вам какой-то имеет.
— Хорошо, спасибо, Александр. Зайду, как время будет.
«Вот же только вспоминал про старого барыгу!».
— Ну а что там за договор — для женщин Вы придумали? — кивнул Косов на Фатьму.
— Ну как… нормальный договор. Руководству понравилась организация и сам показ. Продажи, опять же — взлетели! Вот, чтобы не искать каждый раз девушек и придумали — предложить им договор. Они будут привлекаться иногда, для выставки отдельных вещей, а пару раз в год — уже крупный показ, как прошлый. На время крупного показа — там, конечно, зарплату им будут платить хорошую. А между делом… так, деньги не большие.
— А чего же — два раза в год?
— Что? Не понял? — повернулся к нему Александр.
— Почему, говорю, два показа в год? Сезонов же — четыре! Зима, весна, лето, осень. Готовьте на каждый сезон новинки и перед его началом — демонстрируйте. А лучше — немного загодя!
— Х-м-м…, - задумался Александр, — мы как-то и не подумали! И все равно — почему четыре сезона? Весна же и осень — почти одно и тоже?
— По погоде — может и так. Хотя… все равно — разница есть. Но — между весной и осенью — полгода! Неужели в мире женской моды ничего не измениться? Сейчас — быстро все меняется!
«Ты, Шурик, даже не представляешь, как быстро будет меняться все там, в будущем!».
— Посадите каких-нибудь специалистов на получаемые журналы. Наши ли, или найдете возможность из-за границы покупать. Пусть знающие люди просматривают, анализирует, что-то свое выдумывают!
— Ага — где же взять таких… знающих людей? — мастер был настроен скептически.
— Ну Вы… вообще! Где взять? Да вон — ту же Елену Завадскую привлеките! Еще каких дам, имеющих вкус! Да художников, хотя бы! Только молодых — у кого еще взгляд не зашорен! Пусть творят, что хотят, а потом дамы… та же Завадская и такие как она, и отбирают какие-то модели.
Иван видел, что при упоминании Завадской Александр каждый раз морщится.
— Что? Далась Вам Елена в прошлый раз?
— Это… правильно сказано — далась! Нет, я не спорю — у нее тонкий вкус и даже какая-то… интуиция. Но характер у нее! — мастер покачал головой, — вроде и мягко говорит, и тактичная… но — свое возьмет, не мытьем, так катаньем! Хотя… я вот, когда успокоился после всей этой нервотрепки… даже как-то… заскучал. Интересно все-таки было! Значит, говорите — четыре сезона?
«А что? Чем не название ателье? Там же в будущем — фоур сисон есть? Ну а что? Пусть и у нас будет!».
— Александр! Вы — гений, пусть даже и не подозреваете об этом! Вот Вам готовое название для Вашего предприятия — «Четыре сезона!». А то — ну что такое — ателье, ателье… Этих ателье — как блох на барбоске! Один стол, одна швея — уже ателье! А у Вас? У Вас — серьезное, солидное предприятие! И творческое! Каждому сезону — своя коллекция женской одежды! Как? Звучит? Скажите — сложно и тяжело? Возможно! Но ведь как… перспективно, как грандиозно, а? На уровне нашего города — так точно! Да что там город? Чем мы хуже Москвы, Ленинграда, Киева? У нас что — люди лаптем щи хлебают? Или все сплошь — умственно отсталые? Или — из тайги только выбрались, морковка вместо сахара, и из развлечений — катание на медведях? Масштабнее надо жить, мастер! А ну как — через год-два и в Москве вдруг узнают про Ваш модный дом, а? Узнают — и взревнуют! Хочется москвичей по носу щелкнуть, Александр? Так выпустите фантазию на волю!
Было видно, что Косов — увлек мастера в полет! Даже Фатя смотрела на Ивана удивленно, оставив просмотр одежды.
Потом Александр опомнился, смутился и пробормотал:
— Как бы мне дирекция… за такие масштабы… холку не намылила!
