Глава 15
Это был теплый и даже в чем-то романтический вечер. Пока я болтала с Вэл, занятой моей прической и макияжем, в комнату доставили букет алых роз от Лукаса. Алых, мать вашу, роз. Шикарная охапка цветов. Мне в моем свободном прошлом никто не дарил подобных букетов. Даже Ивлеев, которого я, сама того не осознавая, твердо решила наказать в перспективе.
— Упс, — только и выдохнула подруга, глядя на огромный букет. На лепестках блестели крошечными бриллиантами капли влаги. — Вот если у меня и были сомнения, теперь они развеялись. Ты вытащила лотерейный билет.
— Сомнения в чем?
Все это казалось нереальным, даже после нашей волшебной ночи в лофте. Я лишь презрительно поджала губы, вспомнив мужчин, которые когда-то добивались моего внимания. Никто не лез вон из кожи, чтобы порадовать таким букетом. Максимум, на что их хватало — на чахлый букет, явно за бесценок выторгованный в цветочном под конец рабочего дня, или, что чаще всего — одну-единственную розу.
Когда-то за мной ухлестывал, как сказали бы в женсовете компании, «козырный мэн». Дорогая машина, хлебная должность где-то в горсовете. Увы. Он часами таскал меня по парку, игнорируя рестораны или хотя бы кафе, разглагольствуя о том, как ему нужна красивая и ухоженная девушка. На уход и красоту, понятное дело, ей предстояло тратиться самой. А когда на 8 марта мы все же оказались в не самой отстойной пиццерии и находящийся там продавец роз предложил ему купить даме цветов, закатал скандал по поводу их дороговизны. А мне сказал, что розы — блажь, быстро вянут да и деньги на ветер.
Вот почему я пришла в восторг, словно маленькая девочка при виде куклы, забыв, где нахожусь. Никто для меня подобного не делал. Да и тот, кто подарил цветы, вообще не обязан был проявлять подобные знаки внимания! Он приходил и брал, и я не имела права ему отказывать.
— Эй, ты слышишь меня? Зачарованная, что ли? — хихикнула Вэл. — Говорю, нет сомнений в том, что ты для него значишь. Вика, ты нереально фартовая, понимаешь?
Я бы с ней поспорила. К дьяволу такой фарт. Но ведь и сама поняла, что подруга говорит правду. Не стал бы мужчина вроде Лукаса оказывать такие знаки внимания, если бы не желал и не уважал. В последнее время он мог ласкать, говорить, что продаст меня в бордель, но почти всегда в его словах было уважение. Даже когда он его умело прятал.
— Там записка, — подмигнула Вэл. — Давай, иначе я сама прочитаю.
Я пробежалась взглядом по тексту, подняла глаза.
— Он… приглашает меня поужинать с ним наедине сегодня. Я не понимаю…
— Почему тебя не тащат к нему за руки? Зачем понадобились цветы и галантные манеры? Этого не понимаешь, Вика? — Вэл скрестила руки на груди и перешла на шепот. — Да потому что Сам выбился, как мальчишка! Настолько, что готов сделать все, чтобы показать тебе обратную реальность. Чтобы ты посмотрела на него под другим углом! Ты из какого монастыря?!
«О, под другим углом я его уже видела. Да под таким, что и не расскажешь!» — воспоминание вызвало прилив сладкого волнения. И в тот момент я поняла, что меня снедает нетерпение, ноги сами готовы бежать туда, куда пригласили.
— Лазурное платье. И браслеты у тебя такие же есть. Давай, Лукас не любит ждать… да и ты, я смотрю, тоже! — хихикнула Вэл, открывая шкаф. — Блин, я как на свадьбе. Чувствую себя купидончиком. Собирайся!
Такой купидон пробьёт голову, думала я, когда беспрепятственно вышла в сгущающиеся сумерки, прошла к особняку Лукаса уверенной походкой. Поздоровалась с его охраной, подарив им добродушную улыбку. От неожиданности парни переглянулись, на их лицах явно читалось «а в чем же подвох?». Это было забавно.
