Мужчина довольно улыбнулся и поцеловал руку блондинки, перед тем как сосредоточиться на детальном разглядывании той, над которой можно было поиздеваться вдоволь, только заплатив.
Я старалась не смотреть на Люду. Страх, боль, сочувствие, неприятие происходящего бурлили внутри, словно раскаленная лава. Слезы жгли глаза, и, как мне казалось в тот момент, с шипением высыхали, не успев пролиться. Я была в стае шакалов, овечка в шкуре их собрата. Но достаточно одного неверного шага, удара сердца, взгляда — растерзают, вопьются в глотку, объединив силы и средства.
Я не была альтруистом. И как бы мне не было жал Люду, я не хотела оказаться на ее месте. Все, что могла — не смотреть, радуясь, что она не может видеть меня в зале.
А затем на сцену вышел молодой парень, чье лицо мне показалось смутно знакомым. И когда он заговорил в своей коронной манере «стэндап», призывая к началу торгов, я опешила.
Это был известный на тот момент комик, резидент юмористической программы, герой большинства телевизионных реклам. В первый момент мне показалось, что я схожу с ума. Мик Флюгер, герой телеэкрана, сейчас с невозмутимым лицом зачитывал со сцены «дополнительные функции крейзи-лота» и предлагал делать ставки?..
Если до этого момента я не осознавала всего масштаба власти и богатства наших пленителей, то сейчас буквально оторопела. Они могли купить весь мир. Пригласить телезвезду, заплатив ему столько, что то не только не проговорится, н и самолично всадит нож в дрожащее тело Люды, продолжая шутить…
— Что это будет, господа? Изысканная дичь, убегающая от охотника? Попавшаяся на колдовстве ведьма, из которой немедля следует изгнать дьявола? А может, взяв Берлин, наши доблестные воины нашли в одном из подвалов разрушенного дома саму Еву Браун?
Вспоминая этот аукцион, я пойму, что меня поразило в самое сердце сильнее всего. Не тот факт, что Люду пустили с молотка как товар, с которым можно поступить как угодно: изнасиловать, растерзать, убить. Не импозантные манеры и интеллигентные речи извращенцев, большинство из которых даже не сняли с пальцев обручальные кольца. Не тест моей выдержке — выстою я или сломаюсь в такой обстановке. Меня поразило спокойствие ведущего. Того самого, что недавно сделал предложение руки и сердца молодой певице, по слухам, ожидающей его ребенка.
Деньги не пахнут? Что ж, это можно было отнести в равной мере ко всем, кто находился в этом зале.
Спустя год Мик Флюгер умрет от передозировки ЛСД в своем загородном особняке, в бассейне. Вернувшаяся с отдыха вместе с сыном его жена, певица Аникея, безрезультатно будет обивать пороги милиции и прокуратуры, доказывая, что супруг придерживался здорового образам жизни и не мог употреблять наркотики. Синдикат по торговле живым товаром не признавал полумер и не оставлял свидетелей. Одна я буду знать правду об истинной причине его смерти, как и о глупой попытке шантажа, стоившей ему жизни.
— Десять тысяч! — позвучала первая ставка.
— Пятьдесят!
— Семьдесят!
Суммы нарастали в геометрической прогрессии. Было понятно, что исчислялись в долларах или евро, а уж никак не в национальной валюте. Сколько стоит человеческая жизнь? И сколько стоит право подвергнуть мучениям молодую девушку, которой просто не повезло оказаться не в то время не в том месте? Леденела кровь, я, что есть силы, гнала безрадостные картины того, что предстоит Люде. Мы не успели стать подругами, не были знакомы до того, как попали в это ужасное место. Я не столько жалела ее, сколько примеряла подобную участь на себя. Что произойдет, если я их разочарую?! Меня не пожалеют. Странно, что они не отдали на растерзание каждую из нас за такой гешефт!
Мужчина в кресле положил руку на мое бедро, сжав почти до боли. Он проигрывал торг и, судя по всему, был в бешенстве. А я не имела права поддаться панике, и тем самым стать для него блюдом в экстравагантном меню.
— Вам нужно что-то еще, сэр? — как можно беспечнее произнесла, стараясь не смотреть на сцену.
— Принеси выпить, — со злобой в голосе произнёс «сэр». — Потом я расскажу тебе, что надо сделать…
Я отошла к столику, внутренне холодея от обещания в его голосе. А на сцене между тем начали стремительно разворачиваться события. Кто-то из охраны решил отхлестать лот кнутом, видимо, на потеху пригревшим торги. Кто выиграл, я так и не поняла.
— Настало время передачи средств, — с идиотской улыбкой вещал приглашённый ведущий. — Я прошу счастливого обладателя нашего эксклюзива подняться на сцену, где мы сможем…
Все еще не веря происходящему, пребывая в какой-то прострации, я шла к столику. Огляделась по сторонам, — мне хотелось хоть на время сбросит маску и выдохнуть, никому не показывая ужаса. Никто на меня и не смотрел. А тот, кого я мысленно окрестила «Джеймс Бонд», поднял руку, словно призывая к вниманию.
