— Хорошо, Косов! Знаешь… хорошо стало получаться, интересно так. Сейчас уже можно и показать! Но… мало! Мало этого для показа! — инструктор Лазарев был доволен.
«Ну да… пришлось, конечно, попотеть, но результаты есть!».
После отъезда Лизы, времени по вечерам стало много. Вот он и тренировался с оружием. Извлечение и подготовка к стрельбе — вообще хорошо. Вот и Лазарев только языком поцокал, глядя, как ловко револьвер оказывается в руках Косова. Перемещения, развороты получались тоже не в пример лучше. Добавил он и ходьбу вприсядку, и уклонения корпусом.
— Что-то еще можешь придумать? — инструктор смотрел на Ивана.
Тот задумался, почесал мушкой «нагана» бровь.
— Из нижней стойки, при перемещениях, можно добавить кувырки — вправо или влево. Но тут уже сложнее, как мне кажется, — вслух раздумывал курсант, — Потренироваться надо!
— А вот смена руки… Чем это можно аргументировать? Про ранение или повреждение руки, ты уже сказал. Тут… довольно спорно. Если ранение серьезное… длительная стрельба, я думаю, будет невозможна, — сомневался Лазарев.
— Так и все это — нацелено на подготовку к скоротечному огневому контакту. Длительная стрельба изначальна не предусмотрена. А что кроме ранения… Стрельба из-за укрытий, к примеру! Вот представьте, противник перед Вами… расстояние… скажем — до двадцати метров. Всегда лучше иметь перед собой хоть какое-то, но укрытие! Пусть будет… дерево или столб. И тогда вот так…, - Иван сымитировал стрельбу последовательно справа или слева из-за укрытия, показал, как это будет выглядеть, — Если руку не менять… рабочая правая… к примеру, то при стрельбе влево от укрытия, придется высовываться практически всем корпусом. Согласитесь… прикрыть тело хоть как-то… лучше, чем не прикрывать его вообще.
Лазарев, стоявший неподалеку, и периодически делавший каки-то пометки в блокноте, задумался:
— Я, Иван, что подумал… Вообще-то получается… это не армейская подготовка. Это какой-то… осназ выходит. Или оперативники разные… А мы-то все же «эркэкэа»!
— Давайте отработаем методы, а уж кому они пригодятся — дело десятое! Нужное же дело, согласитесь? — Косов возражал.
— Ладно… подумаем еще! Что еще… есть что-то?
— Можно попробовать… стрельбу с двух рук.
— Ишь ты! С двух рук? У нас, честно скажу, и с одной-то руки многие стреляют так себе. Ну… давай, показывай, что надумал.
— Второй «наган» нужен!
Косов попробовал, сцепив большие пальцы рук. Потом — в движении, потом — с уклонениями, с разворотами. Щелкал курками вхолостую.
— А и впрямь — здорово у тебя получается! Прямо как танцуешь! Так… ладно! Давай со стрельбой посмотрим… Но с одного револьвера пока.
— Жаль направление стрельбы только одно! — посетовал Косов.
— Ну-у-у… сейчас подсохнет стрельбище в части, можно будет съездить туда, попрактиковаться, — предложил инструктор.
Надо отдать должное — и сам Лазарев что-то уже пробовал. По крайней мере и подготовка к стрельбе у него была уже неплохо поставлена, и передвижения. Похуже, чем у Ивана, но было заметно, что и инструктор «не сидит на попе ровно».
Освоил Косов и общепринятые методы стрельбы из штатного оружия командиров. Ох и спорили же поначалу они со Лазаревым по этому поводу!
— Ну не для «короткоствола» эта дистанция — двадцать пять метров! Пистолет или револьвер — пять, десять метров. Край — пятнадцать! А двадцать пять — я супостата бить буду или с «винтаря» или же с автомата.
— Нет в армии у командира «винтаря», как ты говоришь, или автомата. Ну ладно еще автомат, но винтовки — точно нет! — спорил Лазарев.
— А вот это и есть одна из ошибок наших уставов! Ну как так — лучший стрелок подразделения и не имеет нормального оружия?
Но обсуждать уставы Лазарев не хотел. Пусть и не Квашнин он, не матерый «уставщик», но все же субординация и почитание «умных книжек» в него уже вколочено намертво. Даже этот его интерес к новым методам стрельбы и подготовки к ней — пусть и говорил о том, что не до конца инструктор разучился мыслить своей головой, но — Устав, он и в Африке — Устав!
— Уставы пишут люди, и они, как часто бывает, могут ошибаться. Устаревать могут уставы, что Вы и сами знаете!
— Да здесь-то что успело устареть? Наши Уставы вот только приняты — несколько лет назад!
В отработках «танцев» с «наганом» ему помогла, и очень неожиданно — Тоня. Посмотрев как-то вечером на его метания по залу, сказала:
— А вот эти движения лучше выполнять не так! В русских народных танцах есть такой элемент… Сейчас покажу!
И Тонечка прошлась в присядку, но не выбрасывая ножки вперед себя, а подгребая ими сбоку. Шла она фактически на внешних ребрах стоп, довольно забавно переваливаясь. Правда прошлась туда-сюда быстро, видно опыт есть!
Но Косов не был бы самим собой, если бы не «навелся» на ее ножки и попу в трико, замерев в ступоре.
Девушка поднялась, откинула рукой челку, и покраснев, сказала:
— Вань! Не надо на меня так смотреть… Нехорошо это…
Косов встряхнулся, смутился и пробормотал:
— Ты меня прости… Тоня. Как-то само собой это у меня выходит… Не специально я так!
Она с жалостью посмотрела на него и выдала «вердикт»:
— Ты, Ваня, по этому поводу какой-то… ударенный! Уже давно заметила — как где смазливое личико… или так — ножки стройные… или попу симпатичную увидишь — дурак дураком становишься! Тебе же самому это… не мешает разве?
Он кивнул:
— Мешает… иногда. Но… ничего с собой поделать не могу!
Она махнула на него рукой — «больной человек, что поделать!», и предложила:
— Давай! Пройдись, так как я показала. Я посмотрю, поправлю…
И еще позанималась с ним. Что характерно — Косов понял, что из такого положения, «в низком присяде» — очень легко уйти в «перекат», а также качать корпус влево-вправо, и даже быстро выпрыгивать в стороны! В общем, помогла ему подружка директора!
Все это было интересно, а с того момента, как стали проявляться первые результаты — еще и удовлетворение приносило. Вот только сами «стволы» не радовали. В револьвере, при всех его плюсах, Косову не нравилось два момента — тугой спуск и тупая, и очень небыстрая перезарядка! И «тэтэшник» — тоже был с изъянами: отсутствие нормального предохранителя, дурацкая и неудобная рукоять, и слабая пружина в кнопке фиксации магазина. На остальное можно было смотреть сквозь пальцы.
Как сказала героиня «Военно-полевого романа»: «У мужчины может быть только один недостаток. На все остальные я смотрю сквозь пальцы!».
«Ах какая там была Наталья Андрейченко! У-у-у-х-х! Но фильм — грустный!».
Гонец от «Савоськи» в этот раз был корректен и лаконичен:
— Даров! Севастьян Игнатьевич просил передать, чтобы завтра в обед был у него. Человек будет…
— Чё за человек?
Пацан пожал плечами:
— А я знаю? Как сказано, так и передал.
— Ладно, услышал, буду.
— Проходи, Чибис… Присаживайся! — «Штехель» сегодня был сдержан, — Вот, Ваня, познакомься с человеком, по тому делу пришел. Толей звать…
В углу, за дверью, Иван сразу и не заметил, сидел молодой мужик. Интересный такой мужик, фактурный… Простенький пиджачок, в тон ему брючки, заправленные в «хромачи», на одном колене лежит кепчонка. В общем-то вид — девяноста процентов мужчин сейчас так ходят. Привлекала внимание и внушала физиономия. Короткая стрижка; черные волосы с обильной сединой; нос явно ломаный; левая бровь перерезана шрамом, тонкие губы сейчас искривлены усмешкой.
«Матерый урка, хоть и молодой еще. Хотя… как молодой? От двадцати семи и до… тридцати пяти, пожалуй. Волосы сединой только что-то рановато выбелило. Странно… на руках и пальцах «наколочек» не видно. А нет! Вон на правой руке, безымянный палец… что-то было, да сведено. Но — не очень аккуратно, края плохо сводили».
Урка улыбнулся пошире, протянул руку для рукопожатия:
— Толя! «Фикса», — и ткнул пальцем, показывая у себя во рту причину такой клички, — А ты ничё так… Ты видел, Игнатьич, как он меня всего срисовал, а? Ну чисто опер! Уже и портрет в голове поди сложил!
— Иван! «Погоняло» уже знаешь! — Косов пожал руку урке.
— Ну что? Я Вас свел… Чаю попьете, или сразу поедете? — «Штехелю» похоже не терпелось «сплавить» их обоих куда подальше.
— Не, Игнатьич! Попьем твоего чайку. Очень уж ты славно его завариваешь! Хорош «купчик» получается.
— А то у Валерьяна чаю нету? — скривился «Савоська».
— Как нету? Конечно есть, только чужое — оно же завсегда вкуснее и слаще! — широко улыбался Толя, светя «фиксой».
«Ну вот… сначала был «Штехель», теперь и Толя «Живчик» нарисовался, хрен сотрешь!».
Сейчас оба они здорово напоминали персонажей из той же «Ликвидации» — «Штехеля» и еще одного урку. Помниться тот особого уважения к «Штехелю» не питал, но и за грань не переходил.
