Вчера, по возвращению домой, Ивану пришлось выслушать ворчание хозяйки — «дескать, не привыкла она так поздно ужинать!».
«Можно подумать — кто-то просил его ждать?».
Но потом, когда ужинали, все интересовалась, как там у Ивана складывается. А как складывается — он и сам пока не знает! Рассказал все, как есть.
— Так, сторожам же платят мало. Как на эту зарплату жить-то?
— Ну, там еще ставки дворника, и истопника есть. Вот мы, с другими, и будем все это тянуть, да делить.
— Там тоже — крохи!
— На жизнь, на продукты то есть — хватит. Жениться я не собираюсь. Зато времени свободного будет достаточно, чтобы на следующий год подготовится и поступить куда-нибудь учиться.
Петровна головой кивала, но губы — поджала. Не одобряет, значит! Да и ладно!
Иван сказал, что ему поручили сделать расчеты по стройке, поэтому завтра на работу он не пойдет. А вот — послезавтра, ему нужны будут продукты с собой, пообедать.
И опять хозяйка недовольна — толи они вместе едят, то есть — стоимость продуктов для нее вдвое меньше, толи — Ивану отдельно собирать!
«Перетерпит! И так плачу ей и за житье, и за продукты!».
Она опять напомнила, что Иван живет у нее — только до октября, до приезда сына.
«А то я не помнил! М-д-я-я… а бабуля-то и правда — не подарок!».
Придя к себе, Иван достал тетрадку с записями, просмотрел, задумался. Не строитель он, это — понятно! Но какие-никакие планы его составлять учили. Поэтому — вперед!
Разбил по пунктам — покраска-расчеты, побелка-расчеты, ремонт стен-расчеты. Добавил плотницкие работы, благоустройство… ну — это уже хотелки!
Сидел, считал, писал, чиркал… Потом — плюнул и завалился спать!
«Широка страна моя родная! Много в ней полей, лесов и рек!»
Шесть утра. Утренняя зарядка и Иван напевает, то вслух, то — про себя. Сегодня небо чуть хмурится, солнышка нет, и ощутимо прохладнее.
«Интересно, а почему хозяйка радиоточку не проведет? Или здесь еще радиофикация до Нахаловки не дошла? Или — она не проводит радио по принципиальным соображениям?»
Отжимания, приседания, подтягивания — Иван для этого присмотрел неплохую балку в сенях. Осторожно попробовал — держит! Ну — вот и вместо турника поработает!
Все вместе, с разминкой — чуть не полтора часа занимает!
Потом — водные процедуры. Шведский несессер он опробовал — очень неплохо вышло. Сейчас хоть подбородок можно потрогать без неприязни к себе, родимому!
Потом — заглянул за занавеску в окно сеней хозяйки. Ее уже не было дома.
«И хорошо! А то она что-то в последнее время как-то «доставать» начала. Еще и после рассказа Веры — положительных чувств к Петровне не добавилось. Вера может и слукавила, но… судя по характеру Петровны — скорее нет, чем да.
А потом и Верунчик пришла. Она уже практически не стесняется Ивана, и после очередного «подхода к снаряду», лежа на одеяле, на полу, не заворачивается во что попало, как гусеница.
Этому способствует и то, что Иван, без устали нашептывает ей, какая она красивая, да как ему нравится ее фигура. И между прочим — почти не врет!
Фигура и правда — очень неплохая. Красивая даже, можно сказать, фигура. Тут диету соблюдают — вынуждено. Особенно вот такие семьи, без особого достатка. А вот физической работы — через край! Поэтому у Веры жирок на теле и найти-то… сложно. Хотя чуть-чуть того жирка бы — не помешало. В некоторых местах.
Ну и грудь… да. А чего ожидать от женщины, которая родила и выкормила грудью трех детей? Правильно! Иван — и не ожидает, и не заморачивается этим!
Сейчас Вера лежит на боку, обняв его рукой и закинув ему ногу на… как раз на то место, которым еще несколько минут назад восхищалась. Дыхание у нее еще не восстановилось полностью, и она нашептывает Ивану в ухо так горячо, что еще чуть-чуть и ее нога будет мешать… естественному процессу эрекции.
А что она нашептывает? Ну… глупости всякие… как ей хорошо и прочее.
— И что — всегда так?
— Ну… а ты как думаешь? Андрей на работе так устает, что придет, поужинает, по дому что-то поработает — и спать. Вставать-то опять — в половине шестого. Пока позавтракал, да на работу бежать. До работы-то — неблизко! А сейчас, знаешь, как строго стало — чуть опоздаешь, что ты! И посадить могут!
— Вот… Андрюшка… если и захочет чего… то — пара минут и все… а мне как быть? Да и сама, бывает, так устану — не до игр мне этих. А вот так с тобой, по утрам — ох хорошо! Да и ты, кобелина, умеешь… всякое! Доставить бабе… И вот не смотри на меня так, не смотри! Все эти непотребства — даже не предлагай!
«Ага… непотребства — не предлагай, а сама — снова дышит глубоко-глубоко! А ну-ка, Верочка, иди сюда!».
Игрища их продолжались часа три.
«В охоту она входит что ли? Первые разы-то — чуть что — и сразу бежать! А сейчас… пока не настонется всласть, не уходит! А мне — даже и в радость! Хороша Верка, все же! Еще бы и эксперименты разные не отвергала…».
Х-м-м… сметану… он ей предлагал. Но! Хихикает, и отказывается. Может и получится ее «дожать»?
После ухода подруги, проведя водные процедуры снова, уселся за стол, продолжать расчеты. Просмотрел, что успел накидать вчера, кое-что поправил, и — дальше.
К вечеру что-то начало вырисовываться. Еще раз проверил — пойдет! Если что не так — шлите квалифицированных инженеров!
Посидел, подумал… и принялся переписывать все ручкой. И практика писанины чернилами, и — все же покрасивее будет. Почетче!
Утром — уже стоял у конторы наготове. Отдал Тимофеичу, тот пролистал, хмыкнул, посмотрел одобрительно:
— Ты пока посиди здесь… вон — в курилке. Я сейчас сам просмотрю, потом — к директору. Если вопросы будут — чтобы был готов ответить!
Ну — сидеть, это не мешки ворочать! Посидеть — всегда пожалуйста!
Сидеть пришлось часа два. Потом появился Тимофеич, хмурый:
— Все… топай в клуб. Работы там — по ноздри!
— Тимофеич! А что ты хмурый-то такой? Или расчеты неправильные, или что директору — не понравилось?
— Да расчеты правильные! Мы сейчас их втроем, с инженером еще, проверяли. Только получается, что Биржа столько денег туда вбухает — ой-ой-ой! И ведь хрен откажешься! А кому такое понравится? И как это все до осени завершить?
Возле клуба мужики-сторожа возились с возведением туалета. Точнее — туалет был уже почти возведен — каркас заканчивали обшивать досками.
«Монументальное строение получилось — на два отсека, да по два посадочных места в каждом!».
Ну что, пришлось включаться. Материал был в достатке, инструменты — тоже были. Правда мужики матерились, что топоры, да молотки привезли — на тебе, Боже, что нам негоже! Они из дома принесли свои инструменты.
Как сказал Осип Миронович, один из мужиков — тот, что хромой:
— Этим инструментом, который Тимофеич привез — только руки себе отбивать, работать — ни хрена не выйдет! А руки-то — свои, вот и пришлось свое притащить!
Познакомились с ним поближе.
Осип Миронович, да Яков Иванович — это тот, нелюдимый, да желчный.
Работали практически молча. Уже вскорости стало понятно, что Иван против них — ни хрена не работник. Дядьки работали споро, только изредка перебрасывать некоторыми уточнениями, да вопросами — ответами.
Ивану осталось довольствоваться статусом — «подай-принеси-пошел…». Он не обижался. Работник из него, на фоне мужиков — аховый. К обеду объект «Эм-Жо» был готов. Жаль сдавать его некому.
Потом сообща копали ямы под столбы для сарая. Сарай получался — изрядный. Примерно — пять метров на восемь.
Так и потекли дни недели. Утро — ранний подъем, зарядка, скорый завтрак, потом — рысью на паром. К половине девятого — нужно быть возле клуба.
Сарай они закончили за пять дней.
Тимофеич, приехав с очередной партией материалов, похвалил:
— Ну вот — хоть видно стало, что что-то делается…
Мужики сами поделились, как сторожить клуб. А что тут кумекать — ночь через две, как иначе?
Для того, чтобы было место, где «куковать» ночами, освободили ту самую, непонятную комнатку с выходом на зады здания. Мужики сколотили топчан, стол, и пару лавок. Мироныч притащил какую-то старую, всю затертую до залысин овчинную доху, застелил ее на топчане.
Мужики, а именно Яков, пояснили и по назначению этой комнаты:
— То людская была, — и на вопрос Ивана — что это значит, пояснил — ну, прислуга здесь жила.
Выяснилось, что дом этот построил в конце прошлого века сын одного из местных купчишек.
— А для чего построил, он, пади, и сам не знал! Хотя… тут ведь — вон там, видишь? Речушка к Оби течет. А батя этого полудурка извозом занимался — по реке товар возил. У него несколько барж было, да пароходов небольших штуки два или три. Помню — на лодке из Оби можно было чуть не до этого дома доплыть. Это сейчас речушки — обмелели.
— А может — типа дачи себе строил, кто его сейчас разберет? У них же, у богатеньких — свои причуды были. Как чё — моча в голову вдарит, и не перечь ему! Я уже бОльшим пацаном был, помню… да только что-то не задалось у купца этого молодого. Больше времени дом пустой стоял…
— А потом, после революции уже, и купец этот куда-то подевался… А батя-то его, вроде бы, еще раньше преставился!
— Тут же… еще лет сорок назад — никакого города и вовсе не было! Село было — Рыбачье, то — да! А города… нет. Потом — взгоношились все! Чугунку вести затеяли, потом, слышим — мост будут строить!
