Для уплывших уже посторонним.
Да, для них я уже был чужим! –
И хоть кто они – я и не ведал, –
Но таким я проснулся больным,
Словно только что сам себя предал.
Словно сам себя предал себе ж
За пустое, но нежное слово,
За сумятицу прежних надежд,
За успех в настоящем былого.
И крутила меня маета,
Как бересту на углях, корежа, –
Жизнь бессмысленна, но не пуста.
Не пуста. Но бессмысленна все же, –
Я твердил. Но поверить не мог
Сам сентенциям этим избитым.
И сквозь них пробивался восторг,
Как трава сквозь могильные плиты.
И ни глины сырой нищета,
Ни потеки смолы на распилах
Погруженного в землю креста
Умалить его были не в силах.
3
Жизнь, наверное, слишком проста,
Чтоб постигнуть сумел ее разум.
Необъятных небес высота
От земли начинается сразу.
Но опять, лишь собой занята,
Мысль скрывает свой след осторожный
В зябкой дрожи сырого куста,
В глухомани травы придорожной.
И, теряясь в просторе земном,
То о том говорит, то об этом...
Нынче ночью мне снился паром,
Исчезавший в тумане рассветном.
Уплывал он по темной реке,
По воде цвета угольной сажи.
И в такой я проснулся тоске,
Словно только что предал себя же.
Словно сам себя предал себе ж,
Не решившись подняться к плывущим,
За сумятицу прежних надежд,
За успехи былого в грядущем.
Я об этом уже говорил
И не стал повторяться бы снова,
Но одно я добавить забыл,
Ставя к слову поспешное слово.
Да, и впрямь я проснулся с тоской,
Но за этой тоской тем не мене,
Словно радость, мне брезжил иной