Попили чаю, особо не разговаривая. «Фикса» периодически поглядывал с интересом на Ивана, и с усмешкой — на «Савоську».
Потом вышли за ограду столовки, и подошли к какому-то автомобилю. Авто это заинтересовало Ивана. Было оно совсем небольшим, даже меньше полуторки, которая тоже не поражала своими габаритами. Двухместная кабина, капот спереди изрядно скошен, с когда-то никелированными вертикальными прутьями решетки. Кузовок был совсем уж небольшой, как игрушечный.
— Это что за «Лорен-Дитрих»? — с интересом Косов обошел авто по кругу.
— Это не «Лорен-Дитрих», а «Фиат», да и я тебе не Казимир Козлевич, — вдруг показал познания в литературе «Фикса».
«Ты посмотри какие урки начитанные пошли, а?».
— Садись давай, ехать надо! — поторопил его «Фикса».
— Ну ехать, так ехать! Лучше плохо ехать, чем хорошо идти! — согласился Иван, усаживаясь в кабину, — Далеко поедем?
— Далеко — не далеко… Не близко, в общем-то…
Ехать пришлось и правда — не близко. Фактически выехали из города, но — в ближний пригород. Частный сектор… Толи большая деревня, толи — небольшое село. Крепкий дом, крестовый, «утоплен» в немаленький участок, который по фасаду был засажен кустами сирени, рябины. Даже елки были, аккуратные такие, прямо — новогодние.
Косов постарался незаметно поправить «наган», передвинув его за ремнем на спине, ближе к правому боку, для удобства выхватывания. «Финарь» на левом предплечье привычно стискивал руку ремнями ножен.
«Вооружен и очень опасен, бля! Ну да — береженого Бог бережет!».
Патроны он легко смог сэкономить в тире. Лазарев часто оставлял его в стрелковой галерее, уходя по делам. А Косов — стрелял, стрелял, стрелял… Пачки с патронами инструктор выносил тоже загодя, и, похоже — без особого счета. Доверял, значит…
Толя провел его по дорожке вдоль дома. Зашли в дом, точнее — какую-то пристройку, где располагалась толи летняя кухня, толи большой чулан с плитой.
— Здесь посиди, Ваня — указал «Фикса» на табурет.
Косов пожал плечами — «Посидеть, значит — посидим!».
Сам урка прошел в двери, в торце чулана. Негромко раздались голоса. Иван закрутил головой:
«Откуда-то слышно… значит какая-то отдушина здесь есть! Неплохо бы послушать, о чем речь!».
Под самыми досками потолка, за плитой и правда нашелся «продух», прикрытый свернутым куском войлока. Косов чуть вытащил войлок, немного приоткрывая отверстие.
— … и как он тебе? — глуховатый голос.
— А я знаю? — «Это «Фикса»! — Молодой какой-то… Но при железе, точно! Похоже, «шпалер» сзади за поясом. Может и еще что есть.
— Со «шпалером», значит… И не боится так ходить? А «лягавые» заметут? Похоже — «отморозь»…
— Ну так… Ты ж сам говорил, что тогда «Шрам» рассказывал… «пером» этого… расписал-разделал. Кто ж так делает? Точно — «ломом подпоясанный»!
— «Шрам» с совсем бестолочью водиться не стал бы. Значит… все же с головой. Ладно… зови его, разговаривать будем.
Косов решил прогнать картину — присел на табурет, поджал ноги под себя, как будто приготовившись к прыжку, левую руку — на колено, правую — поставил на крышку табурета, рядом с собой. Правая пола пиджака откинута назад, приоткрывает рукоять револьвера.
«Фикса», зашедший сюда, «срисовал картину» сразу, выставил руки перед собой:
— Ты это… спокойно давай, ага! Все пучком! Здесь к тебе претензий нет… Просто поговорим, обсудим все спокойно! Спрячь «волыну»!
Косов демонстративно закинул полу пиджака, поправил.
— Ну давай… Будем разговаривать.
В большой светлой комнате, за столом сидел коренастый, пожилой мужик. Простая косоворотка, коротко стриженые седые волосы. Лицо — как топором вырублено. Все на нем большое — нос, как клюв фламинго; скуластый; нависшие надбровные дуги, покрытые густыми бровями; глубокие морщины по всему лицу. Губы только подкачали — как с другой картины: тонкие, плотно сжатые, почти невидимые. Как будто и вовсе нет губ — только ножом кто-то рот прорезал.
«М-да… а горба-то нету! Да и я… вовсе не Володя Шарапов!».
— Ну садись, Чибис… Сейчас поужинаем, да поговорим…, - «сказал, а губы только чуть шевельнулись», — Меня Валерьяном зовут, если что… Маня! Подай нам чего!
На слова Валерьяна из-за занавески, ведущей в другое помещение дома, вышла женщина. Средних лет, довольно миловидная, но такого типажа — деревенского, что не привлекало Косова. Одета просто. За довольно бесформенной одеждой даже и фигуры не разберешь. Сноровисто собрала на стол. Тоже все простое, без вычурностей и деликатесов — отварная картошка, политая топленным смальцем, посыпанная шкварками и обжаренным луком; соленые грузди, огурцы такие же, квашенная капуста. Сало вот было явно хорошее — с мясными прослойками, тмином, средней толщины. Пахнуло чесноком. На стол поставила бутылку «беленькой».
— Ну что… Примем то, что Господь послал нам, грешникам, в день этот! — хозяин широко перекрестился и поднял полный лафитник.
«Это что еще… за спектакль? Урка в Бога верует? Да ну на… Не верю! А может он… из этих… как их там? Раскольников? Да нет — насколько знаю, они вообще с чужими за стол на садились — брезговали, нельзя это им! Или из еще каких… сектантов! Хотя… нам, татарам — все одно: что водка, что пулемет — лишь бы с ног валило! Или так — не лезь в чужой монастырь со своим уставом!».
Решив, не обращать внимание на странности, Косов поднял свою рюмку, чуть подождал — «чокаться не стали!» — опрокинул ее себе в рот.
«Хороша водка! Хоть и предпочитаю коньяк, но стоит признать — хороша! И чистая, и в меру охлажденная! Ледник видно есть!».
И сам Косов, и хозяин, и «Фикса» ели истово — не отвлекаясь, сосредоточенно, но не жадно глотая. Как работу работает хороший мужик — серьезно, вдумчиво, тщательно!
— По второй! — разлил водку хозяин.
Приняли. Хорошо! Косов чувствовал, что плотно подъел. Довольно уж…
Как будто услышав его мысли, хозяин снова чуть повысил голос:
— Маня! Самовар нам на веранду подай!
Перешли на веранду. Круглый стол, застеленный скатертью, штук шесть венских стульев за ним. Иван, дождавшись, пока Валерьян и Толя займут места, сел расчётливо — чтобы за спиной была стенка, а хозяин, его подручный, а также две двери — в дом и в ограду — были на виду. Заметил, как переглянулись собеседники.
«А чего? Зачем нам лишние неожиданности-неприятности? Лучше так, чтобы видно было!».
— Ну что, Ваня, поговорим? Расклад ты знаешь, не так ли? Что думаешь?
— К-х-м-м… а как Вас по отчеству? А то… неловко как-то — по имени с Вами разговаривать.
«Фикса» удивленно перевел взгляд с Валерьяна на Косова и назад, потом засмеялся, прикрыв рукой рот.
Хозяин неодобрительно посмотрел на подручного, пожевал губами, подумал:
— Степанычем называй! Валерьян — это кличка у меня такая… Еще смолоду — дескать, спокойный я.
— Ага… Спасибо! Я, Степаныч, все раздумываю — а на кой ляд мне во все это встревать? Севастьян Игнатьич мне такую «долянку» обрисовал, что это — просто курам на смех. За такое я даже «на вассере» и то подумаю, стоять или нет. А уж всю грязь на себя брать, «паровозом» пойти — и вовсе глупо! Так что… давай сначала определимся по серьезному — чего я с дела иметь буду. А уж потом, как сойдемся в цене, так и о самом деле поговорим.
Валерьян опять переглянулся с «Фиксой»:
— Ну а ты сколь хочешь?
Косов развеселился:
— Сколь я хочу, Вы мне все одно не дадите! А так… если подумать… треть от выручки!
— Ого! Вот это аппетиты! А что ж так мало просишь? Севастьян мне говорил, сначала половину запросил!
— Ну… скажем так — подумал, решил не борзеть!
— Ага! А треть — по-твоему — не борзеть, значит?
— Ну а что? Давай прикинем, Степаныч! Четверть уйдет в общак, тут без разговоров. Остается три четверти! От этого половину просить не буду. Вы тоже в дело вложитесь и в стороне не останетесь, не так ли? А давай — по-другому рассудим, чтобы понятнее… К примеру, взяли мы с пОльских «сотку». Треть от «сотки» — это тридцать. Двадцать пять — уйдет в общак. Останется семьдесят пять. Так вот — из них тридцать — мои. А Вам — сорок пять! Думаю — вполне честно! Мне самая грязная работа, Вам подчистить. Ну и на стадии подготовки — все посмотреть, проверить, подготовить…
— Ага! А ты, значит, зашел — «почикал» всех, взял тридцать «на карман» — и отвалил? — возмутился «Фикса».
— Ну так я не против — давай ты всех «почикаешь»! А я уж за тобой прибирать буду, — пожал плечами Иван.