— Не иначе, купцы здешние — мзду кому надо дали — вот тут мост и начали строить! И быстро так расти село стало! Народу, народу понаехало! Ну а что ж — работы-то полно, да и платят… так — подходяще. С окрестных сел, да деревень охочие до заработка ехали и ехали!
— Сам видел — граф этот… Фридрих! Немец — точно! Вот он приезжал! Не иначе — ему мзду ту и сунули! Что бы мост тут построили!
«Какой немец, какой граф? Что-то дядя путает! Хотя… где-то читал, что бывал здесь министр двора Николашки, Фридерикс, вроде бы. Может он его и имеет в виду?».
Улучив момент, поинтересовался у Осипа — что это с Яковом? То молчит, да рожу воротит, как будто червонец в долг ему дали, да теперь — вот пора возвращать пришла. То — вот как сейчас — разговорился?
— Да желудком он все мается! Давно уже… несколько лет. То — прижмет, то отпустит. Как отпустит — тут он вроде и человек-человеком, а как прижмет — ну чистый упырь! Сейчас-то еще ничего, а вот весной или осенью — вообще «в лежку» лежит, только зубами скрипит! Он поэтому ни раньше, в колхозе, толком работать не мог, ни сейчас — в совхозе. Вот — в сторожа и подался! Мы уж лет пятнадцать по соседству живем.
Когда подошла его, Ивана, очередь сторожить, хоть и воровать из клуба было еще нечего, он старался бдить. Жулики, конечно, не придут, а вот местные пацаны залезть, да что-нибудь напакостить — это запросто! Иван и с вечера все обошел, посмотрел и внутри здания, и снаружи, да и в течении ночи пару раз поднимался — прогуляться, и покурить. Да и зябко было ночью!
«Вот бы Верку сюда! Ух! Мы бы с ней оторвались!».
Но — не судьба!
Директор все больше пропадал в городе. Приезжая, жаловался, что никто и ничего в клуб давать не хочет! Ни книг в библиотеку, ни — музыкальных инструментов, ни мебели.
— Илья Николаевич! Опять напоминаю — не получится у тебя ничего, если ты вот так — один будешь барахтаться! Найди знакомых из комсомолии, сходи в райком, обозначь проблему. И помощи попроси! Ты же не себе в карман все это просишь!
— Неудобно людей беспокоить! Что у них, своих проблем мало?
«Вот же — пентюх! Тютя-матютя!».
— Смотри… ты так ничего не решишь, только людей подведешь, кто тебя сюда назначил!
Но, мало-помалу дело начало двигаться.
Подзуженный Иваном, Илья все же сходит к руководству совхоза, и, на следующий день в клуб пришли человек пятнадцать подростков. Сообща они прибрались внутри, вынесли весь мусор, да помыли полы, пыль и паутину со стен смели. Толку это дало — немного, но хоть не страшно внутрь здания стало заходить!
Еще через пару дней в клуб пришли пара человек — печники. Ивана поставили к ним в подсобники. Мужики походили, посмотрели имеющиеся печки-«контрамарки», и решили — лучше уж новые сложить, чем вот это дряхлое старье пытаться отремонтировать. Таких печей в здании стояло — аж шесть штук! По две на каждое помещение.
«Представляю, сколько тут дров нужно — чтобы все их протопить!».
Иван сначала вытаскивал кирпичи на улицу, чистил их какой-то железякой, потом — мыл в старом корыте, аккуратно укладывал штабелями. Жестяные кожуха печей мастера осмотрели и признали годными, отставили в сторонку — для новых «контрамарок».
Потом пришлось в товарном количестве месить глину, и опять таскать те же кирпичи — только уже назад, в клуб. Работа грязная, утомительная. Уматывался Ванька — что тот раб на галерах!
Мужики-сторожа тем временем, после постройки туалета и сарая, взялись по разметке копать ямы для ограды клуба — начальство посовещалось и для «благолепия» решило обнести очаг культуры штакетником.
Иван возвращался домой чуть не с последним паромом. Хоть и лопал, все, что Петровна ему накладывала с собой, изрядно отощал. Вкалывать-то приходилось — «нипадецки»!
Увидев это, Мироныч с Яковом — стали подкармливать его домашними припасами. Мужики частенько брали харч с собой, чтобы не терять времени на походы на обед и назад. Тем более, Тимофеич пообещал, что, если в срок клуб отремонтируют, да начальство довольным останется — вытребовать им премию! В срок, как понял Иван — к концу августа.
А эпопея с печками продолжалась чуть не две недели!
Мироныч с Яковом, тем временем, «ревизовали» оконные рамы клуба. Все их необходимо было вытащить, осмотреть и решить — что в починку, а что — вон, в печки, когда их возведут!
После печек, Тимофеич «озадачил» Ивана — покраской крыши. Благо, что он услышал слова Косова о необходимости грунтовать кровельное железо перед покраской, и привез немаленький такой бачок с какой-то «хренью», которую и нужно было использовать в качестве — грунтовки. Хрень эта была темно-коричневого, почти черного цвета, очень густая и вязкая, и отвратно воняла!
— Это… Тимофеич. А я не сдохну от этой отравы, пока крышу мажу? — с сомнением смотрел Иван в бачок.
— Ничё! Ты ж на крыше — на открытом воздухе будешь! Ветерком будет обдувать! А другого у нас нет!
«Креозот какой-то, что ли? Да нет… тем же дерево пропитывают. Железу-то от этого — какой прок?».
К облегчению Ивана, из совхоза, по просьбе Ильи, прислали пятерых пацанов лет по тринадцать-четырнадцать.
— Только, Иван — ты смотри там за ними, чтобы не свалился никто с этой крыши! В тюрьму ведь пойдем вместе с тобой! — страдал директор клуба.
Но — ничего, общий язык с пацанами Иван нашел, работали они — споро, без нареканий. Только вот один из них, все норовил подколоть Косова, все как-то подъелдыкивал. Поганец мелкий!
Улучив момент, Иван закатил тому в лоб пару «военно-морских калабах», как научился когда-то в училище. Пацан надулся и пообещал привести из деревни «старшаков», чтобы они разобрались с наглым «городским». В ответ Иван предложил пацану пойти на хер, а он вдогонку еще и руководству совхоза расскажет, как доблестно и, можно сказать, героически, работал этот хлопец на ремонте совхозного клуба.
Ну да, не педагогически получилось, но он, Косов, еще с той жизни придерживался принципа — «Два удара в «душу», заменяют пару часов политбесед!».
Пацан до конца малярных работ рта больше не раскрывал. Ну — вот, что и требовалось доказать! Воспитательный момент сказался — не иначе!
Через некоторое время, остальные пацаны объяснили Ивану, что Сенька — этот несовершеннолетний наглец — так себя ведет, потому как водится с Петькой Бычком, местным первым хулиганом. Вот и обнаглел, набрался замашек!
Уже уходя с покраски крыши, этот Сенька и пообещал Ивану скорую встречу с его приятелем. Иван в ответ усмехнулся и выбросил это из головы.
Время шло, клуб — преображался! Уже и крыша сверкала новой, зеленого цвета краской, и кое где новые рамы желтели, и новые печки уже опробовали — «пустили дым»! Но работы еще оставалось — до хрена!
Видно, в какой-то момент Илья Николаевич — «созрел», и в один из дней объявил, что завтра приедут представители Приреченского райкома комсомола. Посмотреть, что тут делается, оценить фронт работ, определится, какая помощь нужна.
«Ну, главное, что бы — помогли!».
Отношение к комсомолу у Ивана было… сложным. В той жизни он застал этакое очковтирательство, пустую говорильню, излишний пафос и размахивания лозунгами. Такие комсомольские вожаки были в памяти у Елизарова. И еще он помнил — кто в числе первых участвовал в «раздербане» всего и вся в стране!
Хотя Елизаров и сам состоял тогда в комсомоле. Но — больше числился, чем активничал. Так тогда и сложилось — молодежь, почти поголовно комсомольцы, были сами по себе, а комсомольские вожаки — сами по себе. Пересекались они, как правило, только при проведении каких-то календарных мероприятий, и не более.
«Как там говорил один из героев первого «Брата» — Да пидоры они все!». Пусть и по другому поводу, но — здесь это тоже применимо.
А вот местные комсомольцы были для Косова — «терра инкогнита»!
«Ну… посмотрим! В конце концов, если думать про поступление в училище, то вступать в комсомол — придется, иначе никак!»
Но посмотреть — не получилось! В самом начале дня прикатил на все той же полуторке, с тем же шофером, Тимофеич и волевым решением забрал Ивана, для проведения погрузочно-разгрузочных работ!
Требовалось съездить на какой-то склад, где загрузить ящики со стеклом — для окон клуба. А затем, соответственно — привезти их сюда и разгрузить! Все это заняло весь день, и с комсомолией встретиться Ивану было — не судьба.
Но какой-ни-какой толк от этого визита — был.
Через пару дней, вместе с Тимофеичем, в клуб приехали еще пара мужчин, представительного вида. Они, вместе с Ильей, походили, посмотрели на наши дела и удалились. Илья объяснил, что это приезжали какой-то руководитель из «Сибкомбайна» и директор совхоза. Но о чем эти руководители договорились, Илья не знал.
А на следующий день на стройке появились некие «бравые молодцы», в числе пять, которые за день вкопали все столбы штакетника, а потом и сам штакетник — закончили! Теперь осталось его еще покрасить — и красота!
Стало ясно, что руководство совхоза и завода решили не надеяться только на Лесобиржу, и принять участие в ремонте здания. Потом через несколько дней, здесь же появилась довольно большая бригада молодых женщин и девушек, которые за три дня провели все штукатурные работы — и внутри здания и снаружи.
Ох и запарились же они с Миронычем, и Яковом им глину месить, да подтаскивать.
Сначала Иван с интересом поглядывал в сторону этой бригады. Но быстро понял, что никого в его вкусе среди этих женщин нет. Основная часть дам была, как раз таки в тренде этого времени.
Невысокие, крепенькие такие, как грибы боровики. Лишь одна из молодых девушек заслуживала внимания — та и ростом была повыше, да и фигура у нее была — более отчетливо выражена. Талия, попа, грудь… На лицо правда — простовата.
