И я, и соседки по комнате крепко спали, утомленные разговорами и тревогами прошедшего дня. Я проснулась оттого, что мне зажали рот рукой и поволокли прочь, стараясь не шуметь. Не дали обуться или надеть халат. Лишь в коридоре я узнала охрану, точнее, тех ее представителей, с кем хотела оказаться наедине меньше всего.
В этот поздний час даже в коридорах горел приглушенный свет, все, кто находился в особняке, спали. Что-то оборвалось у меня внутри при мысли, для чего же меня разбудили, и куда ведут. Я все еще надеялась, что Билл или кто-то другой собираются допросить меня на предмет событий того рокового аукциона. Но меня уверенно толкали в спину и волокли, минуя его кабинет, по лестнице вниз, еще, еще ниже…
Уже потом я узнаю, что в особняке на тот момент почти никого не было. История со спасением Люды едва не получила мощный общественный резонанс, и все, имевшие отношение к этому месту, зачищали последствия своего недосмотра — вели переговоры в кабинетах высокопоставленных чиновников, ментов, прокуроров. Осталась только охрана. Усиленная, бросившая все силы на дозор периметра. Здесь же за главных остались те, кого все девчонки боялись до дрожи в колеях. Остались и ощутили себя безнаказанными. Отключили камеры, заткнули рты своим подчинённым и решили неплохо поразвлечься с теми, в ком видели лишь куски красивых тел. С «мясом», как именовали каждую из нас на жаргоне.
Я начала вырываться и кричать, когда поняла, что мы спускаемся в подвал. Тот самый, где совсем недавно отсиживались с девчонками, ожидая, когда все успокоится. Только в этот раз там никого не было.
Меня ударили грубым сапогом в спину. Боль была настолько адской, что я перестала дышать. Упала на грубый бетонный пол, едва успев выставить руки, содрала колени о бугристый пол. В первый момент показалось, что мне выбили позвонки. Но я ее могла двигаться лишь потому, что оцепенела от ужаса.
Здесь свет был ярким — как будто служил фоном для полного издевательства над попавшей в застенки подвала жертвой. Я поняла, что со мной собираются сделать, за несколько мгновений до того, как ткань рубашки затрещала под их грубыми лапами. Дежавю. Татуированная блондинка в бункере. Страх на лицах девчонок, готовых на все, лишь бы е оказаться на ее месте. Их страх был пустым. Потому что на ее месте сейчас оказалась я.
Страшной была не боль от ударов — меня не собирались жалеть, били по ребрам, в живот, в спину. Лицо берегли, хотя я не понимала, зачем, если все мое тело будет усыпано кровавыми гематомами? Страшно было то, как они полностью разорвали на мне одежду, и принялись грубо мять грудь, ягодицы, живот. Кто-то ввел сразу четыре пальца, и я задохнулась от собственного крика.
— Тебя ни один мужик не захочет, после того как я закончу с тобой, — в глазах насильника появился психически нездоровый блеск. От его слов я оцепенела, потеряв связь с реальностью. Когда меня потянули за руки, тело рефлекторно изогнулось в лапах мучителей, но меня тут же повалили на спину, ударив затылком о бетонную поверхность.
Боль пронзила черепную коробку, в глазах помутилось. Потолок с деревянными срубами тонул в кубах тумана, постепенно наливающегося чернотой. Пальцы, впившиеся в нежную кожу бедер, руки, раздвигающие мои ноги, хохот насильников, неотвратимость происходящего — все слилось в адскую фантасмагорию перед моими глазами. Я уплывала, и это был лучший выход из положения. Когда меня начали насиловать, я не понимала, что именно происходит. Боль, затопившая тело, вытеснила кровь, бежала по венам разъедающей кислотой, самым беспощадным токсином. Она жгла плоть и убивала душу, растворяя в своём едком огне.
Им не понравилась моя отстраненность. Больше, чем насытить собственную похоть, опьяневшие от вседозволенности мелкие пешки жаждали испить моей боли и унижения до полного насыщения. Кажется, в тот момент у меня впервые промелькнула догадка о том, почему я стала так желанна для главного монстра. Каждый из этих людоедов жаждал объять необъятное. Подчинить себе красоту, стойкость, разум, волю к жизни. И как оказалось, проще всего это было сделать самым варварским, первобытным способом.
Я не дала им такого удовольствия. Кусала разбитые в кровь губы, готовые умолять о прекращении терзаний, взывать к чему-то человеческому, чего в этих цепных волкодавах не было и в помине. Понимала, что стоит мне заговорить, у мучителей и вовсе сорвет планку от ощущения власти и безнаказанности. Молчала, когда сознание возвращалось на краткие промежутки времени, и вновь погружалась в беспамятство. Организм протестовал против варварского обращения сразу двумя альтернативными способами: отключением рассудка, чтобы ключи разума не помешались от боли, и его периодическим возвращением. Сознание словно кричало: встань, борись, прекрати насилие над собой! Увы, против двух физически крепких психопатов, утащивших меня туда, где нет камер и не слышны крики, у меня не было шанса выстоять, даже если бы я обладала первым даном по карате, как Вэл. И сознание, смирившись с неизбежностью, вновь отправляло меняв нокаут, пообещав вернуться. Увы, сил не то, что не прибавлялось, они таяли с каждым ударом насильников, с каждой фрикцией, укусом, оскорбительными словами. Я едва их разбирала, но услышала достаточно: кусок мяса, дырка, тварь. Никто не видел во мне человека. Я была вещью без права распоряжаться собственной жизнью, что давало мучителям иллюзию безнаказанности.