— Да убедите Ваших старцев! Рублем, как я Вам уже и советовал! Рублем! Расчеты сделайте, выкладки. Покажите перспективу. Они, старички эти, любят в циферках покопаться. Ну так… покажите им — куда надо двигаться!
Он опять оставил мастера в тяжких раздумьях. А за вещи Фатьмы заплатил, конечно же — он. Негоже это, чтобы подруга сама платила, негоже! Мы чай не в Европах, в двадцать первом веке живем, когда на свидании женщина сама за себя платит!
А тючок у Фатьмы получился ничего так себе, объемный. Благо — не тяжелый!
«Ага… все там же! Всё — те же!».
— Доброго здоровьичка Вам, Севостьян Игнатьич! Доброго здоровьичка!
— И тебе привет, Чибис! — проскрипел, не вставая с места, «старый пень».
«Бля… Как давно я уже не слышал эту «погремуху». И век бы не слышать!».
— Ты чего-то, Чибис, давненько не заглядывал. Позабыл старика? Все девочки на уме, все девочки!
— Так ведь, Севостьян Игнатьич, Вы ж сами… в прошлый раз-то! Так уж меня «ласково» приняли, так «ласково»! Что я и бежал от Вас — впереди собственного визга!
— Это ты брось, не придуривайся! Тебе не идет! Ничего такого не было! Нормально я тебя принял. Да ты и сам… все какие-то новости приносишь, что и видеть тебя… противно!
— Ну так а я о чём? Про то самое и речь веду. Только я ж не виноват, что жизнь так складывается. Если — то одно, то — другое. Тут, как говорится: все камушки — да в нашего Ванюшку!
— Ага, ага! А сам ты белый и пушистый!
— Ну как… нет, конечно, не святой! И не угодник даже!
— Вот-вот! — скрипит «Штехель».
«Ну ладно! Обнюхались, хвостами помахали! Поздоровкались, значит! Что хотел, пень старый?». Но вслух такого Косов, конечно же, не сказал. Чревато может стать!
— Тебе, Чибис, как я погляжу, спокойно не сидится, нет! Вроде бы и отошел, значит… а все — за свое? Да все как-то всерьез выходит, не так ли?
«Это он о чем? Про Шрама, что ли?».
Иван промолчал, решив послушать — только плечами пожал. Дескать, «а шо делать»?
— Ладно… в тот раз… ты человека выручил. Это ты — молодец! Помог в трудную минуту. Это, значит, зачтется! Шрам людям обсказал, как дело было! Шрам в своем праве был. Тут и разговора нет. И про тебя людям, стал быть — известно стало. Ну что ж… такая репутация — она, знаешь ли… в иной момент и помочь может! А вот скажи-ка мне…
Тут Савоська потянулся, повернулся и вытащил из шкафчика бутылку коньяка.
— Будешь, Чибис? А то… простыл я что ли… чего-то всего тянет, да неможется.
Чибис кивнул, и Штехель плеснул и ему «на пару пальцев». Выпили, закурили.
— Скажи-ка мне, Чибис… Ты что же… к Шраму в «пристяжь» подался?
— Чего это? С чего это Вы взяли? Где я, и где — Шрам? Шрам «ферзь козырный», а я так — погулять вышел! Да и «в завязке» я!
Штехель «заперхал», затрясся.
«Смеется значит!».
— Ой уморил! Хороша твоя завязка — с «мокрого» да на «мокрое»! Ты ж уже себе на пару «вышек» натянул! Ну, веселый ты парень! Или… дурак просто?
«Ишь как зыркнул! Как ножом ткнул!».
— Дурак! Как есть дурак! Не был бы дураком, разве ж я тогда впрягся бы… в чужие разборки!
— Да нет… тут сдается мне — не так все вышло! Да и разборки те… они же для тебя не чужие. Те ж разборки с того «скока» тянутся. Так ведь?
Иван пожал плечами:
— Выходит так!
— Ага… Вот я и спросил, не в «пристяжь» ли ты решил податься?
— Нет! В «завязке» я. Там — вышло, как вышло. А больше — не собираюсь. Я в «пиковые» подаваться не собираюсь!