И что еще остановило Ивана от флирта — когда она ловила его взгляд на себе, густо краснела, и впадала в ступор. Это было замечено и другими женщинами, которые стали вовсю посмеиваться и отпускать довольно соленые шутки.
— Ты нашу Клавку не смущай! Ишь, кобель тут нашелся! Если что — то сосватаем мы ее быстро, а дурного в голову не бери! — со смехом прокомментировала ситуацию бригадир штукатуров, этакая бой-баба, которая не понять, где была шире — в попе, или в груди.
Иван с внутренним испугом заверил женщин, что ничего дурного он и не думал, а так… шутковал просто.
Женщины довольно быстро освоились, и уже через полдня вовсю командовали и им, и Миронычем с Яковом.
Если мужики отделались лишь очень интенсивным физическим трудом, то Ивану пришлось солоно вдвойне — он от этих «штикатуров» колкостей в свой адрес наслушался, натерпелся!
Продукты женщины приносили с собой, и обедали в клубе, на организованном для этого столе — четыре доски на козлах. Иван «проявил заботу» — по его просьбе Мироныч притащил из дома старый котел, литров на десять, и перед обедом Косов заваривал в нем чай для штукатуров, на разложенном возле сарая костерке из всяких обрезков.
Его заботливость была отмечена, и на второй день женщины, узнав, что он живет в городе, пригласили его к своему столу. Мужики — уходили на обед домой, не желая связываться с «такой оравой бабья!».
Иван также выложил все, что прихватил из дома. Обедали дружно и весело. Правда, все веселье, в основном крутилось вокруг Ивана. Он пытался отшучиваться, сам подкалывал бабенок, но — численное преимущество, оно — и в Африке остается таковым!
— А вот, бабоньки, анекдот такой:
«Перед Международным женским днем, решила редакция одного из женских журналов, провести опрос женщин на тему: «Как женщины выбирают себе спутников жизни?» и для этого было решено идти «в народ», поспрашивать самих женщин на улицах города.
Видят корреспонденты, идет первая пара: он — высоченный мужчина, плечи — косая сажень, кулаки — как гири пудовые; она — маленькая, хрупкая, как ребенок. Вот и спрашивают ее, мол, как вы выбирали себе спутника жизни?
Она, в ответ: я, дескать, думаю, что женщина должна быть за мужчиной — как за каменной стеной, он должен быть надежен как гранит и силен как цирковой силач! Вот так и выбрала!
Ну что — мотив выбора — понятен.
Идут корреспонденты дальше. Видят — идет пара. Красивые оба, примерно одного роста, спортивные, подтянутые.
Опять с вопросом:
— Как вы выбирали себе спутника жизни?
Она: Я считаю, что муж и жена должны делить все тяготы и лишения жизни, сообща решать проблемы, быть — как одно целое!
Ага, опять понятно — муж и жена — одна сатана! Или — два сапога — пара, как вариант!
Идут дальше… Смотрят из магазина выходит пара. Она — здоровенная, высокая, и в объеме — не рябинка! А следом за ней — муж: мелкий, чахлый и весь такой… невзрачный.
Опять вопрос — а как вы выбирали себе мужа?
Дама прокашлялась и густым басом: Я считаю, что все мужики — гавно! Вот я и выбрала себе кучку поменьше!».
После бурного и продолжительного хохота, а анекдот — зашел, однозначно! Все та же бригадирша опять с каверзой:
— Это что же получается — вон у тебя какой рост! То есть — гавнистый ты не в меру!
Ивану осталось только плечами пожать.
— Ну, давай еще!
«Что еще им рассказать-то… чтобы без каких-то будущих терминов или отношений…»
— Ну, слушайте:
«Сидит мужик дома, в Москве. Выходной день, он — расслабился, пару бутылочек пивка взял… отдыхает, в общем! И тут слышит — по радиоточке такое объявление:
Журнал «Работница» в преддверии Женского дня проводит викторину. Необходимо правильно ответить на три вопроса про женщин, приз — тысяча рублей!
Мужик обрадовался и даже — воодушевился: «Тысяча рублей! А я же — три раза женат, пятеро любовниц в разное время! Что же я, женщин не знаю, что ли?! Однозначно — выигрыш мой!»
Приготовил листок бумаги, карандаш — вопросы записывать. Ага… так-так… ну — это то — понятно! Это я — точно знаю! Ага… второй вопрос… Ну — это вообще легко! Ха-ха-ха… тысяча рублей! Так, третий вопрос. Ага… ну — и тут все понятно!
Ответы запечатал в конверт, отправил. Ждет в воскресной передаче результатов конкурса, ну — и свой триумф, конечно же!
О-п-с… объявляют результаты… Первым все правильные ответы прислал пятиклассник Петя Иванов…
Как так?! Да быть такого не может! Какой-то пятиклассник — и лучше его баб знает?!
Мужик возмущен! И объятый праведным гневом, идет разбираться в редакцию журнала.
Там его встретили, приняли и согласились разобраться в ситуации.
— Ну-с… давайте посмотрим. Так… первый вопрос был — отчего женщина получает наибольшее удовлетворение? Вот пятиклассник Петя ответил, что наибольшее удовлетворение женщина получает от материнства! А вы, мужчина, что нам написали, да и нарисовали, к тому же?!
Мужик смущен… ну да… промашка вышла.
— А второй вопрос?
— Давайте посмотрим, что там у нас по второму вопросу… Так. Второй вопрос — Какой орган у женщин является наиважнейшим? Петя снова правильно отвечает: Наиважнейшим органом женщин является Всемирный женский конгресс. А вот вы, уважаемый, что написали? И к тому же — и нарисовали в письме?
Мужик подавлен. Но — бороться, так — до конца!
— Так… смотрим третий вопрос… ага — на общее знание женщин! Вот — Где у женщин наиболее курчавые волосы? Вот победитель написал — наиболее курчавые волосы у женщин Зимбабве! А вы… вот вы — что написали и нарисовали, а?
Мужик в расстройстве выходит из редакции:
— Нет… ну как так? Три жены, пять любовниц! А где у баб эта самая зимбабва — вообще не представляю!».
Уже после обеда, улучив момент, бригадирша, зажав Ивана в угол своей необъятной грудью, шепотом спросила:
— Вань! А это… а что такое — зибабва? А то — бабам непонятно, да и мне самой — любопытно.
— Зимбабвэ, Зинаида, это такая страна в Африке. Там негры живут, а у негров — волосы очень кудрявые. Вот как — каракуль видела? Вот также — и везде! А «там» — еще кудрявее! — и Иван, осмелев, тискнул женщину за… бедро, ага…
— Ты, Ванька, смотри — не балуй! А то, не ровен час, разохочусь, да прижму тебя всерьез! Только боюсь — помрешь ты. Придавлю же, как кутенка!
«Не-не-не… не надо! Действительно, так и помрешь в расцвете лет!».
Женщины… это дело, конечно, хорошее! Нужное, такое, дело! Но вот — не так, когда их много, и они активно оттачивают на тебе свое остроумие!
И пусть в начале он еще пытался отшучиваться, а то и пощипывать-потискивать молодух за разные интересные места — в шутку, то потом — как тот медведь, старался побыстрее унести ноги от этих «неправильных пчел»!
Последней каплей стало то, что, уже уходя, бабенки всей гурьбой, всласть потискали его, зажав в сенях клуба. Щипались — больно, хохотали, даже в какой-то момент Иван почувствовал, что в свалке кто-то весьма ощутимо тискает его за самое дорогое!
Слава ВКП(б), что продолжалось это — недолго!
Когда бабы вывалились из клуба, и с хохотом пошли по тропинке, их встретили ухмылками сидящие на скамейке Мироныч и Яков:
— Что же вы, бабоньки, делаете? Зажулькали совсем нашего парня! Затискали всего! Заклевали парнишку! А если он сейчас всех баб бояться начнет? Ежели у него — со здоровьем мужским что приключится? — нараспев притворно гнусавил Мироныч.
— Котенка по рукам затаскаешь — он срать, где попало будет! — вторил Яков.
«Ф-у-у-х… ушли наконец-то! Нет, так-то я женщин люблю, но, когда их вот так много, да еще они и настроены игриво — ну его на хрен!».
— Вот Ваня! Будешь знать — бабы, они — страшная сила! Они, если толпой — и медведя сомнут-истреплют!
— А вам бы только хиханьки, да — хаханьки! — Иван был смущен, и, краснея, пытался привести в порядок свой гардероб.
«А ведь по всему выходит — успеем мы к сроку-то! Это же — здорово! Практически внутри — побелка и покраска остались!».
С побелкой и покраской вновь помогли власти совхоза — прислали стайку девчонок и пацанов. За три дня все побелили, потом — промыли полы, и затем уже — покрасили! Совсем другой вид стал у клуба, совсем другой! Действительно похоже на клуб. Свежая побелка на оштукатуренных стенах. Новые рамы блестят свежей краской. И полы — еще припахивают олифой. Так мы и до срока успеем все сделать! Вот, только с инвентарем пока — никак! Нет ни инструментов, ни мебели, ни книг.
За весь этот, очень насыщенный событиями месяц, он встречался с Верой всего трижды. Забегался, заработался… И не то, чтобы — не хотел этих встреч, но — не получалось! Даже после ночных дежурств не всегда доводилось домой уйти, отоспаться. То одно, то другое! И Илье отказать, в его просьбах, тоже не получалось.
Но зато все три эти встречи были — фейерверк чувств и эмоций! Вера вошла во вкус, и теперь уже Ивану приходилось задумываться — а хватит ли сил? Одно дело — сидишь дома, ничего не делаешь, а секс — как изюминка этого отдыха. Другое — вот так: навкалываешься, а потом… надо не ударить в грязь лицо!
И Иван — старался. Тем более, что его старания вознаграждались не только… физическим наслаждением, но и удовлетворением от вида как в эмоциях тает женщина!
Вера была благодарной… Фактически — она сама предложила заменить сметану — растительным маслом… Он был аккуратным и нежным.