«Фикса» стушевался, пробормотал:
— Не моя тема…
— Ну так и я про что? Каждому свое! Там же и по-другому выйти может. Залетные эти… пОльские — вдруг ребята ловкие окажутся и уже я там «лягу», а они при своих останутся. А ты в это время, Толя, где будешь? На «мопедке» своей за углом будешь ждать? И чуть какой «кипишь» — по гашетке и бежать, да? Я не я, и хата не моя? Так чего теперь… Кто под пули идет — тому и куш больше. Всегда так было, разве нет, Степаныч?
Валерьян посидел, помолчал, раздумывая, пожевал губами.
— Пойдет! По рукам бить не будем, не купцы в старое время. Люди серьезные, все понимаем, да?
Косов кивнул.
«А потом, на отходе, нужно будет все равно хвост пистолетом держать!».
Про себя хмыкнул: «А будет этот… потом?». И почему-то с уверенностью решил — «Будет!».
— Добро! Тогда давай… по деталям пройдемся!
Замолчали, пережидая, когда женщина поставит самовар на стол, принесет чашки-блюдца-ложки. Варенья пару сортов, сахар кусковой, какие-то плюшки-булочки.
Иван налил себе чая покрепче, задумался, размешивая сахар в крутом кипятке.
— Так… что мы вообще о них знаем?
Снова хозяева переглянулись, Валерьян кивнул «Фиксе»:
— Говори!
— Так! Приезжают они примерно раз в месяц, берут товар, отдают деньги и сваливают!
— М-да… предельно информативно! Ладно… будем плясать от печки! Когда они вообще здесь появились впервые?
«Фикса» задумался, почесал затылок.
— Примерно год назад! — подал голос хозяин.
— Ага! А к кому они подъехали, кому обозвались? С кем порешали?
Валерьян посмотрел на него с недовольством:
— А нет тех людей больше! «Гепеу» прошлой осенью прибрало. Думали люди — сроками отделаются… А потом «малява» пришла — «к стенке» прислонили! По беспределу! Не по статье! С-с-с-у-к-и! Что творят, а?
— Степаныч! Прими соболезнования, но мы сейчас не об этом! — остановил Валерьяна Косов.
Тот глянул на него свирепо, хотел что-то сказать, но, чуть помедлив, передумал. Успокоился.
— Так вот! Нет тех, с кем пОльские базар вели! Приехали целой бригадой, но — с вежеством, как положено! В общак занесли, с людьми разговаривали нормально. Порешали. Потом на юг съездили, там с кем-то «добазарились». А уж потом здесь…
— А чего они все эти обмены именно здесь крутят? Чего же на Юг не едут?
— Да Бог их знает! Я с ними не разговаривал! Может… удобнее просто. Польские сюда с Запада приезжают… басмачи эти… с юга сюда же. Тут и встречаются! А может… польские не хотят к басмачам ехать, с деньгами-то! Там же тоже — не все так просто! С одним кланом «добазарились», а с другими? Может пройдет, а может и взбрыкнут, а? Мы ж не знаем, как у них там… между собой все идет! Они же не так, как у нас… Там еще и все эти «непонятки» с кланами, жусами этими… Дикари, бля! — Валерьян плюнул в сердцах.
— Ага-ага! Так… а могут эти «непонятки» с кланами… сюда дотянуться? — Косов вертел проблему и так, и этак.
Валерьян задумался.
— Не… непохоже. Если у них и будут какие-то… «терки», то только между собой. С нами завязываться они побояться. Все же торговля у них тут.
— У них торговля… А у кого — у них? Может — один клан торгует, а другой — завидует, а? Может такое быть?
— Да откуда я знаю! — разозлился Степаныч, — Я же тебе говорю — они сами по себе, если что — «доляшку» в общак занесут, и больше в дела не лезут! А мы — в их дела не лезем!
«Херово у них тут разведка поставлена! Херово! Ну как так, а? Какие-то люди крутят тут свои дела, а воры — и в ус не дуют? Расслабились? Или всю «верхушку» «гэпэу» на ноль помножила, и живут сейчас «люди» без царя в голове?».
— А если от этого… и сыграть? — бормотал Косов.
— Это как? — И Валерьян, и «Фикса» уставились на него.
— А вот скажите… есть у Вас люди, которые закон чтут… бродяги матерые, но — сами родом с юга, и связи у них остались?
Валерьян опять задумался:
— Нет! Даже если и есть «до хозяина хожалые», да здесь живут… Они, если связи со своими не потеряли… они скорее своих держатся, чем воровского хода. Говорю ж — дикари! И то, что ты такие вопросы задаешь, говорит о том, что у тебя «ходок» за плечами нет! Там, на «киче», да в лагере — быстро разбираешься кто и где! А не разберешься — так кто тебе виноват, если «под мох» закопают?
Хозяин усмехнулся, да и «Фикса» снисходительно поглядел.
«Нет, бля! Вот чем они сейчас кичатся? Ходками своими? Вот тоже нашли — ордена! Заслуги! А еще чурок дикарями называет! Сам-то далеко ушел?».
— А я туда не тороплюсь! Хотя и зарекаться и не буду! Там не санаторий — чтобы туда спешить!
«Фикса» погрустнел, кивнул согласно — «Не санаторий, ага!».
— Да вот… я думаю… как на елку влезть и рыбку съесть? После дела… пОльские же точно сюда смотрящих пришлют — «чёкаво?», и бабки пропали, и люди сгинули?
— Как приедут, так и уедут! — буркнул Валерьян.
— И что — войну будешь тут начинать? Так, то только «лягавым» на руку — пока Вы тут резаться с пОльскими будете, они и тех, и других и вязать, и стрелять начнут!
— Да кто про войну-то речь ведет? — возмутился Валерьян, — Перетрем с ними, да пошлем их… к себе пусть катят!
— А если не поверят, зло затаят? — подначивал Косов.
— Ты толком скажи — что предлагаешь?
— А… перевести стрелки на «чурок»! Пусть польскИе едут на юг и разбираются, кто там их людей «почикал», чей клан был! Хотя… думаю — не поедут они! Утрутся! Без толку туда ехать. Если только с армией — с пушками и пулеметами! А так… порежут залетных и делу конец!
«Фикса» хмыкнул:
— Ну ты… берегов не видишь! Как-то это…, - и покрутил головой.
Косов тоже «ощетинился»:
— Чего это? Какие берега, «Фикса»? И те, и другие — здесь нах не нужны! Чужие они здесь! На хрен пусть идут!
— Ладно, ладно! Успокоились оба! — призвал их к порядку хозяин, — Затея… конечно, гниловатая… Но! Ты прав — не нужны они тут! И наши… упокой, Господи, их души! не правы были, когда разрешили польским тут «банковать»! Не правы!
— Ну вот… решение принято. Сейчас нужно обмозговать, что и как делать.
«Фикса» хмыкнул:
— Я-то думал… мы тут будет решать, как польских прикопать, да бабки взять! А тут… вон как все сложно!
Валерьян посмотрел на помощника, покачал головой:
— Толя, Толя! Вот сколько говорю я тебе… Эх! Дело сделать — это полдела! Сначала обмозговать все нужно — с чего начать, да чем закончить! А само дело… это уж потом… обкашляем!
— Нужно точно знать, когда приедут польские! Да, кстати! А где они здесь… квартируют? Не в гостинице же, с «бабками»?
«Фикса» засмеялся:
— Да вестимо не там! Ты еще скажи — в гостинице разместятся, в пачпортном столе отметятся, а «бабки» в Госбанк на хранение сдадут!
Косов решил не обращать внимания на «подъелдыкивание»:
— У тебя, Степаныч, есть кто «на бану»?
Тот хмыкнул:
— Есть! Как не быть?
— Они должны «отсемафорить», когда польские заявятся. Так где квартируют залетные?
— Да есть тут одна «хатка». Бывший поляк живет. Давно уже! Хожалый. Вроде бы «в завязке» был. Да видно не удержался, поманили его «хрустами».
Бывший «хожалый» поляк жил рядом с «железкой», в пригороде. Приблудился как-то к одной местной бабенке — видно домой не к кому возвращаться было. Или… в «косяках» был дома. Прижился, «пришипился». «Людям» «обозвался», но предупредил, что «соскочил». В дела не лез. Где-то работал. А потом — баба умерла. Так он вдовствовал.
— Да бирюк-бирюком! С соседями толком не знается, хоть и порядком уже живет. «Один на льдине»!
— Ага! А как хата расположена? Подходы там какие?
Толя развеселился:
— А подходы там знатные! Отличные подходы, я бы сказал! Дом стоит в конце улицы, с одной стороны улицы там пустырь, то есть та сторона домов до его дома метров сто не доходит! А по его стороне… там тоже разрыв такой есть! Перед его домом — соседи как-то погорели, да так этот участок заброшенный и стоит! То есть… метров тридцать, а то и сорок разрыв!
— А дальше что?
— А дальше — еще лучше! Разворотная площадка там, для машин, что на склады подъезжают. «Железка» там мимо проходит, а дальше — грузовая площадка. Краны, пандусы, подъезды… Да там даже ночью все время «движняк» стоит! То состав на разгрузку подают, то «порожняк» мимо проходит! И машины, машины все время — туда-сюда снуют. Даже ночью!
— А на разворотной площадке этой… Машины и ночью стоят? Шоферня, поди, толкутся?
«Фикса» подумал:
— Не! Ночью там… вроде не стоят! Чуток подальше! Все же ночью движение поменьше будет. Вот днем — точно стоят машины. Почти до самого дома этого поляка!
