Перекрестные лучи света от стилизованной под прожектор лампы падали на доску со стеклянными шахматными фигурами. Это было первое, что бросилась мне в глаза, стоило только зайти в кабинет. Все выглядело именно так, чтобы привлечь внимание к центральной экспозиции.
— Заходи, Виктория, — разлаялся голос Лукаса. Я не видела его, потому что дальняя часть кабинета утопала в тени. Но флюиды опасности и власти буквально пронизали пространство. Помня о том, чем не столь давно обернулась моя невинная шутка, я позволила себе слабую улыбку и сделала несколько шагов, остановившись в луче света, как он, видимо, и хотел.
В этот раз все фигуры на доске стояли на своих исходных позициях. Невольно я залюбовалась игрой света в гранях стекла, ощущая, как так же пристально изучает меня тот, кто так и остался в тени.
— Тебе понравился мой выбор литературы?
Вроде бы невинный вопрос, но я слышала в голосе предупредительные ноты. Не врать и не заискивать. Но и прямо не хаять. Этот мужчина жаждал трахать мой мозг, а сейчас подготавливал его предварительными ласками.
— Благодарю вас. Я ранее была равнодушна к классической литературе. Но сейчас, похоже, у меня просыпается интерес. А фантастика… я на ней выросла.
Лукасу должно было быть об этом известно. Покойный Билл проговорился — на меня собирали досье. Впрочем, он практически проигнорировал мой ответ. И я почувствовала, как липкие щупальца страха буквально поникают под кожу, касаются ледяными присосками отметины вдоль позвоночника. В присутствии Лукаса я остро чувствовала свое подчиненное положение. Все в этом кабинете было призвано подчеркивать пропасть неравенства между нами. Я могла быть голой, растрепанной, униженной, либо одетой в стильный костюм, с укладкой и иллюзией того, будто могу общаться с ним на равных, но истинное положение вещей никому было не под силу изменить.
А еще меня изматывала неопределенность. Хотелось задать десятки вопросов, понять, какую участь мне в итоге уготовили. Только я прекрасно понимала, что никто мне не ответит, в лучшем случае грубо осадит за своеволие. Так и осталась стоять, опустив глаза в пол, улыбаясь, потому что не желала давать ему в руки козырь в виде собственного страха. И ждала. Как цепная собачонка, выдрессированная хозяином. Но кое-чему он меня все же научил. Я не собиралась ползать у его ног. Даже если меня заставят это сделать, это не будет моим выбором.
— Не трясись. Я хочу сыграть с тобой партию. Твой ход.
Лукас потер переносицу, подавив зевок. Я шагнула вперед, внутренне ожидая окрика, но его не последовало. Белые шахматные фигуры манили к себе, приказывая сдвинуть с исходных позиций. Непонятно как я сумела абстрагироваться от собственных душевных метаний и вспомнить, ему научил отец. Сдвинула пешку на две клетки вперед.
Лукас не смотрел на доску. Изучал мою склонившуюся над шахматами фигуру, пробивая выстроенные в моем воображении свинцовые барьеры. Он много повидал таких, как я, на своем веку, чтобы ломать ментальные преграды.
— Уверена?
Возможно, это тоже была игра. Он хотел смутить меня, заставить нервничать, думать, что же я сделала не так. Психологическая ломка не прекращалась ни на миг. Я подняла глаза, чтобы встретить его испытывающий взгляд.
— Уверена. Ваш ход.
Черная пешка двинулась навстречу. Даже в этом жесте было нечто угрожающее, призывающее спасовать, снять маску уверенности. Увы, пешки не ходят назад.
— Что-то не так, Виктория?
В это раз мои губы дрогнули совсем не в показательной улыбке.
— Вы допустили ошибку. Переходите.
Лукас медленно поднялся и шагнул ко мне. Я не смогла понять, чем вызвала его заинтересованность, но душа в тот момент ушла в пятки. Наверное, не сумела сдать очередной экзамен.
— Ты так ничего и не поняла.
С таким же выражением лица он обещал скормить меня собакам. Наверное, изрезал тоже, не меняя мимики, просто я не могла этого видеть. Помимо воли я сделала шаг назад.