— Ну… если это можно… ну — чтобы не залететь… да и тебе — нравится же… давай попробуем, — Вера была смущена, но за смущением чувствовалось и любопытство.
Вот только его намеки и предложения… минета — по-прежнему не вызывали у нее энтузиазма. Хотя и прежнего возмущения — уже не было.
А еще он выбрался в швейную мастерскую.
Все было готово.
Но! «Горка», не вызывала у него нареканий — все было качественно и аккуратно. Все же мастера решили по-своему — костюм был пошит не совсем из брезента. Как называется эта ткань — Иван не знал. Помягче брезента, но тоже — плотная. И подкладка — какой-то шерстяной материал. И не зеленым или песочным получился костюм, а больше — коричневато-оливковым. Но в общем — получилось здорово!
Впрочем, и сумка… пойдет! Имелись ремни, как для ношения за спиной — по типу ранца, так и крепления на длинный ремень — для ношения на боку. В меру жесткая, вполне вместительная. Удобная сумка.
А вот берцы… это было вовсе не то, что он хотел! Нет, так-то — качество было на высоте, да! Но… довольно тонкая резиновая подошва, хотя и с протектором, была недостаточно жесткой. И в итоге кожа верха… тоже была мягкой. Вышло — что-то среднее, между борцовками будущего и берцами. Эдакие спортивные сапожки, которые очень хорошо сидели на ноге, но вот защиты… вряд ли давали в требуемой степени. Да и на износ… ну… сколько-то прослужат. Вот правда ведь — «лучшее — враг хорошего!». Улучшая вещи по своему разумению, мастера, в итоге, сделали не то!
Все сомнения Иван высказал Яковлевичу и Александру. Вот только понял — что не примут они его претензий. Да и пусть!
Потом в мастерской появился фотограф со своей треногой и громоздким аппаратом. Тут Иван уже не дал слабины — что он, фотографий в интернет-магазинах не видел, что ли? То есть, как подать товар лицом — знал. А не это вот все: «станьте вот так! ножку вот так поставьте! лицо — вот сюда смотрите!».
Провозились довольно долго. В конце, Яковлевич, видно, что скрепя сердце, выдал Ивану аж — пятьдесят рублей! За модный показ, ага! Да и хрен с ними! Если дело пойдет, Савоська с них свой, а значит и Иванов процент снимет, как пить дать! Расстроили они его, как есть разочаровали…
— Иван! Тут мне ребята из комсомола подсказали, что наглядных материалов у нас в клубе нет. Вывески вон — и той нет. А это — непорядок. Предложили подумать, как это исправить, — опять директор пытается нагрузить попаданца.
— Так это же дело художника, разве нет?
— Ну… мне предложили одного… Только… похоже, толку с него не будет. Он какой-то… пропойца похоже. А других — нет. У своих художников-оформителей и так задач очень много. Их нам, даже временно — никто не даст. Давай думать будем, что делать, — и смотрит как какающая собачка!
Косов почесал затылок. Ага! Все зажило, как на собаке. Уже даже не болит, да и шрам на голове — не сразу-то под волосами найдешь! Снова почесал «бестолковку» в поисках мысли!
«Не художник я, это — точно! В училище, помниться, был опыт написания вывесок, да табличек. Хотя и там он был не самим исполнителем, а скорее — подсобником. Парень один из взвода хорошо писал разными перьями, да шрифтами — вот его и отрядили на оформление всякого-разного».
А Елизаров уже — в помощь к тому напросился. Кстати! Довольно блатное место это было, в военном-то училище! Вместо занятий по строевой подготовке, под моросящим зимним дождиком Севастополя, или под пронизывающим ветром — первокурсам сидеть в теплой Ленинской комнате и чертить всякое-разное. Есть разница? Канэчна, дарагой!
Попробовать-то можно. Что-то ведь тогда освоил, чего-то нахватался. Вспомнить только.
— А краски, перья, материалы? И еще — что писать будем? Вывески, транспаранты, плакаты?
Илья пообещал, что и краски, и перья он найдет! Только вот по времени — опять очень ограниченно все.
«Да что ж ты будешь делать? Хватай мешки, вокзал отходит!». И все уже нужно сделать — вчера!
— Так, Илья! Давай составим перечень чего нам нужно. А потом — это перечень разобьем по приоритетам.
Ну да, куда же мы, русские, да без «Добро пожаловать!». Это к спеху? Не совсем? Ах — только к открытию? Значит — в сторону пока!
Вывеска клубу точно нужна. Ну там — тыры-пыры клуб совхоза такого-то… время работы… выходной день. Это все понятно.
— Где вешать будем? Из каких размеров исходить?
Ага… тут тоже — определились. Уже легче.
— Слушай… мы же должны быть благодарны… ну там… Лесобирже — за ремонт. Совхозу — за поддержку, Сибкомбайну тому же — их ведь рабочие здесь тоже трудились.
Затеял Иван еще один стенд — типа «Строительство ведет СМУ… «рембырмыр»… директор — Пупкин, парторг — Васькин. Если все идет как надо — честь и хвала этим Пупкиным-Васькиным. А если затяжка со сдачей объекта — а вот у нас и виноватые уже есть! Мотивация называется!
Илья засомневался… но не устоял под напором демагога-попаданца.
«Ты что — сомневаешься в сроках сдачи объекта? Это… волюнтаризм, батенька! Если не вообще — троцкизм-утопизм! Хотя… у троцкизма же, второй характерный признак — ледорубизм, так вроде бы?».
Иван задумался — а где здесь иудушка, где — эта политическая проститутка? Ну… что его нет в газетах — это понятно. А вообще — он есть? Или уже — он был? И ведь не спросишь же в лоб:
— Не подскажите, а где сейчас бывший лев Революции? Жив или отдал душу — не известно кому? — и даже не понятно — а вот в этой реальности был вообще Лев Давыдыч, или как-то — обошлось?
«М-дя-я… здесь у меня… пробел. И надо поменьше иронизировать над всем этим, даже — про себя. А то — вякнешь что-нибудь про товарища Крупского… И не поймут ведь! Да ладно — если просто — не поймут! А то ведь — порвут как Тузик грелку, или в мрачные подвалы отведут, с обязательной дезинфекцией лба зеленкой!».
— Илья! А вот — твои знакомые комсомольцы… Они кто — какие-то высокие чины или как?
Илья сначала не понял, посмотрел на Ивана с недоумением, потом — развеселился:
— Да нет… Ты не так все понял! Я же не был ни в каком райкоме. Просто у меня дружок есть, Виктор — мы и в школе вместе учились, в последних классах, и сейчас — дружим. А вот у Виктора — есть сестра, Кира. Вот она у нас — активный комсомольский деятель. Очень активный, да, — тут Илья несколько смутился, снял очки и протер их платком, — то есть… она — комсомолка. Из таких… активистов, вот! Она и в мединституте, где учится — входит в бюро комсомола, и сейчас, летом — на общественных началах, в бюро райкома. Очень активная девушка! Вот я, когда у них в гостях дома был, в разговоре и упомянул, что не все гладко у меня выходит. И, как ты советовал, попросил ее, через райком — о содействии. А уж потом — она сама все организовала. Да они же сюда приезжали… Хотя… ты же тогда за стеклом ездил. Да… не видел ты их.
— А кого их? Ты говорил про одну девушку, а сейчас — вдруг — их?
— Да у нее еще подруга есть, тоже комсомолка. Вот они и приезжали тогда, посмотреть, что и как, чем помочь. Ведь это они и к директору совхоза ходили, и на Лесобирже были, и даже — в Сибкомбайн съездили.
«М-да… действительно — очень активные девушки! Что-то я их уже боюсь, таких деятельных комсомолок! Как-то с юности у меня сложились не очень хорошие отношения со всеми этими старостами классов, секретарями бюро, и прочими общественниками. Нет… понятно, когда человек таким образом карьеру делает. Это, конечно, плохо, но — понятно! А вот когда — на общественных началах, да без всякой личной заинтересованности… Тогда — ой! Лучше подальше от таких деятелей, тем более — девушек! Замудохают своими идеями, да активностью. Шило в жопе — это… неудобно как-то».
И Иван ушел с головой в творчество. Обговорив с Ильей вид аншлага клуба, вытребовал с того материалы, краски и кисти, начал творить! Хотя тут больше расчета и аккуратности, чем творчества и вдохновения. Ну какой художественный экстаз может вызвать вывеска? Да — никакого. Если она сделана качественно — тогда просто пройдет человек мимо, кинет взгляд и дальше пошел. А тут труд… кропотливый, мать его… труд!
Потренировался на разных бросовый материалах, выбрал шрифт, согласовал его с директором и — вперед! С непривычки ковырялся с вывеской аж три дня. Потом — закрыл ее стеклом, а рамку, чтобы влага не попадала, ему помог сделать Мироныч.
А ничего так получилось! Вполне аккуратно.
Потом Косову пришлось прерваться на оформление библиотеки. Из Лесобиржи привезли кучу досок, окромленных и выструганных, сухих и гладких. Вот и начали они собирать из досок стеллажи. И собрать их нужно было много — помещение все-таки большое, а его еще и разделить нужно — на зону с детской литературой, на взрослую, и на фонд читального зала.
Потом, когда стеллажи собрали, покрыли их морилкой, расставили по местам, и даже прикрепили к полу уголками. А то — рухнут, как домино, и пришибут кого-нибудь. Она, классическая литература — очень весома и вполне убийственна, в определенных ситуациях.
Постепенно клуб наполнялся всем необходимым. Так же с Ильей съездили и получили музыкальные инструменты — несколько гитар, пару гармоней, баян и один аккордеон. Над последним директор очень уж трясся — какой-то немецкой фирмы инструмент. Были еще несколько балалаек, и какая-то труба. В этом Иван не разбирался совсем. Как особо ценное имущество клубу был передан патефон с набором пластинок!
Оставаясь на ночное дежурство, теперь Косов брал гитару — все веселее! Директор заинтересовался, послушал как Иван бренчит, поморщился как от зубной боли… и взялся за его обучение. Косов сначала фыркал, что, мол, только для себя, что не мыслит себя матерым «игруном». Но Илью, что называется — закусило!
