Меня буквально ломало. Я смотрела в спины будущих мертвецов, отводила глаза, когда ни поворачивались в мою сторону. Когда чувствовала их похоть и мизагонию, говорила себе, что все в порядке, они это заслужили за такое отношение. Потом — что парой мерзких работорговцев сегодня станет меньше. Но все равно, легче не становилось. Я пила воду, принесенную работником зала, медленными глотками, в ушах звенело. Смех Лукаса, реплики Дмитрия и Константина, стук шарика по отсекам рулетки, звон бокалов. Все это превратилась в гротескную замедленную сьемку немого кино с кровавым, я уже не сомневалась, исходом. Хотелось напиться в хлам, чтобы не участвовать в подобном. Пусть я привыкла к смерти за время своего недолгого заточения, но никогда я не видела ее собственными глазами.
Лукас убивал нескольких зайцев одним ударом. Собирался показать мне кровавую баню, мне, бывшей отличнице с высокими идеалами и верой в хорошее, которая решительно переключала каналы при виде сцен резни и перестрелок в американских боевиках. Он ненавидел во мне ту, слабую духом Вику, которая не нашла в себе сил отказать Ивлееву. Ту, что боялась крови. Ту, что отрицала саму себя и свою внутреннюю силу. Он хотел меня иную. Закаленную подобным хардкором до окончательного онемения сердечной мышцы. Не сломанную, но возрождённую. А вот какими именно методами… он их не выбирал. Я знала, что мне предстоит лишиться сердца и совести.
Первый урок. Ты сама приложила руку к гибели этих двоих. Ты подписывала им смертный приговор той самой ручкой, которой выписывала в столбик цифры и плела кружева схем. И ты хотела остаться в стороне от их наказания?
Не выйдет, Виктория. Это его мир. И он живет по жестоким законам.
Я ничего не могла сделать. Только пить воду и пытаться овладеть собой, не позволяя ладоням дрожать, а глазам отразить всю глубину своего состояния. Повторяла, как мантру, что эти двое ничем не лучше моих похитителей. Что все они заслужили смерть в одинаковой мере. И постепенно я себя практически в этом убедила. Да и что я могла сделать? Впрягаться перед Лукасом за эту парочку идиотов, решивших, что они умнее всех и даже не постаравшихся замести следы? Просить его пощадить мою нежную ранимую душу? Увы, даже если бы у меня не хватило мозгов, и я бы решилась на подобное, скорее всего, меня бы уложили выстрелом рядом с приговоренными.
Я потеряла счет времени. Лукас сделал жест, заставляя приблизиться. Я так же, как и прежде, изобразила улыбку, подхватила с подноса бокал шампанского. Дмитрий уже изрядно опьянел от большого количества виски, неосознанно сокращал дистанцию между нами, буквально нависая. От его сального взгляда и несвежего дыхания было мерзко. Наверное, в тот момент я всё же желала его смерти.
— Виктория, вы любите мужские смешанные бои? — он скинул пиджак, поиграл ничем не выдающимися мышцами, сделав вид, что разминается перед дракой. — Тогда первое правило: никому не рассказывать о бойцовском клубе!
Лукас смотрел на него, как на внезапно заговорившую обезьяну, с презрением, снисхождением и легким любопытством. Затем широко улыбнулся. Я уже знала, что последует за этой улыбкой. Наверняка он резал мне спину с точно такой же. Ощущения были похожие.
— Вот и подобрались к эксклюзивной программе сегодняшний ночи. Нам придется спуститься вниз. Прошу, Виктория, господа. Милая?
Я приняла его руку, изо всех сил акцентируя внимание на деталях интерьера. Пусть думает, что я ни о чем не догадалась. Это избавит меня от дополнительного прессинга и не даст раскиснуть раньше времени. Во всяком случае, оставалось на это надеяться.
Мы покинули игорный зал, прошли по длинному коридору к железной двери, явно не предназначенной для посетителей. Крутая лестница вела вниз. Стук моих каблуков и мужские голоса эхом отдавались от стен пустынного пролета. Я заметила, что девушки, сопровождавшие мужчин, с нами не пошли. Видимо, для их глаз происходящее не предназначалось.
Когда я увидела бойцовский ринг и ряды кресел по обе стороны, паника вновь напала, накрыла, словно плащом, сдавила грудь. Глухо щёлкнул засов на двери, отрезав нас от вешнего мира. Из последних сил я старалась изображать интерес и любопытство, слава богу, руки были заняты бокалом с шампанским. Я периодически смачивала губы, делая вид, что пью.