Валерьян взял слово:
— Ты, Толя, там еще раз все пошустри! С шоферней побазарь… присмотрись. Но — аккуратно!
— А как туда поляки добираются? С вокзала-то?
Ни Валерьян, ни «Фикса» об этом не знали.
— А сколько их приезжает, поляков?
— Сначала как бы не четверо было! А сейчас вроде бы парочкой наезжают!
«М-д-я-я… толком ничего не известно! Как планировать? Так бы, по-хорошему, отложить на несколько… Пару раз попасти этих курьеров — кто, сколько, как передвигаются? Как с «чурками» встречаются? Тех сколько человек? Но… если раз в месяц — то нет у него этого времени, нет! Через пару месяцев он уже в Омске будет!».
— А про саму передачу? Где происходит? Сколько с юга людей приезжает?
«Фикса» снова почесал затылок:
— Да где, где? Да у этого бирюка, похоже, и передают! Вроде бы видели у него там… несколько раз этих… казахов, или кто они там!
— Вот я и думаю… Степаныч! А как бы нам… организовать, чтобы там эти… южные люди несколько раз — покрутились, а? «Левые» совсем южане. Как-то «в темную» их там задействовать. Пусть их там увидят! Типа — присматривались что-то! Были пару раз. И потом уже… после дела. Пусть эта информация всплывет, может даже… «ментам» это «слить». Пусть туда копают! В ту сторону! А там глядишь, приедут гонцы с юга — польских нет, а вокруг менты шныряют! Даже если этих южных гонцов с наркотой там «примут» — будет еще лучше!
Толя «взвился»:
— Ты чё мелешь-то? Как «ментам» слить? Стучать «ментам» что ли?
Косов вздохнул:
— Толя! Никто «ментам» стучать не собирается! А если люди… соседи там… шоферня эта! Вдруг вспомнят, что крутились тут какие-то… южные… в тюбетейках там… да хоть — в чалмах, мне по хрену! Вот! Это было бы… кстати!
Валерьян посмотрел на «Фиксу», и, переведя взгляд на Ивана, прикрыл веки, типа — «Понял!».
— Нет… мне самому на место надо съездить. Посмотреть все, «жалом поводить»…
— Да вот, с Толей можно и съездить! Он туда часто мотается.
«Фикса» возразил:
— Не совсем туда, ага… Но езжу.
Договорились.
Уже прощаясь, договорившись встретиться, через пару дней, Валерьян спросил у Косова:
— Я так понимаю, «волына» тебе не нужна? «Маслята» тоже есть?
— «Волына» своя, «маслята» есть. Вот только…
Косов задумался.
«Глушитель бы не помешал! Ни днем не помешал бы, ни ночью!».
— Железяку нужно одну смастрячить! Есть слесарь хороший?
Собеседники, а теперь уже — подельники, переглянулись:
— Насколько хороший слесарь нужен? — спросил Валерьян.
— Ну-у-у… не водопроводчик — точно! Надо из трубы выточить кое-что… с резьбами разными, со вставками, с проточкой отверстий…
— Юзик? — спросил «Фикса» Валерьяна.
— Не хотелось бы старика беспокоить… Ну да ладно! Я заскочу к нему завтра, переговорю. «Подогрею» старика чем-ни-то… Скажу, что заедете на днях, с заказом.
Уже возвращаясь в город, Косов спросил «Фиксу»:
— Юзик — это кто? И как он… на язык не слабый?
— Ты чего?! Юзик… это легенда здесь! Он еще до революции знатным «шнифером» был. У него даже двое… или трое… учеников было! А потом… старый стал. Вроде отошел, но! Такие инструменты «людям» делал, что просто — ах! Там такие «мандолины» были! А «балеринки» какие из его рук выходили! Да обычный «фомич» у него получался, как произведение искусства!
— И чего? Он мне сможет сделать то, что нужно? — уточнил Косов.
— Так ты сам же сказал, что вроде бы сложного ничего нет?
— Ладно! А что… за языком у него?
— Ты, Чибис, вроде босяк правильный, но иногда такие «косяки» порешь… Юзик — это… Юзик! В общем…
— Ладно! Замяли тему, я просто не в курсе.
— Вот то-то же!
Толян замолчал, но ненадолго.
— Слушай… Ты вроде пацан совсем, а как ты… к «пиковым» попал?
— А вот сейчас уже ты, Толя… в «косяках»! Хорошо ли это, таким интересоваться? — криво усмехнулся Косов.
— Да ладно… я ж так только… Вместе же на дело пойдем.
— Может пойдем, а может — нет. Тут еще как карта ляжет… А сам-то на «мокрое» идти не «застремаешься»? — Иван посмотрел на подельника с интересом.
— Так я же… сам туда не полезу.
— Вот насмешил! — Косов и правда рассмеялся, — Ты это «ментам» расскажешь, если нас после этого «примут»! Какая разница, кто на курок нажимал? Был на «деле», значит — «мокрушник»! Ну ладно, я — «паровозом», но Вы-то — «вагонами» всяко пойдете!
— Типун тебе на язык! Что ж ты… Язык у тебя как помело, Чибис! — «Фикса» сплюнул в открытое окно машины, — Вот правда говорят, что Вы, «пиковые», все на всю голову «отмороженные»!
— Я, Толя, просто представляю, что мне «корячится» в случае чего…
— И что? Не страшно?
Косов засмеялся:
— Смерть, Толя, она — не навсегда! Будет что-то и после нее…
«Фикса» снова сплюнул в окно:
— Поговорил с тобой, как меду напился! Чё — в рай попасть рассчитываешь? С твоим-то грехами? А в аду если… Не, ну тя на хрен, такие разговоры вести!
Замолчали. И Косов подумал — «а правда, как так получилось, что «правильный» мент в следующей жизни стал «мокрушником»? И даже то, что нормальных людей в его… «клиентах» не было… так себе отговорка!».
«Да ну их, думки такие! Все, кого он… «обнулил» были теми еще сволочами! И эти… польскИе… тоже людишки — не лучше! Так что думай лучше о том, как все сладить, да не влететь! А еще, что бабки будут! На женщин своих потратить — все лучше, чем они «чуркам» за «дурь» пойдут!».
— Тебя где высадить? — окликнул его Толя.
Косов осмотрелся.
«Ага… мы где-то недалеко от моста! К Фатьме пойду! Если все правильно помню — она сегодня в день работала, значит — дома. И на работу ей только завтра вечером!».
— Вон там… у переезда высади!
— Ну так что? Где и когда встретимся? К дому бирюка поедем смотреть?
— Завтра… скажем, в три часа сможешь меня здесь же подхватить? — посмотрел на «Фиксу» Иван.
— Лады! До завтрева!
— Бывай!
Он сидел на кухне, возле окна и негромко перебирал струны:
— Пусть этот мир вдаль летит сквозь столетия,
Но всегда по дороге мне с ним!
Чем дорожу, чем рискую на свете я?
Мигом одним, только мигом одним!
Смотрел на подругу, которая в коротком шелковом халатике суетилась на кухне, собираясь порадовать его брюхо чем-то вкусным. Вот и сейчас присела, слушая песню, подперла кулачком подбородок, глаза задумчивые смотрят в окно. Халатик, вроде бы и одернутый ею на бедре, немедленно сполз, открывая красивую ножку со смуглой кожей.
«А под халатом у нее ничего нет!».
Потому как первый раунд их встречи прошел плодотворно, со вздохами, стонами и даже — покрикиванием, в исполнении смуглой красавицы.
«Она как будто становится все краше! Ухоженная стала, и за фигурой следит. Вот только ее шикарные волосы, сплетенные в толстую косу сейчас чуть растрепаны, но это только добавляет ей шарма!».
— Песня красивая, но… плохая какая-то. Грустная! Ты в ней… как неприкаянный.
— Почему я? Ее же другой написал, и не про меня вовсе!
— Другой написал… ну что же? Видно, и он такой же как ты был. Как будто потеряли что-то и все найти не можете… Ну что ты на меня так смотришь? — немного смутилась, поправила волосы.
— Да я вот смотрю на тебя и думаю… Ты все краше и краше становишься. Есть ли какой предел твоей красоте? До каких пор…
Она засмеялась, довольная, оправила халатик, отчего и вторая пола его тоже спала с бедра, открыв вторую ножку… И даже… кажется темный треугольник волос стал виден… между ножками.
— Ох, и что же ты со мной делаешь, ведьма? — хрипло засмеялся Иван, отставил гитару в сторону, и подхватив женщину на руки, понес ее на кровать.
— Ваня…, - так чарующе шептала она ему на ухо, — Я так ничего не смогу приготовить! Сам же голодным останешься!
— Н-е-е-т… красавица! Пусть брюхо пустым будет, зато — голодным я не буду!
Через некоторое время, отдуваясь после бурного соития, он смотрел как ее головка качается верх и вниз у него в районе пояса. Окончательно раскрутившаяся коса прикрывала поле… «непотребной» деятельности подруги.
«Во вкус вошла… даже причмокивает с удовольствием!».
— Радость моя! — прошептал тихо.
— М-м-м…, - выпустила «его» изо рта, получилось звучно… со всхлипом, отчего Фатьма посмотрела ему в глаза и засмеялась, — Что?
— Да я… все думаю… Надо тебя замуж выдавать. Только вот… человека хорошего найти. Чтобы такое сокровище лелеял и холил!