— Нам, со временем, нужно иметь свой ансамбль! Вот нас уже — двое: я и ты. Ничего! Подучу тебя и вполне справишься. Нам не в филармонии концерты давать. Но уровень нужно хоть какой-то — да дать!
Стенд с организациями-спонсорами Иван тоже оформил. И это — не прошло мимо внимания руководителей этих организаций. Тимофеич нажаловался, не иначе! Примчался директор Лесобиржи, потом директор совхоза и каждый с вопросами — «а зачем это?», «а как это?» и с предложениями — «не стоит так-то… вот!», «убрать это нужно!». Ну да — они тоже не дураки, чуют, чем вылезти это может. Но тут и директор клуба уперся, проявил характер!
Актовый зал, он же — зал для занятий музыкой, тоже привели в соответствие. Даже зеркала вдоль длинной внутренней стены повесили! На вопрос Ивана — «зачем», Илья огорошил его, что в дальнейшем в его планы входит и создание танцевального кружка, из учащихся местной школы.
«Весело здесь со временем будет!».
Привезли и кинопроектор. А директор вызвал Ивана и предложил ему — обучиться работе киномеханика! Не больше, и не меньше! Блин! Вот же несет его как — вот на хрена козе баян, если конь не музыкант?! Все доводы Косова, что он здесь — очень временно, директор отмел классическим: «Надо, Ваня! Надо!».
«Ладно! Редиска ты, нехороший человек! Что-то с тебя нужно за это взять… Вот только — что?».
Постепенно у Ивана сложилось впечатление, что вот эта комнатушка, где сейчас сиживали сторожа в ночное время, вполне может служить для него, для Косова, временным пристанищем.
«От Петровны-то все равно съезжать… не сейчас, так — по осени. И чем это — не место для временного проживания? Навести порядок, отмыть, побелить. На окошко — штору… печка есть. Те же мужики и нормальный топчан, и стол с табуретом сколотить помогут».
А Илья — и не думал ему отказывать! Он согласился моментально. После того, как ему нормальный кабинет оборудовали — в комнате мансарды. У директора получилось даже уютно. Большой стол, пару стульев, шкаф, и даже — привезенный из какого-то учреждения старый кожаный диван — с откидными роликами, и полочкой, не иначе как для слоников.
«Семь слоников! Слоники! Чудесные слоники! Вы наши кумиры, мы ваши поклонники!».
Правда, Илья, будучи натурой творческой, а значит — безалаберной, моментально навел в кабинете бардак, который говорил, что данное учреждение вполне себе работает, и работает — уже очень давно! Стопки нот, какие-то книжки, брошюры, методички — заполнили не только стол и шкаф, но — максимально быстро распространились по всем горизонтальным поверхностям кабинета.
«Ага… такая — рабочая обстановка! А что — на некоторых высоких проверяющих это действует. Работают люди, не штаны протирают!».
В этот день Иван, составив в ряд несколько столов в библиотеке, корпел над вывеской «Добро пожаловать!». Кумачовая ткань была натянута на каркас из брусков. Хорошо натянута, грамотно — спасибо Миронычу и Якову!
Оформитель разбил площадь вывески линиями, сделанными простым карандашом, расчертил квадраты под буквы, и сейчас, высунув язык от усердия, пытался вывести вторую букву. Первая — вполне себе получилась, и нужно было не «налажать» с последующими.
В фойе клуба послышались какие-то бодрые голоса, даже смех. И вроде бы — даже женский.
«Вот на хрена вы сейчас сюда приперлись?! Мне бы, как «маститому» художнику сейчас — тишины и покоя, чтобы никто не отвлекал и не мешал! А тут Ильюша в последнее время все экскурсии водит! И руководство всякое… Хотя здесь ничего не попишешь — оно, руководство, имеет право знать, как обстоят дела на вверенном объекте! А на кой хрен он припер вчера учителей местной школы? Знакомство с сельской интеллигенцией? А все эти пионЭры, и прочие представители сельхозтоваропроизводителя? Вот сейчас пойдет у меня все вкривь и вкось — кто виноват будет?».
На какое-то время голоса стихли — не иначе в актовый зал директор их повел.
Потом… Иван скривился. «Ага! Сюда идут». Топоток каблучков по свежеокрашенному полу приближался.
«Ладно! Прервемся — покурить все равно надо!».
Иван стоял с кистью в руке, рассматривал квадраты — не ошибся ли где в расчетах? когда дверь библиотеки распахнулась, и Илья завел сюда несколько человек. Продолжая пребывать в раздумьях по поводу расчетов транспаранта, Косов, машинально поздоровался с вошедшими, мельком взглянув на них.
«Ага… два молодых мужика. Даже — парни это. И две — девушки. Ну — и кого нам принесло на этот раз? Хотя… девушки — это даже приятно!».
Попаданец обратил внимание на первую.
«А что? Очень даже приятная девушка! И прическа такая, симпатичная, кудряшками. И на лицо — симпатяга, правильные черты лица, веселая улыбка. И фигурка, похоже, очень даже… очень! Хотя — ростом бы чуть повыше».
Девушка была одета в летнее светлое платье чуть ниже колена. Рукава короткие, фонариками. Красивые ножки были чуть подернуты загаром. Туфельки светлые на ножках.
«Интересная девушка, да!».
Два парня. Один — постарше, типичный для этого времени парень — широкие летние штаны, парусиновые туфли, сорочка с закатанными рукавами. Лицо, открытое, хорошее такое лицо… с улыбкой.
Второй… второй — тоже очень уж типичный такой вид. Только не здесь. А… западнее гораздо. Ага… белокурая бестия! Настоящий ариец! Волосы русые, почти блондин, зачесаны назад. А вообще — стрижка короткая, спортивная. И сам такой же… спортивный. Широкие, явно накачанные плечи; шея — как у бычка племенного, мускулистая, длинная. И лицо… Иван даже позавидовал немного — вот же красавчик эталонный! Нос прямой, подбородок чуть тяжеловат, глаза… похоже — серые, довольно льдистые. И даже какая-то неприязнь внутри шевельнулась — вот же сволота! Викинг сраный!
Тем временем, Илья решил представить Ивана пришедшим:
— Иван! Вот мои друзья, про которых я тебе рассказывал. Это — мой друг, Виктор! — указал он на парня с открытым и веселым лицом.
— Это — Сергей! — ага, вот значит как «арийца» кличут. Не в тему как-то — Сэр Гей. Его должно было звать — Максимилиан, или там — Фридрих, или еще как-то. А — Сергей, жидковато для такой-то морды!
«Интересно! А чего это я так завелся? Ну — ариец, ну — бестия. Мне-то что? Да параллельно на него! Тьфу на Вас! Тьфу на вас еще раз! Бунша Иван Васильевич, млять!».
Но все же что-то закусило Ивана на этом Сергее, это — да!
— Это — Зиночка! — указал Илья на красивую девушку.
Вот здесь Иван искренне сказал:
— Очень приятно, Иван! А вы — красивая! — чем заставил ту довольно улыбнуться.
— А это — Кира, сестра Виктора! Именно Кира и Зина так помогли нам в ремонте клуба! Ну — помнишь, я тебе рассказывал, что представители райкома комсомола пообщались с руководством организаций…, - Илья мог трындеть что-нибудь о руководстве организаций, или еще — о чем угодно.
Потому как Косов попросту впал в ступор. Он только повторял про себя раз за разом:
«Вот же бля… вот же бля… вот же…».
Потому как вторая девушка… она была… вот если просто сказать — «чудо как хороша!» — значит, ничего не сказать!
Высокая, практически одного с Ивана роста. Смуглая кожа, такая, как бывает у курортниц к концу сезона. Когда первые «обгорания» уже позади, и загар лег ровно, так как и надо. Кареглазая, с темно-каштановыми, почти черными, очень густыми волосами, подстриженными под какое-то подобие «каре».
«Очень авангардно сейчас, когда подавляющее большинство девушек и женщин так и ходят с косами! Я бы даже сказал — несколько вызывающе выглядит эта прическа!».
Она была вовсе не худенькой, и даже — не такой стройной, как ее подруга. А была она… спортивная. Вот! Крепкая, ладная, с высокой грудью, которую отчетливо облегала футболка — такая же, как взял себе в ателье Иван. И талия… талия была — очень отчетливой.
Она стояла перед ним и улыбалась. От солнечных лучей из окна казалось, что ее глаза были медового цвета, с непонятным, каким-то зеленоватым оттенком, который чуть поблескивал-промелькивал в глазах.
Иван наконец осознал себя, как и то, что пауза затянулась.
— Иван! Очень приятно! — хрипло прокаркал он и протянул руку девушке.
Она опустила взгляд, и брови ее поднялись в удивлении. Она, а за ней и ее подруга — прыснули смехом. Косов посмотрел на свои руки. Оказалось, что он все это время стоял и тискал рукой кисточку, отчего вся ладонь у него была в белилах.
Опустив руку, он спрятал ее за спину. Потом поднял эту руку и зачем-то почесал нос. Тут уже обе девушки расхохотались от души.
«Вот что я творю, а? Что за бред? Что со мной происходит? Прямо — как Шурик в том фильме «Наваждение», где он здоровался с девушкой посредством книги! А ну возьми себя в руки, клоун!».
Иван хмыкнул, скосив глаза, поглядел на свой нос.
«Ну да! Вся физиономия в белилах! Точно — сегодня, как и вчера, на арене — клоуны!»
Кира на этот раз сдержалась и повернувшись, отошла к транспаранту. Ее подруга, прикрыв рот рукой, продолжала хихикать, глядя на Ивана.
Он покосился на Киру. Сейчас она стояла спиной к нему, и чуть наклонившись, разглядывала нанесенную им на кумач карандашную сетку.
«М-да… с попой у нее — тоже… все на высшем уровне!».