Здесь нас ожидала охрана Лукаса и еще насколько человек. Михаил. Я попробовала это имя на вкус. Оно ему не подходило. Таким тварям не положено иметь имен.
— Файт! — заорал Дмитрий, нелепо размахивая руками, и побежал к рингу. Едва не запутался в канатах ограждения, пока перелазил. Схватил боксерские перчатки, оставленные здесь, скорее, для декорации, но натянуть так и не сумел.
Лукас указал мне на кожаное кресло в первом ряду. Сам садиться не торопился. Мужчины о чем-то переговаривались. Как я поняла, все присутствующие здесь были деловыми партнерами моего владельца. Только проштрафились двое из них.
— Михаил, разреши пересчитать ему виниры? — насмешливо проговорил крепкий бритоголовый мужчина, его имя я забыла. — Вспомним лихие девяностые с подпольными клубами?
Лукас закурил сигару, сощурился, наблюдая за плясками поддатого Дмитрия на ринге:
— Да ты его за секунду уложишь. Какой тебе интерес? Может, кто другой… Константин, к примеру?
Мужчина перестал смеяться. Покачал головой было, залепетал что-то о проблемах со здоровьем, но запнулся, столкнувшись с пронизывающим взглядом патрона. Даже попятился назад, явно сообразив, что смысл сказанного вмещал гораздо больше пьяного махания кулаками.
— Да полноте, Костя, — затянулся сигарой Михаил, — я не дам вам поубивать друг друга. Оставь мне эту привилегию. А с твоим здоровьем ты партию товара через себя пропустишь и даже не закашляешься, не прибедняйся. Давай, можешь пиджак здесь оставить. Никто тут мелочь по карманам не тырит, верно, ребята?
— Файт! — подхватил кто-то из присутствующих, и под скандирование голосов Константин нерешительно побрел к рингу, затравленно оглядываясь. Лукас сел рядом со мной, положил ладонь на мое бедро. Я изо всех сил старалась не дрожать.
«Это все? Они просто забьют друг дуга? Да они на бойцов мало похожи, может, все ограничится малой кровью?» — подумала я. Те, кто пришли с нами, заняли места подле нас, на соседних диванах. Свет погас, оставив освещенным лишь ринг.
— Рефери взял выходной, — известил Лукас. — Я сегодня его заменю. Только не вставая с места. Бой!
Константин пропустил удар. Упал, не сообразив, что произошло. Кто-то, заливаясь от смеха, начал вести счет. Смеялись с Дмитрия, который нелепо махал руками и бил себя в грудь, словно бабуин в брачный период. Но вот Константин вскочил на ноги и пошел в атаку, с разбегу засадив противнику по колену. Так и упали на пыльный ринг, катаясь, словно колобки. Даже меня развеселило подобное. Я засмеялась, снимая напряжение, и покачала головой, глядя на Лукаса. Если он пристрелит этих комиков, я, наверное, все равно не перестану веселиться.
— Раунд! — известил Лукас.
Но его никто не послушался. Бой двух подвыпивших мужчин возобновился. На сей раз уже никто не шутил. Я услышала треск, и Константин завизжал, зажимая рукой перебитый нос. Кровь заливала его светлую рубашку, в свете софитов она казалось черно-алой.
Но никто не собирался восстанавливать силы. Двое противников вошли в раж и метелили друг друга, уже не разбирая ударов. Дмитрий же, изловчившись, попытался укусить противника за ухо.
— Достаточно, или еще поразвлекаемся? — спросил Лукас у партнеров.
— Да выпускай санитаров. Они сейчас вырубят друг друга и не испытают всего кайфа, — заявил самый старший из мужчин.
И тогда Лукас сделал быстрый знак охране. Миг, и что-то произошло. Раздался скрежет, шум, скрип. Я наблюдала, как вдоль ринга вырастают стены из арматурной решётки. Тянутся вверх, ограждая сцепившихся противников, так и не заметивших, что же вокруг происходит. Когда скрежет прекратился, и стена поднялась практически к потолку, Дмитрий заметил неожиданную клетку.
— Лукас, что за дела?
Константин отвесил ему хук в челюсть, повалив на пол. Он настолько ополоумел от жажды крови, что ничего не замечал.
