«Во что я превратилась? — думала я, вглядываясь в свое отражение в оконном стекле. — Смерть и насилие стали чем-то привычным настолько, что не только не затрагивают душу, более того, вызывают радость! И дело не в том, что им воздается по заслугам. Ушла моя соседка по комнате, девчонка, которая никому не причинила зла… а я перелистнула этот момент, как книжную страницу своей памяти!»
Дни шли. Боль стихала, но, несмотря на это, меня не спешили перевести в комнату. Так и держали в лазарете, куда приходила Вэл, иногда с бутылкой ликера. В грубой манере затыкала рот Марии, советуя не казаться заботливее, чем та есть, и мы до глубокой ночи болтали обо всем подряд. Перебрали по косточкам своих мужчин, женские секреты и стремления. Когда Вэл, подмигнув напоследок и сжав мою руку, уходила седлать свой «Харлей Дэвидсон» и нестись по ночной трассе к огням далекого города, у меня на глаза наворачивались слезы.
В последнее время я желала двух вещей: дать знать матери, что якобы у меня все хорошо, и хотя бы раз прокатиться вместе с Вэл, обняв ее за талию, жмурясь от свиста ветра и запредельной скорости. Увы. Свобода стала для меня недоступной. И это резало сердце.
Однажды я сказала об этом своей подруге. Вопреки ожиданиям, она не съехала с темы, не отвела глаз, скрывая неловкость за то, что дразнила меня свободой своих ежедневных странствий. От города до особняка… теперь для меня это было сродни кругосветному путешествию.
— Ты знаешь, что делать, чтобы эти желания исполнились, Вика. И поверь, они — капля в море по сравнению с тем, что ты можешь получить. Произведи на него впечатление. Поверь, офигеешь от благ, которые получишь после этого.
Мы сидели на крыльце медотсека и курили женские сигары с приторно-сладким ароматом вишни. Вернее, курила Вэл, иногда протягивая мне дымящуюся сигарету. Я едва затягивалась, опасаясь, что ребро вновь разболится. Солнце немилосердно палило, но подруга и не думала снимать шелковую бандану с черепами и кожаный жилет с бахромой.
— Странно все это. Ты подкладываешь меня под того, кого боготворишь сама. В чем подвох? Он убивает свих любовниц ножом для колки льда? Поэтому ты отказалась от подобной чести?
Вэл смерила меня внимательным, но ироничным взглядом.
— Почему ножом? Может, просто ест заживо. Да успокойся. Чего вы всех мафиози считаете психопатами? Такие бы не смогли удержать этот бизнес в руках, ты уж мне поверь.
— Но запросы других психопатов он удовлетворяет сполна, подкладывая под них девчонок, которые не хотели жить подобной жизнью.
— Это да, — зевнула Вэл. — В этом он профи. И знаешь, если бы ему понравилась не ты, а кто-то из этих шалав, что добровольно лезут в подобное дерьмо ради легких денег, я бы лично вывезла ее в лесопосадку. На цепи, прикрученной к колесу моего «Харлея».
Представив эту картину, я рассмеялась. Вот кого, а шлюх, что появлялись здесь по собственной воле, я уже априори не считала за людей. И если бы Вэл выполнила свое намерение, даже не отказалась бы взглянуть на это.
— А чего ж для меня сделала исключение? По дружбе?
Вэл протянула мне почти скуренную до фильтра сигару, чуть сжав ее у основания. Взрыв вишневой сладости лопнул на языке.
— Потому что ты сможешь сделать его счастливым. Он забыл на хрен, что это такое, уже лет двадцать точно…