Кира была одета в брючки, наподобие бриджей. Они опускались чуть ниже коленей, и там манжетами охватывали ее ноги. Бриджи изрядно облегали ее попу и верх бедер, отчего стало окончательно ясно, что Косов — погиб!
«Вот это — фемина! Это ж… пиздец просто, а не женщина! А вот такие штанишки — это тоже — вызов обществу? Когда все ходят в платьях или юбках?».
И только затем, Иван, опомнившись, заметил с какой нескрываемой неприязнью на него смотрит «ариец».
«Оп-па! А он — ее бой-фрэнд выходит? Или — просто воздыхатель? Если — воздыхатель, то и подвинуть эту бестию — вовсе не грех!».
— Иван! А вот что это за линии на ткани? — Кира выпрямилась и с улыбкой посмотрела на него.
Он снова потер нос — «ну чешется же, блин!»:
— Так ведь я — не художник-оформитель. Рисовать не умею. Вот и приходится — сначала сделать клетки, потом — наброски букв по клеткам. А уж потом — по контурам — белила наносить!
— Интересно! Я сама в школьной стенгазете рисовала, но там мы просто сразу перьями писали, — Кира смотрела на него с улыбкой и неким интересом.
«Так… мне надо выйти, отдышаться и покурить! А то — мы вот-вот с этим «гансом» сцепимся! Он, не отрываясь, на меня пялится. Ага… покусился на его «лебенсраум».
Когда он вернулся в библиотеку, Илья уже заканчивал свою экскурсию.
— Ну, я вижу — у вас дело идет на лад! Практически все уже сделано, так — мелкие штрихи у вас остались. А что вы придумали по поводу открытия клуба? Это ведь дело такое, не ординарное! Тут не получится просто перерезать ленточку, — Кира поглядывала на Илью, и, почему-то, на Ивана.
Илья всунул пальцы в свою шевелюру и энергично ее потрепал:
— Тут, Кира, дела обстоят не очень… Нужно, конечно, концерт дать! Но вот с кем это организовывать и как? Со школой я переговорил, они могут показать несколько номеров. Но не более того, а вот чем дальше заполнять программу?
— Открытие клуба для местных жителей, работников совхоза — это, конечно, событие! А пойдемте, да подумаем вместе. Ну что, Илья, приглашаешь нас в свой кабинет? — она улыбалась.
«Как же здорово она улыбается! Какая все-таки девчонка!». Вместо мыслей у Косова опять — один романтик!
Илья засуетился:
— Да! Пойдемте в мой кабинет, вместе подумаем. Сообща может что и получится.
— А ты, Иван, разве не идешь с нами? — красавица повернулась к нему.
— А я-то Вам зачем там нужен? Где я и где — концерт? — Косов удивился и развел руки, но при этом все равно любовался ею.
— Ну как же? Вон как тебя Илья нам расхваливал — что и энергичный ты, и предложения постоянно какие-то выдвигаешь, и работник хороший.
«Ага… я еще и крестиком вышивать умею!». Так и хотелось заявить, что он попрется за ней куда угодно. Вот только «арийская морда» мешает!
Но — пришлось идти, Илья тоже активно увлекал его вслед за всей компанией.
В кабинете Илью засмущали подколками о творческом беспорядке в директорском кабинете. Он начал судорожно пытаться прибрать бумаги, но только наводил еще больший беспорядок.
— Так! Илья! Сядь на диван и не мешай нам. Мы с Зиной сейчас все приберем! — «какая активная комсомолка»!
— Может… пока вы тут мозговой штурм устраивать будете, я смотаюсь к Миронычу, да организую какой-никакой чай с перекусом? — Иван действительно не понимал, что он может предложить. А вот сбегать к коллеге по сторожевому делу, перехватить у него сальца, да еще чего на «пожевать» — он мог.
— Как ты интересно сказал — мозговой штурм! Это что такое? — включился в разговор Виктор.
— Та-а-а-к… пока мы не увлеклись этим непонятным термином… мужчины! А где та сумка, которую вы несли всю дорогу от дома сюда? — Кира встала посреди кабинета, прервав уборку.
— Точно! Я ее внизу оставил! — Виктор выскочил и загрохотал вниз по лестнице.
— Мы в прошлый раз, пока сюда приехали, да пока с Ильей обо всем переговорили, проголодались — просто страсть как! — Зина, улыбаясь, посмотрела на Илью, — вот и решили сегодня с собой бутерброды взять!
Илья покраснел:
— Да я как-то… все — так… перебиваюсь…
«Да… перебивается он. То я его подкармливаю, то мужики-сторожа. Точно — не от мира сего Илюха!».
Иван спустился вниз, вымыл руки и раскочегарил керосинку, поставив на нее большой пятилитровый медный чайник, приобретенный им по случаю на маленьком рынке, возникшем на станции Кривощеково. Пока ждал кипятка, закурил.
«Вот чего я так нервно… по-мальчишески, отреагировал на Киру. То, что она красива, сомнений нет. Что она полностью в его вкусе, тоже. Но вот чтобы — так?! Ведь по сути — старый, циничный кобель! И женщин у меня в той жизни было много. Влюбчивостью — никогда не страдал, только дважды в жизни что-то чувствовал, кроме плотского влечения. Это — совсем в молодости, жена Ирина. И потом, уже ближе к тридцати, тоже был эпизод. Встретилась ему одна особа, от которой, на какой-то момент, Сергей Елизаров потерял голову. Хорошо, что этот момент был короток, пару недель, может чуть больше длилось то наваждение. И слава Богу, что та… особа… быстро уехала к себе на Родину, побыв в гостях у своих родственников».
«А что — сейчас? Ладно… Надо взять себя в руки, и успокоиться! Может она… во сне храпит и… попукивает?! А может она… детей не любит и кошек в детстве мучила?! И вообще — корыстная карьеристка и… агент Дефензивы, вот!».
Взяв закипевший чайник, Иван вернулся в кабинет директора уже более или менее спокойным.
— Ну ты где пропал? — в кабинете дым стоял коромыслом.
— Да! Ты так и не объяснил, что такое — мозговой штурм! — это уже Кирин брат вспомнил.
— А давайте сейчас прервемся, выпьем чаю, съедим что-нибудь, успокоимся. Глядишь какие-нибудь мысли и посетят наши головы.
Во время перекуса, Иван старался в сторону девушки не смотреть.
— Мозговой штурм… я где-то в журнале читал, что на Западе так называется прием выработки решения, когда участвуют все члены коллектива. Каждый может предложить что угодно, пусть это и покажется сначала — явной глупостью. Все мысли фиксируются… ну — записываются. А когда фонтан мыслей иссякает, то уже, успокоившись, каждое предложение рассматривают со всех сторон. Что явно не подходит — откладывают в сторонку. Но не выбрасывают — а вдруг в другой раз подойдет? И вот так вырабатывают решение по проблеме.
— Х-м-м-м… я так и подумал. У нас так тоже часто бывает. Правда это в основном — в курилках случается, а не за столом у руководителя.
— Виктор у нас — химик-технолог, — с явным пиететом уведомил Косова Илья.
Во время штурма всей компанией нагородили тоже… немало. Потом, откидывая явно завиральные темы, стали копошиться во всем остальном.
— Так… что у нас получается? Зиночка, огласи что там вышло, — Зину посадили за стол в качестве секретаря штурма.
— Так… ага… школа. Илья — тебе предметно переговорить с учителями, что и сколько они могут показать. Составить хронометраж, ну… примерно.
«Про хронометраж номеров я удачно ввернул. А то… будет либо недобор, либо — перебор!».
— Дальше! По предложению Ивана, мы с Кирой узнаем в институте, кто из студентов в городе, и кто из них может быть привлечен на концерт, — Зина это говорила с сомнением. «Ну — понятно, середина лета, сессия сдана, «студеры» — в разъездах».
— Исходим из того, что концерт не может быть маленьким. Меньше полутора часов — нас не поймут, зачем людей собрали! — Илья тоже размышляет, — то есть… в идеале… два отделения. Первое — выступления руководителей… всех уровней… и здесь же — выступление детей. Дети — местные, взрослые — тоже. А родители и родственники всегда с удовольствием смотрят на своих детей.
— А вот второе отделение… здесь что-то глухо. Ну… хорошо, если мединститут пару номеров нам даст. Лесобиржа та же… хотя вот здесь — сомневаюсь. Может быть на Сибкомбайне кто-то из самодеятельности есть? Но — тоже вряд ли… Они и открылись-то всего пару лет назад. Коллектив молодой, толком не сложился еще. И как там у них с культурой — я понятия не имею.
— Так… это мы берем на себя, — вставила слово Кира, — и совхоз может что-то выдать.
— А может не мудрить… Пригласить какой-нибудь коллектив, в качестве общественной нагрузки, к примеру. Райком может помочь? — тут пришлось все-таки посмотреть на предмет своего… слабоумия.
— Не знаю, Иван… Обычно такое планируют задолго. Все коллективы знают — где и когда им выступать. И кто же обрадуется дополнительной нагрузке? А брать кого-ни-попадя… что же за концерт у нас получится. Опозорится-то не хочется…, - сомневается Илья.
— А вот другие коллективы… ну — выступает же кто-то в летних садах, на танцевальных площадках, в ресторанах, на худой конец? — Косов пытался найти еще варианты.
«Как-то они переглянулись… непонятно. И Илюха недовольно отвернулся. Остальные мнутся. Что там такое им известно?».
— Есть, Ваня, такой коллектив. Знакомые у меня… есть. Выступают, как ты и сказал по площадкам, но в основном — в ресторанах. С ними можно переговорить… Но ведь они — за деньги работают! А где мы деньги возьмем? Никто нам денег не выделит, — не поворачивая головы от окна, Илья задумчиво произнес.
— Ну почему же не выделят? Если вот с Лесобиржей переговорить, с совхозом тем же. Не думаю, что там очень уж большие деньги нужны. За час, ну полтора, максимум работы — сколько они возьмут? Рублей триста?
— Это только за выступление, скорее всего… А им же и инструменты нужно перевезти, и потом — обратно все забрать… Машину нанимать нужно. — Илья по-прежнему смотрит в окно.