— Твой ход, Виктория. Ты же хорошо подумала?
Это был выбор из двух зол. Никаких оттенков и полумер. Как в сказках, черный либо белый камень, зажатый в ладони. Мне следовало сейчас либо спасовать, поддаться игроку, в руках которого была моя жизнь, либо сыграть ва-банк. Но непонятно, чем для меня это закончится.
Я растерялась. Понятия не имела, что мне следует сделать, чтобы угодить этому махровому эгоисту. А он и не собрался давать мне время на раздумья.
Все произошло довольно быстро. Боль в заведенной за спину руке перешла во всплеск более острой, вызванной прикосновением к потревоженной спине. Я даже не сразу ощутила привкус крови во рту, когда Лукас толкнул меня на столешницу. Голову поднять не успела, лишь клацнули зубы.
— Правильный ход, Виктория. Б**дь, или ты делаешь правильный ход, — свободная рука мужчины вырвала пуговицу моих брюк, стаскивая их вместе с трусиками по ногам, — или после этого я воткну тебе нож в п**ду!
Шок. Насколько сильный, что я потеряла связь с реальностью. Чертова доска с нереально красивыми фигурами из стекла оказалась прямо перед моими глазами. Лукас специально удерживал меня за шею так, чтобы я могла ее видеть. Но что толку было в этом, если все происходящее на ней сейчас выглядело лишь набором красивых цацок?!
Он наклонился к моей щеке, прикусив ее зубами — не сильно, скорее, в целях продемонстрировать свою власть и решимость. Пальцы с нажимом прошлись вдоль позвоночника, причиняя боль. Но она же и отрезвила. Я содрогнулась от его безжалостного обещания вновь изрезать меня.
— Ты начинаешь вызывать скуку, девочка, от слова «совсем»! — прохрипел Лукас перед тем, как войти в меня на сухую, без предварительных ласк. — Я могу пачками драть бестолковых шлюх, и мне для этого не надо предоставлять тебе особые условия! Или ты включаешь свои мозги, или прямо сейчас, как только я с тобой закончу, полетишь в жаркие страны, в бордель, удовлетворять грязных латиносов!..
Толчок. Резкая боль. Ужас никак не желал отпускать. В тот момент я поняла, что со мной никто не шутит.
Пик остроконечной фигурки «офицера» стоял перед моими широко распахнутыми глазами, будто подавал какие-то непонятные сигналы. Воткнуть в глаз насильнику? Да, меня убьют на месте, перед этим, что не исключено, устроив средневековую инквизицию, но это лучше, чем заживо разлагаться в борделях стран третьего мира. Смерть стала настолько обыденным понятием, что я уже и не задумывалась о том, хорошо это или плохо. Но стеклянная фигурка явно говорила о чем-то другом.
О чем же? Выпустить ее на поле боя или оставить в покое?
Закусив губы, я подняла руку и потянулась к доске. И в тот же момент увидела то, что не замечала прежде. Три хода, и партия будет выиграна. Этого ли хотел от меня Лукас?
«Ты все равно не узнаешь, пока не сделаешь». Мысленно уповая на высшие силы, я подняла фигуру «офицера» и сбила черную пешку с клетки. Ощутила, как Лукас замер во мне, прекратив движение. Отступать было поздно. Я сбила вражескую ладью, остановившись перед конусом обсидианового ферзя.
— Шах. И мат.
Мир замер. Время застыло. Я без сил опустила голову, чувствуя, как бежит по щеке предательская слеза. Я понятия не имела, что только что вытянула: белый камень или черный. И пути назад уже не было. Так и осталась лежать, сотрясаясь от беззвучных рыданий, не замечая, что Лукас вышел из меня и остался стоять за спиной. Только знала наверняка, что его взгляд в этот момент неотрывно прикован к злосчастной шахматной доске.
А потом вернулась боль. Не сильная, но отрезвляющая, действующая подобно нашатырю. Пальцы мужчины надавливали на шрам под пластырем, вычерчивая дорожку вверх, к шее.
«Не потеряй себя в самой себе. Не потеряй. Не становись тем, кем ты не являешься».