А в кабинете горели свечи. Как в романтическом кино, толстые белые свечи в стаканах, расставленные по периметру столешницы того самого стола, на котором я пережила уйму хардкорных, а временами и сладостных минут. Затянувшийся шрам на спине отреагировал приятным покалыванием. Он не давал мне забыть о своих истинных чувствах. Не стать тем, кем я не есть.
Михаил повернулся ко мне. И даже на расстоянии, не имея возможности смотреть в его глаза, я почувствовала страсть и что-то еще. Восхитительное, нежное, волнующее. Искреннее, как бы обладатель этих эмоций ни пытался их скрыть. Мое появление сделало его счастливым.
— Здравствуй, Виктория.
— Здравствуй, Михаил.
Я сделала пару шагов — уверенно, не опуская глаза в пол. Как это отличалось от моего первого визита к нему — когда я сжималась и сутулилась, дрожа от страза, не зная, покину ли этот кабинет живой! Все изменилось за довольно короткий промежуток времени. Я шла, обласканная его чувством и пьянящим ощущением власти, настолько тонкой и интимной, что никому не понять связующих нас воедино нитей.
Я позволила Лукасу сделать первый шаг. Положить руку на мою скулу, огладить кожу, зарыться пальцами в волосы на затылке. Его прикосновение дарило тепло. Его близость волновала. Причем мне было все равно, чем именно она закончится — его напористостью или каким-нибудь стеком в моих руках.
Поцелуй был властным и сладостным. Я обвила руками его шею и отпустила собственные мысли. Не имеет значения, кто я, в каком положении. Сейчас меня влекло к этому мужчине, и я хотела забытья, выбросит из памяти все, что мешало расслабиться и получить удовольствие.
Он не спешил. Целовал меня, как будто открывал заново — не дрожащую от страха и горя рабыню, а равную по положению, спокойную, умиротворённую, не предавшую и не обманувшую. Да могло ли быть иначе?
Что это? Стокгольмский синдром, самая извращённая версия, или в моем сердце оказалось достаточно места, чтобы поселить там тьму? А может, я даже не предполагала, к чему можно привыкнуть, когда у тебя есть цель и ты хочешь выжить. Даже к тому, что однажды борьба за саму себя трансформируется в нечто подобное…
Нет, я не забыла все, через что прошла по вине Лукаса. Я не собиралась прощать ему это. Но сейчас просто об этом не думала.
Его руки скользили по моей спине, словно обвивая плющом, отравляя, лишая воли и осторожности. Плевать. Мне было хорошо. О будущем я вообще не думала в тот момент. Яростно возвращала поцелуй, покусывая, овладевая. Теперь мне не надо было сдерживать собственные порывы.
Шелест ткани, шорох расстегиваемой молнии. Платье сползло по плечам, но Михаил не торопился раздеть меня полностью. Прервал поцелуй, отстранился, разглядывая жадно, пристально, с немым восхищением. Куда делся лёд его взгляда! Со мной он отпускал себя полностью, не опасаясь, что я воспользуюсь его своеобразной уязвимостью. Оплетенные желанием нервы дрожали, как струны виолончели. Мир катился в преисподнюю. Сознание билось в экстазе.
— Виктория! — прохрипел мужчина, поднимая меня за талию. Я обвила ногами его торс, запрокинув голову. Эйфория рубила все существующие на данный момент канаты. — Моя алмазная грань!
Это было сладко и одновременно безумно. Мы избавлялись от одежды, как озабоченные подростки под лавиной страсти. Целовались, как одержимые.
Он, решивший больше не скрывать своих чувств ко мне. Я, ненавидящая его всеми фибрами души, думающая о том, как выжить, выстоять… но сейчас сражённая безумием вожделения.
Шахматы вместе с доской полетели на пол. Заколыхалась пламя свечей, отбросив на потолок танцующие тени. Мы забыли обо всем.
Это было жарко, безумно и восхитительно. Лукас заполнил меня собой, унес в океан блаженства, волны которого с каждым толчком уносили все дальше и дальше. Не существовало больше ничего и никого.
Спустя час мы, утомленные и счастливые, отдыхали. Лукас — в кресле, я, по собственному желанию — у его ног. И впервые в этой позе не было нечего унизительного.