— А что это за коллектив такой? Где они выступают? Где в основном работают? Какой репертуар? — что-то народ и вовсе замолчал, продолжают переглядываться, да на Илью поглядывают.
— Что-то мы накурили тут… Иван! А пойдем-ка на улице «посмолим»! — поднялся Виктор и прихватив попаданца за локоть, потащил за собой вниз, а потом и из клуба.
— Ты это… В общем, не знаешь ты, конечно… Но у Илюхи нашего… проблемы с этим коллективом были. Так вот! — отойдя за угол, что бы из мансарды слышно не было, говорил Ивану Виктор.
— Ты объясни толком! Я же не знаю ничего — вот, может и наступил Илье на больной мозоль!
Из короткого рассказа Виктора получалось, что в этом чертовом коллективе, выступает Илюхина «бывшая» и его, более успешный соперник. Илья и сам там какое-то время подрабатывал, пока не случился «треугольник».
— Они с Варькой учились в техникуме, вместе. Ну там… «лямур-тужур». Он же, Илья-то — гений, можно сказать. И на инструментах многих играет, как… Хорошо, в общем, играет. И даже — музыку пишет, правда, стесняется признаться, и не показывает никому. Мы с ним со школы дружим, потому я — знаю. А Варька эта… стерва корыстная! Пока Илья в техникуме блистал, она к нему и приклеилась. А потом, видно, поняла, что — чудной он, да к жизни толком не приспособленный… в общем — денег там больших ждать не приходиться. А тут этот Калошин их в коллектив к себе позвал, временно, так… на подработку. Вот она хвостом и закрутила! Илья ушел от них, и от Варьки, и из ансамбля этого.
Виктор прикурил новую папиросу:
— Х-а-а… А Варьку… Калошин этот бросил через пару месяцев. На хрен она ему сдалась, певичка сраная! У него этих прошмандовок по ресторанам — куча!
— Так что… ну — расстались они и что? Илья, что — до сих пор по ней сохнет, что ли? Ну, крутанула баба задницей, что теперь-то? На хрен ее послал, да и все! Что — других баб мало? — Иван понимал, конечно, что у других людей такие ситуация могут вызывать другие чувства, но вот он — такой!
Виктор с интересом посмотрел на него, хмыкнул:
— А ты «ходок» что ли? Что-то молод как-то для этого?
— Тут возраст — не помеха. Да и года — быстро прибывают, оглянуться не успеешь, а уже по отчеству называть начнут! — вместе с этой темой, Иван пытался найти другие варианты наполнения концерта, потому отвечал Виктору изрядно задумавшись.
— Да… Виктор! Нам, похоже, контактировать придется и дальше. Просто, чтобы расставить все точки над «и»… Кира… она — с Сергеем, да? У них серьезно все?
Брат комсомолки рассмеялся:
— Ага! Запал на Кирку, да? Да ты не первый, не тушуйся… и, кстати, сразу это было видно! — потом посерьезнел, — не, Ваня, там тебе ничего не светит! Они со школы еще вместе, со старших классов! Похоже, к свадьбе все идет. Серега — парень серьезный! Аэроклуб наш закончил, сейчас в авиационной школе учиться. Намерен после этого в училище поступать! Так, что брат — не светит тебе ничего, с нашей Кирой Александровной! Серега, он знаешь какой? Прямой как лом, и надежный как… не знаю с чем сравнить. Правда… иногда… чересчур правильный какой-то. Ну, в общем я тебе объяснил.
«Э-э-э-х-х… ну почему так, а? Вот же… заноза! На хрен мне с ней вообще встречаться было?!».
Виктор с улыбкой поглядывал на явно огорченного Косова, когда сюда же подошел Илья.
— Иван! Знаешь, а твое предложение вполне здравое! Если их… этих… пригласить, концерт мы дадим очень даже неплохой. При всех… частностях, Игорек Калошин и сам играть умеет, и коллектив у него — очень слаженный. И опыт у них — большой. А про вокалистку… Ну… Виктор тебе уже, наверное, все рассказал.
Виктор попытался что-то сказать, но Илья отмахнулся:
— Да ладно… Там уже все отгорело, да бурьяном заросло! Неприятно, конечно, будет с ним общаться… Но — ради дела — перетерпеть стоит! Пошли дальше совещаться, да планировать!
Косов приотпустил директора вперед, а Виктора придержал за локоть:
— Ну… а с Зиной — у тебя тоже серьезно?
Тот удивленно посмотрел на «кобелирующую личность»:
— А ты — тот еще жук! Здесь, знаешь… все — по-другому. Зиночка — она подруга Киры, они вместе в институте учатся, да все эти…, - Виктор неопределенно покрутил рукой в воздухе, — общественные дела вместе решают. Похоже… у Зиночки какие-то планы в отношении меня. Но — они точно не совпадают с моими планами. Нет — так-то она девушка хорошая… и красивая, и не дура… Но — не мое! Вот только что я тебе скажу! Если ты серьезно — то пожалуйста. А если так… для баловства… То и я тебя не пойму, а уж как не поймет тебя Кира!!! И это — даже намного хуже, чем мое непонимание! Понял? Я тебя предупредил!
«Да что ты будешь делать?! Куда ни кинь — всюду клин!».
— Ладно… понял.
— Ну… смотри. Еще раз — я тебя предупредил!
Оказалось, что пока они отсутствовали, Илья вновь согрел чайку, и вся компания сидела и, прихлебывая чай, решала — где найти денег!
— Илья! А ты мне так и не ответил — а какой репертуар у этого коллектива?
Илья скорчил недовольную физиономию:
— Иван! Ну какой репертуар может быть у ансамбля, который зарабатывает по «кабакам», да по танцплощадкам? Ну… цыганщина там всякая… Утесова они перепевают, Лещенко… Изабеллу Юрьеву… Погодина там, Шмелева.
— Еще у меня вопрос — а вот… если новые песни? Они возьмут в качестве оплаты?
Вопрос вызвал, мягко говоря, удивление у всех присутствующих. Все с интересом смотрели на Косова.
«Ну а что? Чем я хуже других попаданцев? Воровство, говорите? Ну… это — с какой стороны посмотреть! Мир это другой, и будут ли здесь сочинены те песни — тоже неизвестно. Согласен… так себе «отмазка»… Ага… вот такое я «ага»! Да и — хрен с ним!».
— Ты хочешь сказать… у тебя есть песни, которые можно петь? Причем не своим знакомым, не девочкам на скамейке, а с эстрады? — Илья был удивлен и, скажем так, настроен довольно скептически.
— Илья! Вот говорят, что у евреев есть такая традиция — отвечать на вопрос — вопросом! Ты вроде бы не… или я чего-то не знаю? Скажу так — у меня есть кое-какие… наброски. А вот довести их до ума, думаю, поможешь мне именно ты!
Иван старался не обращать внимания на удивленные взгляды и Киры, и Зины.
— Ой! Ваня! Ты что, правда пишешь стихи? — Зина была в восторге.
«А вот — не надо мне тут! Меня по поводу тебя — строго предупредили! А вон… на подругу твою… я и сам смотреть не хочу! Чтобы не впасть опять в ступор!».
— Об этом я говорить не хочу! Недоделанная работа…г-х-м… никому не показывается! Вот если у нас с Ильей что-то получится… да? Человек-оркестр?
Илья был задумчив.
— Иван! Это, конечно, вариант! Если песня того стоит — ее, без сомнений, Игорёк возьмет! Но… это же… ты же деньги потеряешь! За каждую песню исполнитель должен платить авторам! Именно для этого песни регистрируются… хотя… сам этот механизм регистрации — я толком не знаю. А уж исполнитель, не важно — в кабаке он поет, или с летней эстрады… да хоть со сцены в филармонии! Он должен платить отчисления авторам! А это — может и прилично получится! Зачем тебе терять эти деньги? Может проще найти наличные и заплатить им разово?
— Давай не делить шкуру неубитого медведя! Как говорится — курочка в гнезде, а яичко… г-х-м… в общем, не будет пока об этом!
Несмотря на попытки Зиночки «раскрутить» Косова на прочтение «его нетленок», несмотря на молчаливо приподнятую бровь Киры и ее заинтересованный взгляд, Иван не сдался. Да и говорящий взгляд «викинга» — тоже не способствовал!
«М-д-я-я… с будущим «сталинским соколом» у нас сразу возникла взаимное чувство… И это чувство — вовсе не любоффф! Да и хрен с ним, с «арийцем» этим! Так и подмывает показать ему язык и немного пофлиртовать с Кирой. Но… похоже, с этой девушкой флиртовать — себе дороже! Но… как же хороша!».
Еще раз обсудив план действий, проговорив, кто и чем занимается, гости — уехали. Косов старался не замечать взгляды девушек. Ни к чему это! Вон — у него Вера есть. Для блуда. А заводить серьезные отношения… глупость это! И уехать ему придется через год, а потом… и вовсе… Ни к чему!
А директора накрыл творческий зуд! Вот от кого избавиться будет сложно! Да и надо ли? Все же, если слова некоторых песен она помнит, а музыка? Напеть мотив сможет, а вот обработать, положить на ноты?
— Так… Илья! Ну вот что ты на меня наседаешь? Ничего я тебе пока не скажу! И знаешь, что? Я сегодня остаюсь в ночь, а утром убываю «творить», пока мой пегас не ускакал. Или там — муза не отказала во взаимности. Вот послезавтра, возможно, принесу чего-нибудь для обсуждения, лады? Да… и еще — я завтра с собой одну гитару возьму, ты не против? Обязуюсь вернуть в целости и сохранности!
— Бери! Но послезавтра жду от тебя какой-нибудь результат!
«О как! Однако у Ильи начали проклевываться нотки руководителя!».
Оставшись в клубе один, Иван побродил по улице, покуривая в задумчивости, затем попил чайку. В голове все перебирал варианты.