— Толкну речь, так и быть, — Лукас поднялся с места, дав знак охране. — Притча. Однажды, давным-давно, жили семеро братьев. Жили — не тужили. И пусть не состояли в кровном родстве, но никто обижен не был. Все заняты делом, в достатке и здравии живут. Но вот восстали два брата против старшего. Восстали подло, по-тихому, позарились на его богатства и власть, и давай вершить дела темные, пока он не видит. Так бы ниточке и виться, но поймал как-то старший брат птицу темную. Редкой красоты и ума. И вот поведала ему пернатая птичка о проделках братьев, ничего не скрыла. Закручинился старший брат. Он бы им возместил всего, чего не хватает, да подло поступили братцы, не пришли к нему и не попросили. Обмануть решили. Что же делать то? Простить? Если б сами повинились, так бы и сделал. Собрал старший брат совет в высоком тереме, да посовещались они и решили — убить предателей надобно…
Ласковая речь Лукаса звенела во внезапной тишине, шум в моих ушах придавал ей поистине зловещую интонацию. Сердце билось, словно в клетке. Я не хотела видеть смерть. Черт с ним, даже смерть тех, кто как никогда этого заслуживал. Но, что странно, своей вины я не ощущала. Возможно, потому, что среди всех присутствующих здесь был лишь один человек. Девушка в умопомрачительно дорогом платье, приглашенная на резню под патронатом Сатаны.
Что дальше? Их заставят забить друг друга до смерти, словно в древнем Колизее? Выпустят против них других сильных бойцов? Или просто застрелят?
— Виски всем нам, — велел Лукас. — И шампанского для дамы. Или что покрепче, Виктория?
Его ладонь сжала мое бедро. Без сексуального подтекста. Это не было даже демонстрацией власти. Лукас чувствовал мое стояние по пульсации крови в венах и напряжению мышц.
— Шампанское, спасибо, — я сумела сказать это без запинки.
Ожидание висело в воздухе. Звенело оборванной струной. Таяло в сгустившемся предвкушении присутствующих мужчин, от полных ужаса и недоумения реплик двух приговоренных в округлой клетке около ринга.
— Михаил, мать твою, что за херня?
— Лукас, б**дь, что происходит?
Никто не считал нужным ответить на их вопросы. Я наблюдала, как понимание исказило смазливое лицо Дмитрия отвратительной гримасой ужаса. Константин все еще надеялся, что происходящее — жестокая шутка. Пытался сохранить лицо, но вся его поза была жалкой. Оба понимали: Лукас не шутит.
Их вопросы перешли в мольбы. Когда принесли напитки, я едва сдержалась, чтобы не осушить бокал залпом. Пригубила и постаралась принять расслабленную позу.
Мне хотелось закрыть глаза. Хотелось, чтобы шум в ушах перекрыл децибелы криков будущих покойников. Чтобы я утратила способность чувствовать на будущие минуты. Увы, я знала, что мне этого не простят. Лукас вел меня к вратам своей реальности по узкому каменному перешейку над реками кипящей лавы. Один неверный шаг — свергнет в пропасть. И возможно, я разделю участь тех, кто сейчас буквально рыдал на ринге. А ведь они, по сути, в моем понимании были неприкасаемые.
Лай собак. Утробное рычание голодного зверя. Дежавю? Или я окончательно сошла с ума? Подалась вперёд, вглядываясь в полутёмный угол зала за рингом. Движение, суета… несколько пар светящихся угольков. Глаза питбультерьеров.
Темные тени собачьих тел с играющими под черной шерстью мускулами проступили из темноты. Высунутые в ожидании добычи языки, с которых капала слюна, учащенное, как и стук моего сердца, дыхание. Глухой рык. Собаки-убийцы рвали привязи, лишь по чистой случайности не бросались на удерживающих поводки охранников.
Дмитрий и Константин не сразу заметили совершенное оружие, от клыков которого им предстояло принять смерть. Но когда охрана с четырьмя устрашающими псинами окружила периметр зарешеченного ринга, тишина сгустилась.
Стук сердца. Рычание тварей. Скрип кожи ладоней о стекло бокала — предвкушение зрителей. И я, практически тепличное растение на празднике чужой крови. Зажатое в тисках чужой жажды развлечений и не осознавшее, что именно в этот момент из нежного стебля прорастают стальные шипы будущей брони.