Я брала с блюда крупные ягоды сладкой клубники, подносила к его губам, дурачась, словно ребенок, иногда отнимая руку и смеясь. Мне было уютно и спокойно. Настолько, что я даже допустила непозволительные мысли.
А что, если вся моя месть уже не имеет смысла? Разве любовь для такого человека — не самое ужасное для него же наказание? Чувства к той, кто знает о нем все, как сделать счастливым — в том числе? Может, меня ждет счастливая жизнь подле такого мужчины. Свобода, наслаждение его обществом, красивая жизнь. Может, я уже и не захочу ему мстить? Достаточно будет всего лишь разобраться с Ивлеевым и его несравненной супругой. Это мне организуют буквально играючи, а потом…
Нет, детей от Михаила я категорически не хотела. Похоже, я вообще их не хотела больше, зная, сколько в мире боли и ужаса. Даже если их это минует, воспитать собственноручно будущего рабовладельца не стану. Это не мои игры. Может, махнуть на все рукой? Так будет проще и легче.
Увы, я быстро забыла, что нужна Михаилу не только в качестве любовницы. Что не просто так он таскал меня с собой на разборки и заставлял смотреть. И не от собственной близорукости рассказывал, как устроен весь его бизнес. Но сейчас мои мысли вращались на орбите, далекой от насущных дел.
— В какой стране бы ты хотела побывать? — спросил Лукас, наклонившись, чтобы поцеловать меня в лоб.
— В Париже. И в Венеции. Совсем недавно мне хотелось увидеть весь мир, — я отпила шампанское из стоящего рядом бокала и грустно улыбнулась. — Мы все, помню, мечтали закончить институт, совершить кругосветное путешествие, сделать карьеру. А потом реалии выбили из нас эту дурь. Кто сумел устроиться по блату, может позволить себе Турцию или Грецию, в лучшем случае два раза в год. А что же до таких, как я… как в анекдоте, только начала копить на тур, порвались чулки.
— Когда состоится аукцион, я свожу тебя во Францию и в Италию, Виктория. Обещаю. Если ты будешь верна мне и сообразительна, это станет твоей жизнью. Другие страны, деньги, все самое лучшее.
Я переплела вои пальцы с пальцами Лукаса. Не хотелось даже шевелиться, чтобы не нарушить единения: мы насколько сильно проникли в кровь друг друга, что понимали с полуслова.
— У меня нет загранпаспорта.
— Уже есть. Это не сложно, имея твой паспорт на руках и необходимые связи. А я очень хочу тебя радовать, вознаграждать за то, что ты понимаешь меня, как никто другой. Следуешь зову своего сердца и не изображаешь того, чего нет. Это наивысшая ценность, Вика.
Я приподнялась на руках, чтобы, как грациозная кошечка, потереться о его ладонь. Это был последний мой порыв перед тем, как прозвучали первые звоночки надвигающейся беды.
Топот ног, отрывистые фразы. Стук в двери кабинета, после чего визитеры ворвались, не дождавшись приглашения. Мы так и застыли: я, на коленях у Михаила с его ладонью на моей щеке, и он сам, возмущённый, даже взбешённый подобным вторжением.
— Что, вашу мать, происходит?!
Очарование момента рухнуло. Я с сожалением встала, отойдя к столу, всем своим видом стремясь показать невозмутимость. Мы успели к этому времени одеться, но мне показалось, что, будь я голой, вела себя точно так же, с достоинством королевы перед растерянным смотрителем и охраной.
На мужчину было больно смотреть. Он явно ожидал пули в лоб здесь и сейчас, застыв посреди кабинета и жадно глотая воздух.
— Альфия пыталась вскрыть себе вены. Поранила Настю. Совсем у девки башню снесло.
Моя рука дрогнула, но я совладала с собой. Налила в бокал шампанского, скользнув скучающим взглядом по непрошенной делегации. Не могла же я им показать, как меня выбило изнутри этим известием.
— В карцер суку. Пусть Мария осмотрит и на хлеб и воду. Завтра решу, что с ней делать.
Я повернулась к Лукасу.