Этот голос звучал в моем сознании оглушительным набатом. Я лишь всхлипнула, ощутив, как чужие руки натянули кружево трусиков на мои бедра, а вслед за ними брюки.
— Молодец, Виктория. Я доволен тобой.
Безумие выбирает самые гротескные образы. Ласковый голос, похвалу… нечто похожее на нежность, пусть даже ее проявление выразилось в чужом тепле прижавшегося ко мне тела. Лукас держал меня бережно, словно стеклянную шахматную фигурку, опасаясь уронить на пол и разбить. Ноги дрожали и не желали держать меня, я бы тотчас же упала на пол, если бы не его поддержка.
— Не смей наступать на горло собственным устремлениям. И придумывать себе ложные авторитеты.
Он усадил меня на один из стульев и отошел. А я сидела и тряслась мелкой дрожью, кусая губы, чтобы не разрыдаться.
Спустя много времени он мне признается, что не просчитал свой ход. Я должна была всего лишь забрать пешку. То, что поставлю ему мат в три хода, он не сообразил в силу усталости и волнения. Да, я волновала его так, как никто никогда ранее. Даже жена, на которой он женился по любви ещё в молодости. Но тогда я этого не знала.
— Пей. — Стакан коснулся моих дрожащих губ, клацнул о зубы. Я едва не закашлялась, когда обжигающая жидкость полилась мне в горло. — Ты умеешь радовать. Думаю, мы с тобой подружимся.
Даже сейчас мафиози крупного синдиката по торговле живым товаром не вышел из образа: вел себя так, будто ничего необычного не произошло. Да и глупо было ожидать от него иного поведения. Сколько слез, мольб, истерик и шоковых состояний он повидал за все время, пока стоял у штурвала самой страшной пиратской шхуны?
Постепенно виски начал действовать. Согревал изнутри, прогонял дрожь, возвращал ясность мыслей. Лукас же задумчиво ходил вокруг доски, хмуря брови, но при этом выглядел самодовольным.
— Я все равно возьму реванш, Виктория. Все равно.
Я пришла в себя спустя полчаса. Но, вопреки моим ожиданиям, мужчина так и не отпустил меня. Расставил фигуры и заставил сыграть с ним еще две партии. Их я продула в пух и прах — полагаю, не только из-за шока. Потому что облегчение оттого, что никто не отправит меня в бордель, вернуло ясность разума.
— У тебя не было шансов. Я был чемпионом среди школ родного города. Выучил все партии. Просто уже насколько лет не вспоминал об этом, чтобы был эффект новизны.
Я кивала и не горела желанием продолжать беседу. Но уронить шаткое равновесие тоже не хотела. В какой-то момент мне показалось, сто Лукас ждет от меня инициативы. Это было в его жестах и непонятном взгляде, в котором, сложись все по-другому, я бы заметила нечто, похожее на… В тот миг мне страшно было даже об этом подумать.
Пойму потом, проанализировав, чего же может не хватать человеку, отягощённому подобной властью. Совсем скоро. Поняла бы раньше, если бы не жизнь в состоянии перманентного стресса.
Когда вернулась в свою комнату, долго ворочалась в постели, вспоминая сегодняшний вечер, испытывая смешанные чувства. Потом просто села на подоконник, вглядываясь в ночной пейзаж за окном.
Уже задремала, когда послышался отчаянный женский плач, лай собак, топот ног и матерные окрики. Потерла глаза и прислонилась к стеклу, вглядываясь в освещенные прожекторами лужайки. Увы, происходящее было скрыто от меня насаждениями хвойных деревьев.
Плач прекратился, и тут же резкий хлопок заставил меня подскочить на месте. Лай возобновился вместе с затихающим женским криком, полным боли.
Я зажала уши руками и пулей метнулась обратно в постель, желая, чтобы все это забылось, оказалась страшным сном или игрой больного воображения. Натянула одеяло по самую макушку, стараясь не признаваться себе, что знаю, что же только что произошло под покровом ночи.
Никогда не следовало забывать, где я. Как и о том, что завтра могу оказаться на месте той несчастной, чей крик до сих пор звенел в ушах, вместе с утробным рычанием голодных бультерьеров, дорвавшихся до свежей пищи…