В дыму морозном верхи дубов,
И снег колючий, сползая с кровли,
Метет поземкой среди домов.
Еще не видно огней в деревне,
Но воздух в хате, как прорубь, синь,
И в сон склоняет от строчек древних,
Припорошенных песком пустынь.
Горячий ветер приходит с юга,
Растет до неба тяжелый смерч,
Араб срывает коня в испуге,
За полмгновенья почуяв смерть.
Но все напрасно. Сухие горы
Ползут безудержно, как века,
И возникает то череп голый,
То меч шумерский среди песка.
Я просыпаюсь. Темно в окошке.
На подоконнике, на стекле
Белеет иней. Хромая кошка,
Как сфинкс недвижно, лежит в золе.
Два круглых глаза горят, как угли,
Усы и морда в седой пыли.
Что ловит слух ее в ровном гуле
Деревьев, гнущихся до земли?
Какие царства исчезли в мраке,
Вожди какие и племена!
Столицы мира лежат во прахе,
Твердя забытые имена.
Но разве греет вчерашний пепел?
Да нет, не греет. Куда ему!
Я выйду в сени, взметнется ветер,
Зимой запахнет в пустом дому.
Поленья в брызгах смолы янтарной,
Перебродивший хмельной настой
Морозной ночи, лесной поляны,
Насквозь пропитанной тишиной.
Но хватит, хватит. Достать газету,
Забить поглубже, потом поджечь.
Потянет дымом – и в бликах света,
Как зверь дремучий, задышит печь.
Взметнутся искры стеклянным роем,
В трубе протяжный возникнет гуд.
Коробясь, вспыхнут названья строек,
Речей отрывки – и пропадут.
И тьма приблизится к печке разом,
Слегка колеблясь вокруг огня.
Заблещет кошка кровавым глазом,
Лениво скошенным на меня.
Так что же делать? Опять забыться?
Шагнуть в ленивый текучий сон?