«Так… Что нам требуется? Нам требуются три, или четыре песни, которые «лабались» у нас в кабаках. Понятно, что никаких Высоцких, и уж тем более — Цоев быть не должно. Сейчас и здесь эти песни — просто не поймут. Там и мелодии, и ритмы — абсолютно другие. Так здесь не принято. Хотя… что-то из Высоцкого может вполне зайти. Ладно, это оставим на «потом». Что мы имеем? Сельский клуб, где все слушатели — деревенские жители. И даже приглашенные гости — в подавляющем большинстве, в недавнем прошлом — такие же деревенские! Поэтому что? Песни нам нужны… поближе к народным, и без «зауми» разной, философской. Без иносказаний и гипербол. Простые, мелодичные, легко воспринимаемые на слух нынешней публикой».
Вернувшись с перекура в клуб, он завалился на топчан, и принялся перебирать струны, пытаясь вспомнить что-то из своего прошлого. Благо, что он вырос в позднем СССР и эстрада в то время не убежала далеко от народа. Но и не опустилась до уровня «поющих трусов». Многие песни он помнил хорошо. Многие — хуже, так — пару куплетов, а то и только припев.
«Кабацкие» значит, но без хулиганства… Ага! А как там начинается «Мохнатый шмель»?
Перед глазами замаячил Никита-бесогон, со своими пышными усами, но, почему-то в мохнатом и округло-мягком желто-черно-полосатом костюме шмеля, с прозрачными пластиковыми крыльями за плечами. Почти сразу, после появления, Никита сменил умильно-сладострастное выражение лица, на крайне недовольное и уставился на Ивана, шевеля усищами.
«Недоволен значит наш всенародный режиссер! А что я? Украл что ли? Да эти стихи — вообще Киплинга, и перевод — не помню чей! И что Вы на меня так, гражданин Паратов, уставились? Сие творение Вам не принадлежит! И вообще — с таким именем-отчеством, Вам, уважаемый, надлежит быть лысым! Так что нечего здесь недовольство проявлять, а извольте отправиться в цирюльню, и чтобы назад явились с гладким как коленка черепом, розовым, как попка младенца! Выполнять!».
А вот про попку, наверное, зря… После убытия к месту выполнения задачи Михалкова, перед Иваном вдруг возникла Кира. И была она почему-то в спортивных стрингах и минималистичном лифчике, как на выступлениях бодибилдерш! Она прошлась перед Иваном как по подиуму, покрутила попой, потом исполнила тверк, и уселась на стул, перекинув ножку на ножку, как Шерон Стоун в известном фильме. Причем Иван четко понял, что стрингов на Кире уже нет, хотя ничего разглядеть меж ножек так и не смог!
«Викинг Барби» — почему-то всплыло в голове. Валькирия, блин!
Иван проснулся от собственного стона.
«Вот же, блядь! Приснилось что ли? Ну и сны у Вас, гражданин попаданец! Похоже — «крыша» начала течь! И вот что с этим делать — ни хрена не понятно!».
И в штанах… сплошное неудобство.
«Так и до поллюций недалеко!»
Косов поднялся и энергично размялся. В комнатушке было изрядно холодно, а за окном уже ощутимо светало.
«Поспал называется!»
Гитара лежала рядом с ним на топчане. Ну — хоть не уронил и не сломал, уже хорошо!
«Так… сейчас архи-важно, чтобы Верочка поутру пришла! А то… прямо и не знаю, что делать! Нет… так-то — знаю… но — как-то не комильфо!».
Иван кое-как смог дождаться утром Мироныча и Илью. За эти несколько часов, он несколько раз принимался делать зарядку. Делал долго, до седьмого пота! Потом пил чай. Потом — снова делал зарядку. Но в голове продолжала оставаться какая-то муть из обрывков образов Михалкова, Ларисы Гузеевой — «а Гузеева в молодости была — ого-го!», и постоянно наплывающем образе Киры, в костюме фитоняшки на выступлении!
Прихватив гитару, сумку, кивнув Миронычу, буркнув Илье — «все, пошел, пока вдохновение не ушло!», Иван рысью отправился на паром.
Уже дома, скинув одежду, он вышел в ограду и вновь, и вновь прогонял комплекс уже затверженных упражнений.
— Привет! А ты что, как оглашенный-то — все приседаешь да отжимаешься! Ты посмотри, пот как ручьем с тебя течет! Вот — бешенный какой, а!
«Ф-у-у-х-х… пришла! Ох — хорошо-то как!»
— Ты не представляешь, Верочка, как я по тебе соскучился! Просто — не представляешь!
— Ну тихо, тихо… Вот дурачок-то где! Ну… давай я тебя обмою, иди сюда, к бочке, — Вера тихо засмеялась и нагнув его к бочке с водой, принялась обмывать водой, — а горячий-то какой! Прямо пышет жаром от тебя! Ты не заболел ли, Ванюшка?
От ее рук его еще больше кинуло в жар:
— Это я от тебя заболел, Верочка! Ну давай, не томи, пошли в дом… уже терпеть невмочь!
Женщина тихо засмеялась и пошла в дом.
— Ну ты что? Ты что? Ты же мокрый весь, сейчас и меня всю замочишь! Ну погоди, дай раздеться-то! — Вера, тихонько смеясь, пыталась отпихнуть его от себя.
— О-о-о-х-х-х… Ваня… что же ты делаешь… ох… Еще, еще… ох, не могу… ну — не торопись ты так… а-а-а-а-х-х-х…
В этот раз он умучил женщину до невозможности.
Через пару часов она, лежа на мокрых и сбитых в ком простынях, на скинутом на пол матрасе, все не могла отдышаться:
— Ты что же… сегодня… как с цепи сорвался… ей богу! Ты же замял меня всю, поломал… ох… все ноет так… пошевелиться больно! Как одурманил тебя кто!
— Ну… так пришел-то я все же к тебе… разве нет? — он лежал, уткнувшись лицом в подушку, и тоже никак не мог восстановить дыхание.
«Нет… так — тоже не дело! У тебя крышу рвет от одной дамочки, а эта женщина… почему должна страдать?».
Покряхтывая как старик, Иван поднялся на руках, и оглядел Веру. Она даже не думала скрывать свое голое тело, лежала раскинувшись, и закрыв глаза. Только, в пику ее словам, на губах ее блуждала довольная улыбка.
— Погоди… дай я разомну тебе немного ножки… вот и животик… тоже…, - он стал поглаживать ее, стараясь хоть чуть изобразить что-то похожее на массаж.
— Еще… еще, сделай вот так… да, да… приятно… а-а-а-х-х-х…
Вот этот «ах» — снова накрыл Ивана с головой. Замычав, он еще чуть раздвинул Вере ножки и опустился меж них лицом.
— Ты что… ты что, сдурел? Ай… Ваня… что ты… что ты делаешь… а-а-а-а-х-х-х…
Потом он приподнял и закинул ее ноги себе на плечи, для удобства доступа… ага.
Вера мычала, закрыв себе рот обеими руками. Ее тело изгибалось на матрасе, она то прижималась к нему, то отодвигалась и ерзала бедрами по сторонам. Потом — резко стиснула его голову ногами и напряженно выгнувшись, замерла. Не слышно было даже дыхания. Через несколько мгновений она с всхлипом втянула в себя воздух, и ее грудь заходила ходуном.
А с Ивана как волна схлынула. Стало легко по всему телу. Только в голове слышался какой-то комариный звон. Он подтянулся на дрожащих руках по матрасу вверх, к Вериному лицу, и очень нежно поцеловал ее в губы. Она молчала.
Он уже стал дремать, обнимая ее, когда она вдруг рывком повернулась к нему:
— Ты что же творишь, засранец этакий! Ты зачем же так делаешь, а? — потом обхватила его руками за шею, и уткнувшись носом ему в плечо, разревелась.
«О как! А что не так-то?». Мысли в голове ворочались нехотя, как в мёде.
«Мед в голове! — откуда это?».
— Вер! Ну ты чего, а? Ну… ну что ты, милая… я… я обидел тебя чем? Зачем ты плачешь? — вот как ее успокаивать, и самое главное — отчего успокаивать?
Постепенно Вера успокоилась, и пошмыгивая носом, обиженно выговаривала Косову:
— Ты, Ваня — как есть балбес! Ну вот что ты делаешь, а? Ну… ладно… я — такая вот… и мужики у меня были… ну — кроме тебя и Андрея… да — еще и Василия. А сейчас я что делать буду? Ну кто вот так меня… приласкает, а? Это же… как забыть-то такое? Сволочь ты, Ванька!
— Ну я же здесь, с тобой! Разве же тебе плохо? — Иван прижимал женщину к себе, поглаживал ее по спине, спускался руками к попе и потискивал ягодицы.
— Ну… ты же все равно… уедешь… вон — осенью тебя Петровна выселять будет… уже сказала. А я как тогда?
— Ну… как минимум еще год я никуда не уеду. А Петровна… да пошла она… я уже нашел себе место для жизни. И еще — что же мы встретиться не сможем, что ли? Ну… если захочешь, конечно… Ну — ведь найдем, где встретиться, правда ведь?
— Ох, Ванька… Ну вот зачем ты вообще сюда приехал, а? Ну — жила же я как-то до этого… без этого всего… а сейчас как? Попробовав-то?
— Девонька-кисонька! Я тебе обещаю, пока я здесь, в Никольске, я всегда буду хотеть тебя… И, в общем… мне с тобой очень хорошо!
Иван снова стал целовать Веру. Лицо, шею, плечи… опускаясь все ниже и ниже…
Когда Вера, чуть пошатываясь и с шалой улыбкой на губах, ушла, Иван задумался.
«А вот повезло же тебе, сраный попаданец, что подвернулась тебе такая женщина! Если бы не Вера — чтобы ты делал, с юношеской гиперсексуальностью и опытом зрелого мужика конца двадцатого века? Благодарен я ей? Безусловно! Надо ей подарок какой-то сделать… Вот только вдвоем подумать, как «залегендировать» этот подарок. Кто-то может сказать — она блудница, и, в общем-то, будет прав. Только я так говорить не буду, ибо — «кто без греха, тот пусть первым бросит в нее камень!». Но это буду не я, это — точно!».