Потискивая его «достоинство» рукой, она озадаченно посмотрела на него:
— Ты опять за свое? Сам же сказал… что у нас еще два месяца есть. Так ведь?
— Ну-у-у… да.
— Ну так… и не мешай мне… наслаждаться!
Чуть позже, уже она, отдыхая, лежала на нем, уткнувшись лицом в грудь, а он поглаживал ей ягодицы. Подруга приподнялась, посмотрела на него мутными, шалыми глазами:
— Хочешь переставить? — приподнялась, протянула руку, взялась за член.
— Лежи… отдыхай! Отдохнешь — тогда! Попрыгаешь?
— А-х-х-а… в попу?
— А ты как хочешь?
— Нет, так не честно! Скажи, как ты хочешь!
— Все честно! Я первый спросил!
— Ничего ты не спрашивал! Ты просто спросил — попрыгаешь? А куда вставить ты не сказал! Вот я и спрашиваю…
— Вот же… Женщина! Я тебе говорю — делай так, как тебе будет лучше! Я муж твой… или погулять вышел? — притворно нахмурил брови он.
Фатьма засмеялась:
— Не… не похоже! Ну и ладно… сделаю, по-своему! Только потом не говори мне, что ты не так хотел!
Подходы были и правда хорошие. Они с «Фиксой» приехали на его «таратайке», развернулись на кругу и встали чуть дальше, чем стояли остальные машины.
— Пойду… пройдусь, посмотрю, что тут и как, — Иван открыл дверь.
— Лады… я тогда с мужиками поболтаю, о том, о сем, — Толя кинул в угол рта мундштук папиросы, кивнул на шоферов, кучковавшихся неподалеку, — Ты, если по улице пойдешь, там дальше магазинчик есть. Ну, чтобы понятно было куда ходил, да и пивка, по случаю можно было бы глотнуть.
— Ты вот что спроси — как часто тут составы проходят. И когда чаще — ночью или днем? — дал поручение «Фиксе» Иван. Тот кивнул в ответ.
Вышел, огляделся.
«Ага… вот этот забор огорода, получается и есть задний забор дома этого поляка-бирюка. Что же он бурьян вдоль забора не скосил — чуть не выше забора стоит прошлогодние будылья? И куда смотрит квартальный, и участковый? Непорядок… Это же, когда осенью высыхает, пожароопасную ситуации никак не улучшает. Ладно, пройдемся!».
Косов был одет в свою старую одежду — пиджак, еще покойного Фрола, его же брюки, да «прохоря». Кепка на голове — как одеты подавляющее большинство «работяг». Негромко посвистывая, и потягивая папиросу, он прошел мимо дома по деревянному тротуару.
«Забор высокий, дощатый, хрен что увидишь, что в ограде у него там. Поэтому… смотреть лучше со стороны огорода».
Дом был немного утоплен в глубину, поэтому из-за забора была видна только крыша.
«М-дя… посмотрел, тык-скыть, на месте. Понятно, что ни хрена не понятно!».
Прошелся до магазина. Ну что — обычный такой почти сельский магазин. Ассортимент — то, что необходимо местным жителям в повседневном спросе. Купил пару пачек «Норда», две бутылки пива. Отметил для себя, что пара бабок, болтавших с продавщицей, никакого внимания на него не обратили. Получается, что шоферня с грузовой и разворотных площадок, здесь бывает часто. Примелькались уже.
«Не хер здесь делать! Бум действовать, в отличие от героя Папанова, без всякого плана — как Бог на душу положит! А чего — «Авось», да «Небось» уже сколько веков русского мужика поддерживают и помогают. Неужто и сейчас от злых ляхов, и частично — «пшеков», не уберегут?».
Проходя назад, остановившись на тротуаре у забора требуемого дома, как будто задумался, потом приподнял одну ногу — осмотрел подошву, потом — другую, и негромко матерясь, стал отскребать от подошвы якобы прилипшую грязь. Поматерился немного, потом погромче, потом бухнул пару раз ногой в забор — типа злиться и пытается что-то отбить с сапога.
Удовлетворенно отметил — «Нету собачки, нету! И это очень хорошо!».
В отличие от «пшеков» брать на себя грех, кончая собаку, Косов не хотел. Животные — всяко лучше людей, а потому… не виноваты, что хозяин — мудак жадный.
Когда вернулся к машине, «Фикса», продолжавший стоять вместе с шоферами, крикнул:
— Ты че там лаешься? Случилось что?
Иван, продолжая «играть», негромко выматерился, отошел к забору с бурьяном, принялся вроде как вытирать подошву о прошлогоднюю траву.
— Случилось, не случилось! Серут тут под ноги… Суки тряпошные!
Шофера услышали, дружно «заржали». «Фикса» обеспокоился:
— Ты, слышь, Ванька… Ты лучче оттирай! А то пойдешь щас в город пешим порядком! Не буду я из-за тебя в кабине говно нюхать!
— А я и оттираю! — Иван прохаживался вдоль забора, яростно шоркал подошвой о стерню, а сам искоса поглядывал через бурьян и невысокий здесь забор.
«Да и здесь ни хрена не видно! Двор от огорода закрывает еще один забор. Но забор — явно ниже, чем со стороны улицы. Если вот здесь… поставить машину… со стороны никто не увидит. Через бурьян — шасть, через забор — прыг… по огороду к внутреннему забору. Там — глядь влево-вправо, а потом — снова прыг! И вот я уже в ограде! А больше как? А что бурьян помну, дак его один хрен дождями намочит, он и сам ляжет. Следы останутся по огороду? Ну… если по меже пройти, вон — вдоль того забора… где участок пустует, то если и останутся… хрен кто и что определит! Да и нет у меня протектора на этих сапогах — как и у большинства сапог, обычная кожаная подметка!».
— Ладно, поехали уже отсюда! — буркнул он Толяну.
— Ты сапог-то отчистил? — заволновался тот.
— Да не пачкал я его! Не тупи. Мне нужно было вдоль забора прогуляться! — прошипел ему в ответ Косов.
— Ишь ты… продуманный какой! А мужики вон — до се ржут над нами!
— Пусть ржут… их дело такое — жеребячье! Натрескаются овса, пивком «полирнут», да кобыл ищут! Поехали к Юзику. Валерьян же сказал, что можно заезжать, он уже переговорил с поляком.
«Фикса» завел «драндулет», сел в кабину и поскрежетал коробкой передач:
— С каким поляком Валерьян разговаривал?
— Как с каким? С Юзиком же! — удивился Косов.
«Фикса» засмеялся:
— Ты с чего взял, что Юзик — поляк?
— А кто он?
— Да жид Юзик, жид! Ой уморил! — потом немного успокоился и уже серьезно предупредил, — Ты смотри самому Юзику не скажи, что он — лях! Он их на дух не переваривает, гоноровых этих!
Юзик оказался седым, худым и чуть сгорбленным старичком. О принадлежности его к «богоизбранному» народу, могли свидетельствовать лишь большие поникшие уши, густо покрытые седой же щетиной, да не менее большой нос, висевший изрядной сливой.
— Ну-с, молодые люди, что Вам потребовалось от старого еврея? — мутные глаза старика уставились на них.
Косов достал из кармана приготовленный чертеж, протянул старику.
— М-да… хоть Валерьян и сказал мне, что дело… чистое, однако все же спрошу — не втянете ли Вы меня, шлимазлы, в политику. Мне уже довольно лет, чтобы я хотел помереть в своей постели, а не у расстрельного рва.
«Фикса» возмутился и хотел что-то сказать, но Юзик остановил его поднятой рукой:
— К тебе, Толя, вопросов у меня нет! А вот этот… халамидник… Зачем Вам это понадобилось, молодой человек?
— Шуметь не люблю… знаете ли!
— Ага, ага… Толенька! Скажи мне, бестолочь ты этакая, а с каких пор Валерьян стал ходить по «мокрому»? У Вас что, разум помутился? С какого это испугу, Вы вдруг «масть» сменили?
— Успокойтесь, уважаемый! Ни Толя, ни, тем более, Валерьян «масти» не меняли! Приборчик этот понадобился мне. Для каких целей, Вы и сами поняли. А для какого именно дела? Так… это и не Ваше дело. Спать спокойнее будете. И смею Вас уверить… ни с какой стороны это не касается политики. Просто есть люди, который хотят «срубить» немножко денег, и, так же — немножко наказать плохих людей.
— Эх, молодость, молодость! Глупость, помноженная на самоуверенность! От Ваших «немножко» стынет в жилах, и где-то будут плакать вдовы! Чего же Вам не сидится спокойно.
— Вы абсолютно правы, мастер, что — молодость… Таки — да! И не думаю, что лет сорок назад Вы были таким же спокойным и рассудительным!
— Ой-ц… А здесь Вы правы, да! Как же Вы правы! Выходит, это я поглупел, что пытаюсь донести до юных поцев мудрость старости? Ладно… дело Ваше, где и как Вам сподручнее сложить свою пустую голову! Ну-с… объясните мне поточнее… Вот это отверстие какого диаметра предполагается?
Косов старательно и терпеливо пояснил, что и как в немного доработанном им приборе братьев Митиных. Предполагалось, что глушитель будет разбираться на три составных части — первая часть, которая одевается на ствол «нагана», заканчивалась резьбой, посредством которой к ней была присоединена вторая часть, с одной резиновой шайбой, и двумя каморами. Потом, также на резьбе — третья часть, с двумя каморами и двумя шайбами. Отличие от Брамита, который состоял всего из двух камор и имел всего две шайбы, позволяло, по мнению Косова, еще уменьшить звук выстрела. А размеры были немного поскромнее — и в длине, и в толщине корпуса глушителя. Ну да — результат покажет, был ли Косов прав.
