То насквозь прозрачна, а то мутна,
То прозрачна, то вновь мутна.
Смотрю, как подрагивает рука,
Как сбегают капли с нее,
Как бесконечная принимает река
Конечное мое бытие.
2001
***
Мир подъемлет лицо на рассвет
Сквозь сырую январскую стужу.
Хорошо, что меня уже нет,
Хорошо, что и мир мне не нужен.
Это ж снова пришлось бы вставать,
Находить для него оправданья.
Это ж снова пришлось бы дрожать
На гнилых сквозняках мирозданья.
Сколько ж можно, друг друга любя,
Безнадежно друг друга калечить?
Мы теперь – каждый сам для себя –
И обоим от этого легче.
Я впервые свободен от всех
И забот его, и треволнений.
Пусть же вьется подтаявший снег
У лица его и у коленей.
Пусть роняет свою канитель
На мосты, на пустые перроны,
На ресницы его, на шинель,
На ремни, кобуру и погоны.
2001
***
Вот и последние – два! – облетели –
Ржавые листья на смерзшийся наст.
Видно далеко сквозь редкие ели,
Сквозь перелесок – но видно не нас.
Зябкие тени сгущаются в стыни,
Зябкой поземкой колдует зима.
Где затерялись мы в этой пустыне
Легкой бесплодной игрою ума?
Губы протянешь, но губы не встретишь.
Плачу, любимая, плачу о том,
Что одинокой тоски не излечишь,
Не отогреешь сырым сквозняком.
От полосы Кордильер до Тибета
Грохот пространства, ревущая даль,
Горькие всхлипы любви не отпетой,
Сердце-разлука и сердце-печаль.
Кто их услышит, и кто им поможет,
Где их приют на бездомной земле!
Кровоточащий ободранной кожей