Я юность увидел свою,
Она мне опять улыбалась,
Как прежде, в далеком краю,
В тот миг, как со мной расставалась.
И весел вдруг сделался я,
И легкость почувствовал в теле,
И кружки щербатой края,
Как жидкое пламя, горели.
Плечо мне сжимала судьба,
Угрюмо дыша перегаром.
Но было не жаль мне себя
И сил, что растратил задаром.
Мне было не жалко ничуть
Друзей, что сгорели на вдохе,
Трепещущий высветив путь
Под сводами нашей эпохи.
Мне было не жалко почти,
Хоть жалость я чувствовал тоже,
Подруг, что пытались спасти
Меня от меня самого же.
Мне было не жалко страны,
В которой мы все поголовно,
Порою без всякой вины,
Навек оказались виновны.
И лишь тяжело вспоминать
Мне было родителей лица,
И легче казалось пропасть,
Чем к ним на глаза появиться.
Но знал я, что не пропаду! –
А хоть пропаду – ну, так что же? –
Ведь что одному на беду,
Другому на радость похоже!
И водкою, купленной с рук,
Пивную разбавивши сырость,
В себя избавленье от мук
Я влил, как последнюю милость.
Шумела шалманная голь,
Язык матерщиной корежа.
Тяжелой волной алкоголь
Ложился на старые дрожжи.
И удаль вскипала в крови,
И кровь распирала мне жилы.
И было не жалко любви,
И было не страшно могилы.
Все страхи исчезли в душе!
Хмельною струей обожженный,
Я был, как покойник – уже
Истлевший и вновь воскрешенный.
Я был, как покойник, когда,