— Да… конструкция простая, ничего сложного в ней нет. Когда Вы хотите получить требуемое?
— Здесь, уважаемый, как говориться — хотелось бы уже вчера!
Юзик хмыкнул, снова посмотрел на Косова с сожалением:
— Я привык за годы к тому, что все встреченные мной в жизни «пиковые» были людьми… нетерпеливыми. Но, однако, они были уже люди взрослые! А если и не так, то… молодежь Вашей «масти» долго не живет! А тут я вижу… молодого человека, который, тем ни менее, уже что-то соображает головой! Жаль, конечно… но что же! Кто я такой, чтобы читать Вам нотации? Приедете послезавтра. И — не раньше!
Возвращаться в клуб не хотелось.
«А не заехать ли мне… к Леночке! Как-то не договорили мы с ней в прошлый раз, не дообщались! Раны, причиненные молодому, растущему организму юной балериной Танькой, не позволили плодотворно сотрудничать с госпожой Завадской! Вот и наверстаем!».
Иван, задумался, и ехал сейчас, улыбаясь, вспоминая Завадскую в роли медсестры, оказывающей медицинскую помощь ранбольному.
«Эвелина Блёданс, мать ее! в «Маски-шоу»».
«Фикса» поглядывал на него периодически, потом не выдержал:
— Слышь, Чибис! Вот не пойму я тебя… Раньше приходилось мне «кентоваться» с некоторыми из Ваших, «пиковых». И вот что я скажу… они все были немного с придурью. Да и особым умом не отличались. И сейчас смотрю на тебя… дело такое предстоит… грязное, и опасное. А ты едешь вон… лыбишься! Как будто… к теще, на блины собрался!
— И чего? Что мне теперь — заранее помирать, если дело грязное и опасное! Толя! В Библии написано — «Будет день — будет и пища!». Так что раньше смерти — не помрешь! И не хрен начинать. А когда б не помирать — один хрен, день терять! Да и… насчет ума и придури… Вот ты Шрама знаешь? У него что — ума нет, или придури много?
«Фикса» подумал, пожевал губами:
— Шрам… Это случай особый! Я с ним близко не знаком… так только — издали видел, да когда он к Валерьяну заскакивает. Но я всегда в таком случае — ухожу. Меньше знаешь — крепче спишь! Да и Шрам… опасный он тип.
Косов ничего не стал отвечать на «спич» подельника. А тот еще некоторое время сидел, крутя «баранку» и чуть слышно что-то бормотал.
Здесь, уважаемые читатели, вновь начинается отрывок Главы, который многие ждали… А многие — будут плеваться и ругаться на автора! Но, как говорится — «Из песни слов не выкинешь!». А что «песня» у меня такая выходит, так, то… на любителя! Хоть неказистая, зато — своя! А если не нравится? Придумайте песню лучше…
Перед дверь Завадской, он осмотрел себя, охлопал штаны, оббил, как мог пыль.
«Видок у меня, конечно… Босота с раёна!».
Завадская открыла дверь и удивленно замерла. В халатике, с прической, в домашних туфлях, она все равно оставалась — дамой.
— Ваня? Ой как неожиданно! — удивление сменилось явно видимой радостью.
— Здравствуй, душа моя! Ты одна? Или… может я не вовремя?
— Ну что ты? Ты очень даже вовремя! Даже сам не представляешь — как вовремя! Проходи, проходи!
Он прошел, закинул кепку на вешалку, приобнял подругу и смачно поцеловал ее в полные красивые губы.
— Ты извини… я в таком виде.
— Да я уже удивилась, что ты — как босяк одет? Откуда такой?
— Да… по делам катался тут! Ванну у тебя принять можно?
— Ну конечно можно! Даже… нужно! — Елена засмеялась.
«Умеет же она так смеяться — низким, хрипловатым голосом. Аж мурашки по спине, и в штанах сразу что-то шевелиться начинает!».
Он стягивал с ног сапоги, присев на «банкетку» у входа, когда услышал негромкий голос:
— Ну здравствуй, Ваня!
Поднял голову. В дверном проеме, ведущим в зал, стояла, опираясь о косяк Ритка. Тоже в халате. Недлинном. Ножки красивые, чуть скрещены.
«Блядь! Похоже — встрял! М-да-а-а… Сколько не отлынивал от обещания… Сколько ни «кормил завтраками» … И все-таки — встрял!».
Судя по всему, его мысли были явно написаны на его лице, потому как Рита хищно потянулась, негромко засмеялась и протянула:
— Ну что… попался, Ванечка?
Косов непроизвольно шмыгнул носом. Получилось смешно. Завадская засмеялась:
— Р-и-и-и-т… ты чего его пугаешь-то? Сейчас еще сбежит! Подождать надо, пока разденется, ванну примет… И вот только тогда…
Женщины засмеялись.
«Отдохнул, мля… душой и телом!».
Одна из самых распространенных фантазий у мужчин — яркий секс с двумя красивыми женщинами. Сколько таких сюжетов снято в порно, сколько «влажных мечт» такого характера посещает мужчину в любом возрасте. В теории-то любой мужик — что ты! «Вот если бы… то я бы… у-у-ух!». А если на практике?
Вот и у Косова… хотя — тогда еще Елизарова, не было такого в реальности. Все представляешь — как бы это могло быть? Все прикидываешь среди своих знакомых дам — а вот если бы… вот эта… а еще и вон — та! Но… в жизни все не так как в действительности.
И вот сейчас… ага.
«Ну и что? Рад? Доволен? А вот… хрен его знает! И не то, что — боязно, нет… И даже физически знаешь — здоровье не подведет, все будет работать как надо! Но… но… но… Есть такое опасение — не соответствовать ожиданиям женщин! И это очень здорово тормозит мужчину. Если он, конечно, не полный мудак, который заботиться только о себе! А как? А что делать? В теории, конечно… ага! Вон Лысый из «Браззерс» что вытворяет! Умеет, сука лысая — не отнять! А ты? Ты сможешь? Остается только себя успокаивать — не попробуешь, не узнаешь!».
Иван скинул пиджак на вешалку, сунул ноги в тапки, прошел на кухню, закурил, открыв форточку. Завадская зашла следом, остановилась, уперевшись попой о стол. В двери заглянула Ритка. Елена сделала ей «страшные» глаза, скорчила гримаску — «скройся!». Та хмыкнула, но вышла.
— Вань! Ты чего такой смурной? Случилось что?
Затянулся посильнее, выпустил дым:
— Да нет, все нормально! Только…, - повернулся к ней, развел руками и шёпотом, — Лен! Я не знаю… как это все делать. Оттого мне… не по себе! Просто… у меня никогда такого не было! Вот!
Она удивленно подняла брови, потом хихикнула, прикрыв рукой губы, подошла к нему поближе:
— Ваня! Ты чего… боишься, что ли?
Косов развел руками, скорчил морду:
— Ну… не то, что боюсь… просто… не знаю.
Она опять засмеялась, обняла его:
— Слушай… ты не перестаешь меня удивлять! То такой… самоуверенный кобель! Все знает, все умеет. Баб меняет, как перчатки. А то вот так… как мальчишка.
— Ну… с двумя женщинами… тут я точно девственник.
Она расхохоталась:
— Девственник… Мальчик! — погладила его по щеке.
— Опять так… называешь? — насупил брови Иван.
«Ага… в тот раз… она специально так дразнила его, дразнила. А потом… стоя на четвереньках, стонала и изгибалась, как змея! Просила — чуть медленнее, не так глубоко, больно! А стоило, чуть успокоившись, начать нежнее… и сразу просила другое — резче, сильнее, не жалей меня!».
— А что опять? Мне тот раз очень понравился! Ты был такой… грубый, сильный… Сам же видел — я текла как сука! Ах, как я тогда кончала! — Завадская закатила глаза, — Давай повторим?
— И попа после не болела?
Лена засмеялась:
— Ну-у-у… болела. Ну и что с того? Это — пройдет, а воспоминания…
— А Ритка у тебя в гостях? Вы что-то планировали? Или я помешал?
— Ну… планировали, да. Но — не помешал! Наоборот — так даже лучше! — Елена прижалась к нему, куснула за губу и прошептала, — Ритка и правда тебя уже давно хочет! А уж мои рассказы… а тут и эта сучка зубастая! Ха-ха-ха… знаешь… мне пришлось приложить усилия, чтобы успокоить Риту, а то я боялась, что она Таньку вообще удавит!
— А вот… Танюшку — не смейте обижать! — Иван прихватил Лену за попу по сильнее, — А то сейчас… как ущипну!
И снова смех подруги:
— Не надо… не щипли. От этого синяки остаются, а это… не красиво! Все, иди, мойся. Я слышала, Ритка уже котел снова растопила. Мы-то уже принимали ванну, до твоего прихода. Обмойся, а пока мы что-нибудь тебе перекусить приготовим.
— Вы что, вдвоем ее принимали? И как Вы туда поместились? — в мыслях Косова заиграла красками картинка из разных фильмов — «две красотки принимают ванну, ну… и занимаются там разным… «непотребством».
Лена засмеялась, щелкнула его по носу:
— Совсем уже? Там же и места мало, да и… неудобно в воде-то? Что же, у меня кровати нет, что ли?