— М-да? Чтобы ты знал… такие хлопцы… для которых человека подрезать, как высморкаться… они тоже нужны. А ты, как я понял, кровушки не боишься…
— А нечем тут хвастаться, я думаю!
— Ну… по-разному рассудить можно. Ладно… Значит — «один на льде» «ломом подпоясанный»?
Косов снова пожал плечами — «понимай как хочешь!».
— Добро… я тебя понял. Дело — твое! Вот еще… Шрам там людям сказал… люди — посмотрели. Денег в тот раз… нам с тобой — недодали! Помнишь я сказал, что вещички — с историей были? Ну так вот… разобрались там, извинились. Держи! Твое это!
И Савоська перекинул через стол Ивану в руки пачку банкнот, перевязанную бечевкой.
«Ни хрена себе! А пачка-то… приличная! И не рублики здесь с «трешками»!».
— А… ошибки там быть не может? А то возьму сейчас «хрусты», а потом окажется — ошибочка вышла! Не хочу «понезнанке» в «блудняк» влететь!
— Не… все чисто! Бери, не менжуйся!
Штехель встал, прошел к двери из «кильдюма», выглянул:
— Э! Мелкий! Ты где там?! Чайку нам спровори! Да быстрее там!
— А ты, Чибис, все там же обретаешься?
«Ну, тут удивляться нечему! Если знакомец Штехеля меня в клуб устраивал, то и знать, где я живу — ничего сложного!».
— Ну да, там же! — кивнул Косов.
— Это хорошо! Да! Теперь — к нашим баранам! — Штехель снова кинул в руки Ивана пачку денег. Была эта пачка — гораздо тоньше прежней. Не сравнить даже! — это твоя доляшка с ателье! Неплохо у них дела идут, неплохо! И, как я слышал — опять ты там отирался, да?
— Так… боком проходил!
— Ага, ага… боком! Ты бы… мне прежде сказал, так может и с того можно было бы… «тити-мити» поиметь! А сейчас… что уж… теперь-то!
Косов снова промолчал.
— Изменился ты, Чибис… Молчишь чего-то? Поумнел может быть?
— Да где ж там поумнел? Сами же говорите — под двойной «вышкой» хожу. Был бы умный — вышло бы так?
— Ну вот видишь… хоть это понимаешь! А то есть, знаешь ли, бычки опоенные… даже того, что творят — не понимают!
Чай пили фактически в молчании.
«А вот интересно — куда этому… барыге столько денег? Семьи нет. Живет — скромно. Даже одевается — как большинство пожилых людей. Куда он деньги девает? На баб тратит? Да нет — не похож он на сластолюбца! И, кстати — этот рассказ про неведомых людей, которые якобы хотели обмануть и его, Ивана, и Савоську — насколько он соответствует действительности? Больше похоже, что сам Савоська решил «кинуть» Ивана в тот раз, а как узнал про случай с помощью Шраму — так и откатил все «взад»! Да — вот похоже!».
На прощание Штехель проскрипел:
— Ты, Чибис, если что… парнишку пошлю. Дескать Севостьян Игнатьич — привет передавал; дескать, в гости звал! Ты уж помоги старику, да и я тебя не обижу!
«М-да… за «торпеду» работать на барыгу? Ну его на хрен!».
— Так как же, Севостьян Игнатьич? Конечно же помогу — дров там поколоть, снег почистить, может — ремонт какой… Что же я — добра не помню, что ли? Бывайте здоровы!
Уже сидя у себя дома, пересчитал деньги.
«Охренеть! Пять «кусков»! Пять, мать его, «кусков»! Вот это… м-да… кинуть меня хотел Штехель, редиска! И опять — только сегодня про деньги думал — и вот! Получите! Даже расписываться не нужно!».
От раздумий его отвлекла Лиза, заскочившая в комнату:
— Ну! Сегодня-то ты дома? Ну что… пойдем печки топить? — и густо покраснела.
«Прелесть ты моя!».
— Конечно пойдем, красавица! Сейчас — одеваюсь!