Отсеки решетки напротив стражей с американскими питбулями пришли в движение. Ровно настолько, чтобы впустить внутрь четверолапых убийц, и не дать сбежать их будущим жертвам. Я сжала кулаки, борясь с искушением поджать ноги, когда охранники, словно по команде, одновременно разомкнули карабины на ошейниках уже протиснувшихся в лазы псин — мне казалось, эти убийцы могут с легкостью накинуться и на нас. Но дрессировка взяла свое, плюс узники ринга уже успели нанести друг другу кровавые увечья. Это окончательно сорвало планку у взбесившихся собак.
— Фас, — спокойно произнёс Лукас, и отсеки с лязгом захлопнулись за новыми посетителями ринга.
Они не спешили нападать. Яркий свет прожекторов и замершие от ужаса мужчины на первый миг сбили псов с толку. Собаки принюхивались, шумно дышали, прежде чем самый крупный пес страшно зарычал и с утробным лаем кинулся вперед.
Ад обрушился на землю. Потонул в отчаянном вопле обреченных, рычании, лае, топоте ног, треске рвущейся ткани, клацанье зубов. В воздухе повис тошнотворный запах крови. Он осел на губах привкусом металла и раздавленных томатов. Вкус ужаса и смерти.
Мне надо было закрыть глаза. Лукас бы понял, наверное. Но я, словно сомнамбула, раскачивалась в кресле, сжав бокал до боли в пальцах, и смотрела, едва не ослепнув от увиденного, не оглохнув от самых страшных, душераздирающих воплей умирающих. Навсегда записывала на жесткий диск памяти отвратительную, ужасную картину — оскаленные пасти псов, рвущих человеческую плоть, кровь, капающую на зеленое полотно ринга с острых клыков, тела тех, кто совсем еще недавно весело шутил, играл в рулетку, пил виски… а теперь представлял собой тюки окровавленной плоти. Они мало что имели общего с людьми.
Черный питбуль с белым лепестком клевера — причудливым окрасом на груди — сбил с ног окровавленного Константина, почти добравшегося до решетки. Мужчина пытался воззвать к Лукасу, не понимая, что уже не жилец с подобными ранами, кровь стекала по его подбородку на окровавленные лоскуты костюма. Бросок, и клыки псины-убийцы вонзились в его щеку.
Я закрыла глаза. Тугой узел тошноты рванул вверх по пищеводу, отключая все органы чувств. Кажется, я впилась ногтями в руку сидящего рядом Лукаса. Все это уже не имело значения. Я утратила связь с реальностью. И в то же время… мне была невыносима мысль, что я сейчас забрызгаю ошеломительное платье и кожу дивана содержимым своего желудка.
— Что-то хочешь сказать мне, милая? — ласково спросил мой мучитель, склонившись к уху. Дыхание на щеке успокаивало, но в его голосе было решающее ожидание. И я поняла, что будет, если я начну сейчас сбивчиво шептать просьбы остановить происходящий кошмар, расплачусь или забьюсь в истерике. Проигрыш. Затяжной прыжок в кипящую лаву.
— Нехорошо. Душно. Мне надо в…
— Прямо по коридору и направо. Все интересное уже произошло. Тебя проводят.
Я поднялась на ноги. Перед глазами плясали кляксы крови. Хрипы и стоны умирающих потонули в накате сердечного стука. Комната кружилась, тугой комок подбирался всё выше и выше. Я думала лишь о том, что меня может стошнить перед всеми присутствующими. Это было недопустимо, пусть даже произошедшее не произведет на них после показательной казни предателей никакого впечатления. Психика щадила меня. Она поставила блок, заставив переключится на более насущную проблему.
В коридор я выбежала, не замечая сопровождения — тех, кто ехал с нами в автомобиле. Именно они открыли двери и подсказали, куда бежать. Едва я захлопнула за собой дверцу кабинки, меня вывернуло наизнанку.
Я потеряла счет времени. Хотелось рыдать, но я знала: если я позволю себе подобное, проиграю. Не сейчас. Пусть даже перед глазами застыла картина, способная лишить рассудка самого отчаянного храбреца: сразу двое псов над телом, не пойми кого, настолько изуродованном клыками. Лужа крови. Зияющий остов ребра сквозь огромную рану. И собаки, с чавканьем и рычанием рвущие окровавленную плоть…