Иван прошел в ванную, быстро разделся, пустил воду, задумался:
«А и правда? Чего я «стремаюсь»? В крайнем случае — буду вести себя как обычно. Все внимание уделю Леночке. А Ритка… а Ритка пусть довольствуется объедками!».
Попробовал ногой воду: «Прохладненькая! Нагреться не успела!». Шипя и поскуливая, забрался в воду, стал намыливаться. Услышал, как приоткрылась дверь.
«Леночка?».
Но тихий смех не был похож на Завадскую. Прищурившись, приоткрыл глаз.
«Ритка! Не терпится, что ли?».
— Ты не против? Может помочь чем… спинку там потереть?
«Можно подумать, если скажу — против! она обидится и уйдет!».
— Ну-у-у… если хочешь, можешь и потереть… спинку! — и Косов протянул рыжей намыленную мочалку.
Она немного удивилась, но все же взялась натирать ему спину.
— Ой! Вода же совсем еще холодная! Ты как моешься-то? Мог бы и подождать немного.
— А это, Риточка, я специально так делаю…
Она хмыкнула:
— А… зачем?
— Ну… в холодной воде… у мужчин все съеживается, и на какое-то время он становится небоеспособен! Вот! Предупреждаю свое возможное развращение!
Рита расхохоталась:
— Ой, не могу… Ты думаешь, мы не сможет тебя привести в чувство?
Она наклонилась над ним. В разрез халатика смачно выперлись две хорошие такие… даже чуть сосок стал виден… левый. Коричневый на молочно-белой коже. Косову пришлось сглотнуть и отвести взгляд. Рита оперлась о край ванны, приблизила свое лицо к нему, и — глаза в глаза:
— Ваня! Я так долго этого ждала…, - а потом поцеловала… очень нежно, — И знаешь… мне непонятно… почему ты так ко мне относишься? Я так тебе не нравлюсь? Или обидела чем?
Она развязала пояс, откинула полы халата, а потом и сбросила его совсем. Повернулась:
— Что… не нравлюсь?
Черное белье на белом теле. Белье классное. Похоже, Александр из ателье «включил» фантазию и стал творчески дополнять предложения Косова. И фигура у Ритки была очень красивая. При ее росте, телосложение… ну можно сказать — идеальное.
«Только вот это сочетание… молочная кожа и медные волосы. А еще… веснушки по всему телу. Много!».
— Вообще-то… мне смуглые больше нравятся. Г-к-х-м… И с самого начала… ты как-то повела себя… высокомерно, что ли? И на Фатьму… наезжала!
Она, не одевая халата, присела на корточки возле ванны, снова приблизила свое лицо к нему:
— Смуглые, говоришь… Как Фатьма? А как же Лена? Она же не смуглая. И перед Фатьмой я уже давно извинилась. Хотя… и предупредила ее, что все равно тебя попробую. А сейчас… дай-ка я посмотрю… оставила ли Танька нам что-нибудь. Или все сгрызла…
Ритка сунула руку в воду и беспардонно стала наглаживать его член, бралась за него, как за свое, стискивая и чуть подергивая.
— О-о-о… да нет. Жив солдат! И реагирует правильно. Так что твой трюк с водой не вышел! Давай я тебя обмою, и пошли перекусим. Кофе выпьешь… спать я тебе сегодня не обещаю.
Она была и груба, и ласкова одновременно. То — очень нежно поглаживала его, то стискивала чуть не до боли. И член, и задницу, и бедра. Особенно больно тянула за соски.
«Да, еще одна… не совсем адекватная! Ну-у-у… хочешь грубо? Ай, бля… Будет тебе грубо!».
Иван вылез и ванны, стал обтираться поданным Риткой полотенцем. Потом откинул его, повернулся и грубо подтянул к себе женщину:
— Хочешь за щеку? — и тоже — глаза в глаза!
Ритка, не открывая взгляда, облизала губы и прошептала:
— Хочу… Очень хочу! Только… сначала Елена. А я… просто посмотрю… сначала.
— А полизать ей хочешь?
— И полизать хочу… Все хочу! Только… потом… второй буду. Так Лена… попросила.
Иван грубо поцеловал ее, буквально вцепился в губы. Ритка застонала, а когда он отпустил ее, сказала:
— Вань… ты ошибаешься. Грубо… это Лене нравится. А я… по-другому люблю.
— Ну, где Вы там?! — послушался требовательный голос Завадской, — Марго! Ну в чем дело? Или собралась все сливки снять? Идите к столу…
Ритка засмеялась и повторила, глядя на Косова:
— Сливки снять… Дашь мне попробовать… своих сливок?
— А это ты с Леной договаривайся… Самые первые сливки — самые вкусные, да?
Женщина улыбнулась, снова облизала губы и ничего не ответив, подхватив с пола халат, вышла из ванной.
Они сидели рядом за столом — Лена и Рита, попивали кофе и смотрели, как Косов жадно поглощает бутерброды, запивая их чаем. После ванны что-то аппетит проснулся! Лена покуривала, с улыбкой глядя на него.
— Хватит лопать! — прошипела Ритка, — Как с голодного края! Лучше кофе выпей… побольше. Ты знаешь, Лен, похоже этот парнишка решил нас с тобой сегодня «прокатить»! Сначала он воды холодной в ванну напустил, говорит — «чичирка» съежится и ничего у Вас не выйдет! Теперь вот… лопает, как в последний раз. Сейчас обожрется, станет сонным и вялым!
Завадская засмеялась:
— Ну… это он зря! Все равно ничего у него не выйдет! Куда ему против нас, таких красивых и умелых? Да если и так… Что же нам, Марго… разве вдвоем будет скучно? Хотя… Вань! Ты это брось, если чего задумал. Спать там завалится… Мы так долго ждали… Не обижай!
Потом он пил кофе с коньяком, курил.
«Не… однозначно — Елена красивее! И фигурой, и лицом. Ритка… она какая-то вся хищная. И более поджарая, мускулистая! Во! Ей бы в том «Ван Хельсинге» играть — типаж один в один!».
Когда Завадская пошла в зал, Ритка снова наклонилась к нему:
— Слушай! А может… тебе порошочка дать? Ну… как Лена иногда — носик припудрить?
Косов отмахнулся:
— Не! Не пробовал этого никогда, и не собираюсь! Как говорится — не жили богато, и не хер начинать!
Ритка удивилась:
— Что? Вообще никогда не пробовал?
— Ну… шалу курил как-то… «гаш» — тоже. А марафет — нет, и не предлагай!
Он зашел в зал, подошел к стоящей у радиолы Елене, приобнял ее за плечи сзади:
— Сударыня! Не соблаговолите ли пройти… в койку?
— Фу-у-у, Ваня! Какое начало, и такое окончание! Фу!
Он развязал ей пояс халата, снял его с ее плеч, стал целовать ей плечи, шею. Протянул руки и стал поглаживать груди, потом чуть стянул бюстгалтер, и потеребил ногтями соски. Лена охнула, и выгнувшись, уперлась попой ему в пах.
— Что, хорошая моя… Прямо здесь? — он засунул одну руку ей в трусики, стал активно ее ласкать там.
Она застонала, оперлась руками о тумбочку, потом встряхнулась, выпрямилась:
— Пойдем все же в спальню!
Он, не давая сделать ей ни шагу, подхватил ее на руки и понес на кровать. Где была в этот момент Марго — он даже не думал. Да и забыл в тот момент он про нее, как и не было Ритки в квартире!
Положил подругу на кровать, скинул с себя полотенце, намотанное вокруг пояса. Встал над ней на четвереньки и начал целовать — сверху вниз! Сначала губы, потом шея и ушки… Плечи, переход на груди… соскам — особое внимание! Посасывал их, прикусывал, прислушиваясь — как реагирует женщина. Леночка реагировала хорошо, правильно реагировала! Потом пошел ниже. Животик. Тут тоже задержался, действуя то языком, то целуя, а то и прикусывая… слегка. Дальше… дальше — бедра. По внешней стороне — прошлись руки, по внутренней — язык и губы. Вернулся наверх, просунул руки Лене под спину. Она поняла, приподнялась на локтях, позволяя снять бюстгалтер. Вот здесь уже — более предметно уделил внимание грудям. И руки, и язык, и губы. И даже — зубы… но только чуть-чуть, слегка.
И снова вниз… Она сама приподняла бедра, помогла стянуть трусики. И здесь он остановился надолго. Как говорил товарищ Жеглов: «Здесь у него любовь с интересом! Здесь у него — лежбище!». Все так и есть, только с другим смыслом.
Просунул руки под ножки, приподняв тем самым и ноги, и чуток — попу. Руки двинул дальше — к персям! И захватил каждой по соску — прижав их между пальцами. Женщина уже давно постанывала, чуть подрагивала всем телом. Воздействие на соски запустило процесс напрямую — к финишу. И «нижние» губы… ага — тоже чуть прижмем посильнее. Только уже своими губами! Перемежая это с ласками языком… этой горошины. Хотя какая это горошина? Это уже… тоже язычок. Правда совсем небольшой. Подбородком, шеей и даже грудью чувствовал, как обильно текла подруга. Еще чуть-чуть… Вот! Она начала приподниматься на ножках, изгибаться, всхлипывая. А потом и сжала его шею ножками… утробно зарычав.
Иван не ослабевал в напоре до тех пор, пока она не задергалась. Судорожно вскрикивая. И только сейчас заметил, что в углу спальни, в кресле… сидит Ритка. Сидела Рыжая с широко раскрытыми глазами, вцепившись в подлокотники, и крепко сжав ножки. Так крепко, что подрагивала от напряжения.