— Простите меня, но, если можно, я хотела бы поговорить с ней перед этим. Возможно, ее удастся сохранить в качестве лота для аукциона. Я, кажется, знаю, в чем там дело, и почему она сошла с ума.
Напряжение в кабинете достигло критической точки. Я чувствовала, как Лукас борется сам с собой. Меня накрыло волной самых разных эмоций. Он и колебался, и злился, и был готов велеть мне заткнуться и не лезть не в свое дело. Но что-то его удержало. Наконец, кивнув он нехорошо усмехнулся.
— Что ж, попытайся. Может, у тебя и выйдет. Отведи Викторию к этой суке и возвращайся обратно. Я с тобой не закончил!
Смотритель был рад отстрочить свой приговор. Кивнул, бросив на меня почти умоляющий взгляд. Я медлить не стала — чувствовала, что Михаил может в любой момент передумать. Вышла вслед за смотрителем, до конца не понимая, что именно собираюсь делать. Одно понимала ясно — если не достучусь до рассудка этой отчаявшейся девчонки, никто с ней церемониться не будет. Окунут с головой в такой ужас, что смерть ей покажется избавлением.
Альфия все еще находилась в комнате. Других девчонок оттуда увели, а саму возмутительницу спокойствия закрыли, успев перевязать ее запястье наволочкой. Я перешагнула через капли крови на полу, сфокусировав взгляд на испуганной Альфии.
Похоже, она только сейчас начала понимать, что именно натворила. Прижимала перевязанную руку к своей роскошной груди, а смуглая кожа лица казалась белее мела. В больших восточных глазах, остекленевших от шока, застыли бол и отчаяние. Девушка жалась к изголовью кровати, качала головой, будто отказывалась верить в происходящее. Только вздрогнула при хлопке закрывшейся двери и надрывно всхлипнула.
В подобном состоянии человек готов на все без исключения. Я это понимала. Если ее довели до точки, у нее хватит сил удушить меня подушкой, а то и горло перегрызть. Что ее сорвало? Предстоящий аукцион? Или кто-то из охраны поступил так же, как не столь давно со мной? Вряд ли, после того инцидента новый смотритель отвечал за безопасность девчонок головой. Скорее всего, тепличный цветочек Аля сломалась от одного факта своего нового положения.
— Привет, — стараясь не показать своей осторожности, я села на край постели, ласково улыбнувшись сестре по несчастью. — Помнишь меня?
Взгляд темных глаз постепенно сфокусировался на мне. В нем появилась насторожённость, недоверие, удивление и нечто, похожее на ненависть. Я была к этому готова.
— Ты, — дрожащим голосом проговорила Альфия, — ты подстилка главного. Не сомневалась, что ты и тут сможешь круто устроиться. Пришла злорадствовать?
Наивно было полагать, что известие о моей связи с Лукасом пройдет мимо девчонок. Отчасти поэтому я держала с ними своеобразную дистанцию, понимая, что фальши вокруг и так предостаточно, чтобы терпеть их заискивания и попытки воспользоваться моим положением для собственной выгоды. Ненависть? Тоже предсказуемый вариант, особенно для подобной девушки, которая не столь давно сама была любовницей солидного мужчины.
— Да зачем мне злорадствовать, Аля? — я попыталась придать своему взгляду как можно больше дружелюбия и тепла. — Твое представление о моих привилегиях сильно преувеличено. Как твоя рука?
Она не ответила. Но отчаяние на миг вытеснили презрение и холод. Я поджала губы, прекрасно понимая, что Альфия привыкла свысока смотреть на других девчонок. Ее сущность взяла свое. Я сама не понимала, зачем пытаюсь спасти павшую стерву. Просто не могла допустить, чтобы она погибла, не справившись с грузом своего нового положения.
— На что ты рассчитывала, скажи мне? Что тебя отправят в больницу, где сможешь позвать на помощь? Я тебя разочарую, у них здесь свой личный лазарет и оборудование. Что тебя пожалеют и отпустят домой? Алька, как можно быть такой наивной, поясни! Тои выходки только настроят их быть еще безжалостнее. Ты решила все запороть на пороге своего шанса вырваться из этого ада? Поясни, почему?