«Он не мог выиграть торги!» — это было последнее, что я подумала перед тем, как музыка резко оборвалась. Взрывы петард оглушили, заставив подпрыгнуть от испуга — настолько оглушительными они казались во внезапно наступившей тишине. То, что это выстрелы, я поняла намного позже.
Оглушающий шум приближался. Лай собак, женские крики, мат, топот ног… и новая серия разрывающих барабанные перепонки хлопков.
Свет погас. Топот ног, яркий сноп света, выхватывающий из темноты суетящиеся тела мужчин и женщин.
— На пол, дура! — раздался крик Билла, и что-то сбило меня с ног. Я больно ударилась лбом о ступеньку возвышения, на которой находился стол с напитками. Но размышлять о том, что происходит, не было времени. Прозвучала автоматная очередь, которая скосила бутылки алкоголя над моей головой.
Ужас. Суета. Звон в ушах. Громкие крики, сопровождающиеся трехэтажным матом. После выстрелов они казались почти шепотом. Тяжела ладонь Билла надавила на мою шею, прижимая к полу. В абсолютной темноте, испуганная и растерянная, я все же успела подумать о том, что интуиция не обманула. Я рассекретила чужака в стае. Но у меня не хватило духу пойти на контакт.
«Может, еще не поздно? — мысль раненой птицей билась в моем сознании. — Сейчас всех нас освободят, милиция накрыла притон работорговли…»
Яркие вспышки фонариков поползли по полу куполообразными лучами. Это напоминало кадр из фильма ужасов про пришельцев. Вот так вот рассудок в состоянии шока проводит самые невообразимые параллели с происходящим, боясь погрузиться в реальность. Не успела зажмуриться, когда свет выхватил из темноты нас с Биллом и одну из девиц. Все, что я запомнила — что она, судя по всему, без сознания, а из горла торчит крупный осколок бутылки.
— Вперед! — велел Билл, рывком поднимая меня с пола.
Ему не пришлось повторять дважды: мысли о вероятном спасении исчезли под прессом шока. Я, домашняя девочка, никогда не была в эпицентрах бандитских разборок. О них часто говорили с неким черным пиететом, считая едва ли не рыцарскими поединками; мальчишки все без исключения мечтали побывать на стрелках, а девчонки, помимо наличия у поклонника статуса и туго набитого кошелька, отдавали предпочтение браткам, в свое время «полежавшим под пулями». Если бы я встретила их всех, мигом прервала бы романтизацию бандитизма. Потому что, оглядываясь назад, перестрелка напугала меня гораздо сильнее нового незавидного положения сексуальной игрушки.
Я не плакала, не тряслась и не заикалась только потому, что сумела дать себе важную установку — не показывать шакалам своих эмоций. Если бы я это сделала, меня бы сожрали в тот же миг, как Люду. Люда… я робко обернулась в сторону сцены, но в темноте ничего не удалось разглядеть.
Лишь когда меня вывели в коридор и передали с рук на руки охранникам, пришло понимание: кто бы ни устроил дебош на аукционе, он проиграл. Вертухаи поспешили увести меня вниз, чтобы я не видела других обитателей имения, заполнивших коридоры. Спрашивать — все равно, что добровольно броситься под резиновую дубинку. Поэтому я пошла, не позволяя им хватать за руки и поколачивать орудием дрессировки по пояснице. Вниз, минуя этажи, еще ниже, через большой винный погреб и хозяйственные отсеки. А потом меня втолкнули в большое помещение, напоминающее подвал: грубо сколоченные камни стен, отсутствие окон, бетонный пол.
Несколько десятков девушек повернулись к двери. Некоторых я видела в бункере, других — во время прогулок, а остальные были вообще незнакомы. Оценивающие, насмешливые, испуганные любопытные взгляды ползли по моему телу, словно насекомые. Я вскинула голову, выдержав атаку глаз-сканеров. К моему удовольствию, большинство стушевалось: я и выглядела по сравнению с ними, без макияжа и в атласных халатиках, почти леди, не осознавая, что волосы взъерошены, платье испачкано брызгами алкоголя, а спина, как оказалось, изранена битым стеклом. Некритично, но все же — от шока я не чувствовала этого.
— Вика!
Я едва узнала в подскочившей ко мне девице рыжую Лизу — ее волосы были стянуты в пучок, макияж отсутствовал.
— Капец, ты крутая! Тебя что, с лотка пускали?
К нам решительно приблизилась смуглая брюнетка с развязными манерами.
— Привет, ты это, сверху? Что там стряслось? Говорят, в главного стреляли, теперь лавочку закроют?