«Бедолага! Как ей сейчас не хватает… тактильного воздействия! И когда только сюда просочилась? Да тихо так, я и не заметил!».
Косов решил немного похулиганить, подразнить… Он чуть приподнял голову, подмигнул Рите, и дождавшись ее внимания, приподнял правую руку и быстро-быстро начал сгибать-разгибать средний и безымянный пальцы, выпрямив остальные.
Марго сначала непонимающе всматривалась, потом фыркнула и прошептала одними губами: «И без тебя знаю!». Потом немного помедлила, но все же раздвинула ножки и сунув руку в трусики, чуть слышно простонала, а потом — показала язык Ивану, усмехнувшись.
«Вот же… А она — ничего, с чувством юмора девка! Как там было — «Сработаемся!».
Лена тем временем, немного успокоившись, запустила пальчики ему в волосы и негромко прошептала:
— Еще хочу! Ванечка! Давай еще!
Второй раз… он труднее, а значит действовать нужно уже понапористее, погрубее. Здесь уже и пальцы внутрь пошли… а потом… и в попку! Сначала один… потом и второй! Здесь Лена стонала-кричала, не сдерживаясь. Когда она затихла во второй раз, Косов, подняв голову, мотнул Ритке — «Подменить не желаешь?».
Но Завадская всхлипнула, замолчала, а затем подрагивающим голосом предложила:
— Пойдем… покурим, а?
На кухню вышли втроем. Причем ни он, ни Лена не одевались, так и курили голышом. Ритка была в распахнутом халате, но трусиков на ней не наблюдалось. И ножки изнутри тоже поблескивают, влажные…
— Ну как, подруга? Умеет? — с улыбкой спросила Завадская.
Та тихо ответила, глядя на огонек папиросы:
— Умеет…
— Вань… Давай ты сейчас… с Ритой. А я чуть отдохну, полежу… Посмотрю на Вас.
Они выпили по рюмке коньяка, еще покурили.
— Рит! А ты чего терялась-то? — со смехом спросила Лена, — У Вани же… агрегат простаивал. Ну и занялась бы с ним!
— А я не могла… Я сама… кончила.
— Правда? А я и не заметила! — удивилась Елена.
— Так как бы ты заметила, если блажила во все горло, как мартовская кошка? — засмеялась Ритка.
Женщины расхохотались.
— Только… по-нежнее, Ваня! — попросила его на ухо Марго, когда они с ней начали обниматься-целоваться на кровати. Лена лежала рядом — руку протяни, но пока не вмешивалась.
«Какие у нее темные «нижние» губки! Темно-коричневые, почти черные… Хотя у нее и соски — коричневые. А она и правда… нежнее здесь. Поменьше размером, чем Лена!».
В какой-то момент Косов почувствовал, как его руки с грудей Ритки убрали и кинул взгляд выше. Лена очень нежно, только кончиком языка, наглаживала подругу. А вот поцелуй у них вышел очень страстный, как бы… не более, чем с Иваном.
«Прям… на зависть поцелуй у них!».
Он уже давно чувствовал дискомфорт у себя в паху.
«Перестоял, мля!».
Но опытная Завадская не упускала ситуацию из вида.
— Ванечка! Ложись на спину… Теперь наша очередь!
Они здорово это делали… каждая по-своему, но — здорово! Ритка — погрубее, Леночка — очень нежно, очень! Иногда поглядывая вниз, он видел глаза то одной женщины, то — другой. И это очень… очень заводило! Хотя… казалось бы — куда сильнее-то!
«Ритка! С-с-с-учка! Рукой передавила ствол… видно — оттягивает момент, не хочет так быстро… а я уже… все!».
В последний момент он услышал, как Лена шепнула:
— Рит! Кто?
— Давай ты… Только дашь попробовать.
Выцедили его… насухо. И здесь он уже не разбирал, как менялись губы женщин, как с «чмоком» они охватывали его, как горячие языки ходили вверх-вниз по всей длине. И даже когда он начал опадать, ласки их продолжались. Правда, были уже не так интенсивны.
Когда дыхание его начало восстанавливаться, Ритка не хуже матерого старшины скомандовала:
— Десять минут на оправку и перекур! Время пошло! Не лежим, не лежим, желудки!
— Откуда в тебе эта военщина, Ритуля? — простонал Косов.
Ритка, смеясь, потянула его за руку с кровати и шлепнула по заднице:
— Пошли! Не лежи. А то сейчас еще в дрему начнешь впадать!
Он догнал ее уже в дверном проеме, остановил, схватив сзади и пропустив одну руку между ног, а второй — крепко взял за грудь. Притянул к себе, и спросил на ушко:
— Я тебя не разочаровал?
Ритка засмеялась:
— Пока нет… но это же только первый акт! Смотри — не разочаруй во втором, и в третьем!
Второй, как выразилась Ритка — акт, неожиданно для него, женщины решили начать сами. Зайдя в спальню, они начали целоваться, сначала вроде бы в шутку, поглядывая на него, но потом — все активнее и… слаще.
«А что… так даже интереснее! Где бы я в живую увидел лесби-шоу?».
Иван устроился поудобнее в кресле. А дамы, казалось бы, не обращают на него никакого внимания. Увлеклись друг другом в позе «шестьдесят девять! Ритка — сверху.
«М-да… а она в этом, похоже, мастерица! Опыт… Мне до нее — учиться и учиться! Вон как Ленку завела!»
Ан нет! Не забыли про него! Ритка, зараза такая, приподняла голову, с усмешкой посмотрела на него, и, подмигнув, свела пальцы «стаканчиком», покачала рукой — «верх-вниз».
«Это она что, предложила ему… самому управляться? Ах ты ж!».
Косов, уже и так пребывавший «на взводе», поднялся, и присел на край кровати.
«К Леночке? А вот — нет! Сначала… отвлечем Риту!».
Приподняв Рыжей голову, он подставил ей… предмет своей гордости. Ритка чуть слышно засмеялась, но не отказала в ласке, продолжив ласкать подругу пальчиками.
«А хорошо она это делает, умело!».
Ритка отстранилась, показала глазами, что ему стоит заняться Леной. Даже… помогла вставить. Леночка сразу громко застонала, как будто только этого и ждала. Начав медленно, он постепенно наращивал темп. Рыжая внимательно смотрела, переводя взгляд с… «поля боя» на него, казалось, что что-то хочет высмотреть в его глазах. Заводило это Ивана — «нипадецки»! Потом Марго поднялась, села на колени и обняв его за шею, страстно поцеловала. Губы ее пахли Ленкой. Пришлось волей-неволей чуть ослабить напор на Завадскую. А Ритка снова отстранилась, посмотрела ему в глаза и показав пальчиком, шёпотом пояснила:
— Переставь… Ей будет приятнее!
— Крем нужен… смазать…
Она засмеялась:
— Да что там смазывать? Там и так… смазки хватает! Давай… я тебе помогу, сама переставлю…
Лена застонала уже в полный голос, прикусывала себе предплечье.
— Ты только не торопись… Сделай ей приятно… Умотай ее!
Сама Рыжая активно помогала в «уматывании» подруги — то ласкала освободившееся «место» пальцами, то разворачивалась и «взасос» целовала Лену. Когда та выбилась из сил, кончив толи два, толи три раза, и только тихо постанывала, Ритка подползла на коленях к нему, поцеловала-укусила за губы и, горяча его ухо своим дыханием, потребовала:
— В рот! Слышишь… мне в рот!
Они лежали, отдыхая, обнимали с двух сторон Завадскую.
— О-о-о-х… изверги. Как же Вы меня… А как же это было хорошо! — Елена приподняла голову, посмотрела еще мутными глазами сначала на Ивана, а потом на Ритку и спросила:
— Ну что, Рит? Будешь пробовать?
Та, не вытаскивая головы из-подмышки подруги чуть слышно ответила:
— Боязно что-то… Вон у него какая елда!
Завадская засмеялась:
— А мы тебя хорошенечко поласкаем. Да, Иван?
— У-гу…
— Лен! Может… пусть это тебе остается? — опять подала голос из спутанных рыжих волос Марго.
— Что — правда боишься? Ну-у-у… как хочешь. Не пожалей только потом…
У них был и третий акт. А потом, после перекуса и небольшой выпивки — четвертый. Этот — был целиком заполнен Рыжей. Леночка же простонала, что ей довольно на сегодня. А вот Рыжая — бесчинствовала, показывая чудеса растяжки и акробатики.
«Огонь-девка! Чистый огонь! Только вот жаль… что в попку так не рискнула!».
Утром женщины разбудили его, когда сами уже встали, провели все мероприятия утреннего моциона, и даже приготовили завтрак. Наспех Косов обмылся, привел себя в порядок.
Сидя за столом и поглощая яичницу, он чего-то невпопад «угукал» на вопросы женщин, пытаясь досыпать сидя.
— Вань! У тебя глаза, как у кролика красные! — засмеялась Марго, — Лен! Вымотали мы его до донышка!
— Да я и сама, признаюсь, подруга… Что-то усталая какая-то… Только это такая сладкая усталость, что прямо… приятно так!
Уже провожая его в дверях квартиры, Ритка шепнула ему на ухо:
— А может… встретимся как-нибудь вдвоем, а? Ваня?
— Понравилось?
— Да… только… хочу вдвоем с тобой. Только — вдвоем! Пообещай, а?