— Не все ли равно тебе? Перед хозяином выслуживаешься? — зло прошипела восточная красавица. — Что ты чешешь? Шанс вырваться? Куда вырваться? Мой не придет! Слышишь? Он сбагрил меня сюда, потому что нашёл молодую и уже уехал с ней куда-то на острова…
Ее голос сорвался, по щекам потекли слезы. Она зажмурилась, не справившись с чувствами. Но я не собиралась позволять ей закрыться в себе. Подвинулась ближе, накрыв колено ладонью.
— Тебе сказали, да? Ты пыталась узнать…
Некоторое время она молчала. Как бы мне ни хотелось возвращаться мыслями в прошлое, я понимала, что придется это сделать, чтобы протянуть между нами мосты доверия и достучаться до сердца этой потерявшейся девчонки.
— Я не выдам никого из них. Поверь. Потому что мне не повезло. Я попала сюда, когда был еще прежний смотритель и его служба охраны. Тебе и другим девчонкам кажется, что эти плохие, но вам просто не сем сравнивать. Потому что однажды ночью, когда здесь не было никого из главных, меня просто потащили в подвал и…
Альфия вытаращила глаза, словно не веря, что слышит от меня такое. Я сглотнула, не позволяя ужасу той ночи вновь пустить в моем сознании ядовитые черные побеги.
— Нет, меня не спасли, Аля. Чуда не случилось. Они вдоволь поиздевались надо мной по очереди. Избили и изнасиловали так, что я попрощалась с жизнью. Еле собрали. До сих пор не знаю, как выстояла.
Альфия была в шоке. Но мои слова возымели свой эффект. Ей понадобилось совсем немного времени, чтобы понять, что я не вру. И вот она подалась вперёд, накрывая мою кисть своей все еще дрожащей ладонью.
— Я слышала… говорили, что после этого главный рвал и метал, и порвал их собаками… я не знала, что это ты. Говорили, эта девчонка не выжила, никто не знал, что с ней…
— Выжила, как видишь. Так что не верь никому. Не удалось мне здесь круто устроиться. И не дай бог каждому платить такую цену…
Альфия потрясённо молчала. А я чувствовала, что меня уносит не в ту степь. Надо было менять тему и начинать основную работу.
— Поэтому я не выдам никого из них. Новая охрана и смотритель куда человечнее большинства находящихся здесь. Просто это этого сращу и не понять в таких условиях. Расскажи мне.
Мой рассказ и теплая улыбка сыграли на пользу. Альфия сдалась, слезы вновь потекли по ее щёкам.
— Они долго отказывались. Говорили, опасно… а стилист, эта сука в коже, вообще сказала — сиди ровно, правда может тебе не понравиться… если бы я только ее послушала! Но нет, я уговорила… наобещала озолотить, если вырвусь, хотя он прекрасно понимал, что вряд ли это случится, но узнал… несколько дней, и…
Рыдания Али усилились. Я подвинулась еще ближе. В идеале, ей надо было сейчас же выпить горячего сладкого чая, но я поняла, что никто нам его не заварит. Никто не войдет в отчаянное положение брошенной женщины, которую ранее держала лишь надежда на то, что ее бывший муж одумается, придет, вытащит из ада и никогда больше не предаст. Здесь наши эмоции, мечты, надежды и искренность никому не нужны. Если решат, что девчонка запорет элитные торги, ее участь предрешена.
— Узнал, что твой за тобой не придет. Ты с этим не справилась…
— Ты понимаешь, что они хотят сделать? Продать меня, как верблюда, первому, кто заплатит… я этого не вынесу! И, кроме того, у моего мужа есть партнер, с которым… несколько раз пришлось… он обещал, что доберется до меня. Наиграется и убьет… Вдруг он придет сюда, и…
— Аля, — я погладила ее руку, стараясь абстрагироваться от чужой боли. — Послушай, я сейчас скажу такую банальность, но тебе уже чем-то повезло. Ты будешь с одним. С одним мужчиной, а не в борделе, где придется за день обслуживать десятерых. Если у тебя хватит сообразительности, ты добьёшься того, чтобы он подарил тебе свободу. Возможно, даже больше, чем просто свободу. Ты украшение любого мужчины. Красива, ухожена… умна. А партнер — подумай, зачем такие сложности? Хотел бы твой муж, отдал бы сразу, а не отправил сюда. Собери все силы и сделай так, чтобы твой покупатель потерял голову. Чего бы тебе это ни стоило. Это шанс получить то, чего ты не получишь, если останешься одной из тех, кого будут подкладывать под клиентов, понимаешь?
