Наши прежние удаль и сила.
Никому бы о том не сказать,
Никогда бы об этом не слышать.
Над твоею могилою, мать,
Поднимаются травы все выше.
Нежный клевер, цикория синь,
Свет ромашек и кашка живая...
.......................
.......................
Это я! Твой единственный сын,
Твоя плоть, твоя кровь горевая.
Я с ума не сошел, и душой
Я не болен, хоть ноет порою.
Мне бывает еще хорошо
Предвечернею тихой порою.
Я еще не бегу от труда,
Я покуда способен к безделью,
Хоть быстрей и быстрее года
Все текут сквозь меня, как вода
Сквозь песок над твоей колыбелью.
Я не часто склоняюсь над ней,
Мне, чтоб помнить, не надобно видеть.
Что б ни сделал в сумятице дней,
Мне тебя все равно не обидеть.
Холм заросшей бурьяном земли,
Пыль по звездам, крестам и оградам...
Жизнь со мной, а как будто вдали,
Смерть вдали, а как будто бы рядом.
Ну и пусть! Я себя не кляну.
Я смотрю на себя безнадежно.
Пред тобой и собою вину
За отца, за сестру, за жену,
За лежащую в прахе страну
Искупать мне, наверное, поздно.
Разве что и осталось стоять
На кладбище великой державы,
Разве что и осталось внимать,
Как поют твоим голосом, мать,
Нам родные могильные травы.
Как им вторят со смертных полей,
Нас утешить пытаясь скорей,
Все о жизни твоей и моей,
Ни единому слову не веря,
В ожиданье осенних дождей,
Легкий мятлик, тяжелый кипрей,
Василек, подорожник, пырей
Да осота шершавые перья.
1994–1995
***