Когда сексуальный пыл уродов поугас, они продолжили издевательства, осыпая мое безвольное тело градом ударов, стараясь попасть грязными ботинками на тракторных подошвах по ребрам, животу, почкам. В момент очередного проблеска сознания я рассмотрела, как лидирующий насильник со спущенными штанами, не удосужившись даже одеться, сломал ножку пластикового табурета. Зачем он это сделал, я пойму потом, пока что сознание вновь юркнуло в чертоги тьмы, чтобы не дать мне сойти с ума.
…Меня нашли только спустя час. В луже крови, мочи, спермы, с кровотечением из влагалища. Мне казалось, что я вижу страшный сон, в котором боль произрастала в геометрической прогрессии. Где-то фоном звучали незнакомые голоса. Некоторые были смутно знакомыми. И даже голос Вэл. Но он был тревожным, и в нем сквозили беспощадные нотки. Я не была в безопасности.
А затем боль вернулась. В этот раз у нее было множество оттенков. Жжение. Холод. Резкие рывки. Сдавливание. Я желала лишь одного: чтобы меня оставили в покое и дали забыться желанным сном без сновидений. Но сны были особенно яркими и странными, как будто я смотрела фильм, в котором с моим телом что-то делали. В такие моменты я не чувствовала боли, только легкость… и навязчивое стремление куда-то спешить.
— Не ходи туда, — легкий ветерок, эффект чьего-то присутствия. Я не стала оборачиваться. Продолжала смотреть сон, в котором мое тело обмывали, бинтовали, чем-то мазали, тыкали иглами капельниц. Я видела хозяйку медблока, Билла, Вэл и еще каких-то людей. Затем часть из них покинули палату, и лишь Лера, стянув куртку-косуху, села на носилки, скрестив ноги, и тревожно наблюдала за мной…
— Вроде как надо, — мысленно ответила я, сообразив, что говорю с Людой. — но я еще посмотрю… что произошло?
— Давай посмотрим, — согласилась сестра по несчастью. Я по-прежнему ее не видела, просто знала, что она сидит рядом. — Мне на себя не нравится смотреть.
— Почему?
— У меня нет лица. И кровь. Я думала, раз уж выстрел был безболезненным, то нечего ужасного не произошло, но мне разворотило голову…
Ее слова не казались ужасными. Какими-то… протокольными. В своем сне я не испытывала ни боли, ни страха. И Люда говорила об этом спокойно. Даже умиротворенно.
— А, — ответила я, наблюдая, как Вэл оттолкнула Марию и села на меня сверху, надавливая на грудную клетку. — Ты не знаешь, что она делает?
— Возвращайся, — торопливо ответила Люда.
Мне захотелось прильнуть к ней, чтобы ощущение свободы и лёгкости не нарушал ее решительный голос. Но у меня не получилось.
— За тобой пришел мужчина. Он тебя не спас?
— Он бы не смог. А ты наблюдательная. Ничего, вы еще встретитесь. Просто вспомнив тот момент, кто он и что пытался сделать. Смотри туда!
Я оторвалась от созерцания своего тела и неохотно посмотрела в сторону. Нечто вроде воронки колеблющегося воздуха стремительно уменьшалось в диаметре. Я инстинктивно обернулась назад. Там был светлый туннель, буквально зовущий к себе. Зачем мне в эту непонятную чёрную дыру? Я хочу туда. Люда решила уйти без меня.
— Поторопись!
— Зачем? Там боль. Там ничего хорошего не будет. Хочу с тобой.
— Не время тебе. Вернись и не допусти повторения, ни с кем из нас. Ты сможешь.
То ли резкий порыв ветра, то ли сейсмические толчки уничтожили упоительную легкость. Я сорвалась вниз, падая в стремительно уменьшающуюся воронку. Меня будто втянуло в нее мощным магнитом, так резко и безжалостно, что я ничего не смогла сделать.
И в то же время боль затопила неумолимым паводком все мое естество. Кровь с шипением ворвалась в раструбы артерий и капилляров, сметая все на своем пути. Сердце буквально сотрясло тремя мощными ударами. И каждая клеточка истерзанного тела отреагировала нечеловеческой болью на это вторжение.
— Дыши, твою мать! — мне казалось, что в грудную клетку заколачивают гвозди. Сломанные ребра тут же отозвались на прикосновение. — Б**дь, Вика, не спи!
Голос Вэл потонул в накатах болевого шока. Я закричала.
— Да вколи ей морфий, Менгеле конченая! — превысила голос Вэл. — Какого хрена тебя здесь посадили?! Она чуть ласты не склеила, пока ты охала!
— С…лезь… — прохрипела я в передышке между криком. И тут же тиски на моих бедрах разжались, выстрелив болевым накатом от прилива крови. Но прохладная ладонь легла на лоб. Я ощутила внезапно приятный запах виски, сигарет, соляры, кожи и терпких духов. Этот аромат у меня ассоциировался Вэл даже на расстоянии.
— Спи. Все уже позади. Сейчас ты уснешь…
Руку уколола игла. Я скривилась. Уколов боялась с детства. Как я могла так отреагировать, учитывая боль, что довелось пережить?
Густая черная мгла обволакивала меня. Но она не была опасной и пугающей. Скорее, дружелюбной. Уносила на крыльях сна туда, где боль временно утихает, как и тяжелые мысли: что же дальше? Куда меня теперь? Снотворное заполняло кровь, обезболивающее начало действовать. И это был лучший вариант.
— Боюсь, тебе и латать никого не придется, Мари, — услышала я голос Вэл. Если бы эта девушка к тому времени не стала для меня практически подругой, я бы забилась в паническом припадке от скрытого в голосе обещания. — Лукас в бешенстве. Положит всех, как пить дать…
Хотя, возможно, все это мне просто непросто приснилось.