— Но меня же просто продадут, как игрушку!
«А чем это отличается от твоей прежней жизни?» — подумала я, но вслух, конечно же, этого не сказала. В тот момент я верила в то, что говорила этой потерянной девчонке с выстрочными корнями.
— Нас всех здесь продали, как игрушек. Даже меня. И вы зря завидуете мне, потому что быть с главным — не сахар, уж поверь. Я могу оступиться и оказаться среди вас в любой момент. Но это шанс. Не будь его, я бы рвала жилы, чтобы стать лом на торгах, потому что это шанс! Поэтому приходи в себя и хорошо подумай. Я знаю. Страшно всем нам. Но здесь у тех, кого не номинировали на торг, только один выход. В никуда, Аля.
Минуты медленно таяли. Я почувствовала себя одновременно опустошённой и воодушевлённой. Мне удалось достучаться до Альфии. Как она распорядится тем, что я ей посоветовала — другой вопрос. Я, по крайней мере, попыталась
— Вытри слезы и перешагни тот отрезок своей жизни, где был он. Он предал тебя. Даже если бы пришел за тобой, при любой размолвке сделал бы это снова. Не жалей ни о чем. Забудь, закрой эту страницу своей жизни, как это сделала я. Все это прошлое, а ты смотри в будущее.
Кровать заскрипела, когда Альфия осторожно подвинулась ближе. Я обняла ее, гладя по гладким черным волосам, нашёптывая какую- то ересь о том, что все образуется, что за чёрной полосой — белая, и ее обязательно купит достойный мужчина, который влюбится и подарит ей весь мир. Наверное, мне самой хотелось в это верить.
Нас прервали довольно резко. Без стука открыли дверь. Я бросила на смотрителя злой взгляд, но он лишь развёл руками:
— Я извиняюсь, Виктория. Лукас велел посадить ее в карцер.
Альфия задрожала и вонзила ногти в мои полечи так сильно, что я поморщилась от боли. Но спорить не имело смысла.
— Вика! — в ужасе ахнула она.
Я не стала разжимать объятий. Поцеловала ее в висок.
— Прости, Аля, я здесь бессильна. Таковы правила. Воспользуйся этим, чтобы все обдумать и принять верное решение наедине с собой. Сделай все, чтобы никто не усомнился в твоей адекватности и не снял с будущих торгов. Тебя никто не обидит, обещаю. Но и ты мне пообещай.
Она лишь крепче обняла меня. Пришлось ласково разжать ее пальцы, чтобы охране не пришлось делать это силой. Я смотрела, как уводят все еще плачущую Альфию, лишь ободряюще кивнула, когда она бросила на меня отчаянный взгляд.
Смотритель остался в комнате. Смотрел на меня, словно чего-то ждал.
— С ней все будет в порядке. Вы ее не обидите! — это был не вопрос.
Он кивнул.
— Я лично это проконтролирую. Лукас сажал, чтобы ты возвращались к себе.
Я выдохнула с облегчением. Меньше всего мне хотелось быть с ним, когда он в таком состоянии.
— Я найду дорогу. Можете ему сказать, что у меня получилось. Но учтите, если ее там обидят и все накроется, я сдам вас со всеми потрохами! Доброй ночи.
Возвращаться в комнату не хотелось. Я стрельнула сигарету у одного из охранников периметра, отказать фаворитке босса н не посмел. Сидела на крыльце медблока, запрокинув голову в яркое звёздное недовыпуска клубящиеся струйки дыма, желая лишь одного — верить собственным словам, что все будет хорошо. Не может все время быть плохо.
Увы, писец, поджав пушистый хвост, уже кружил за периметром закрытой территории.