В смрадную тюрьму,
Чтобы я в великом страхе
В ноги пал ему.
Выпекал из камней грубых
Тысячи хлебов, –
Но цингой шатало зубы
От его даров!
Да! Не раз я оступался.
Помню. Не забыл.
Но опять я подымался
Из последних сил.
И с немеркнувшей надеждой,
Веря и любя,
Шел к Тебе, Господь мой! Где ж ты?
Я зову Тебя!
И зовет Тебя с мольбою
Край любимый мой
Каждой веткою живою,
Лугом и рекой.
Ты ль допустишь нас погибнуть!
Дай нам знак! Ответь!
Задыхаемся мы – ибо
Без Тебя нам смерть.
Дай прощенье нам, о Боже,
Чтоб – в крови, в грязи –
Вышли мы с дороги ложной
На Твои стези.
Чтоб из мертвого тумана,
С пира воронья,
Вновь восстала – осиянна! –
Родина моя.
1969; 1979
***
К вечеру море утихло и волны уже не выносит
К белым ступеням, ведущим из темного сада,
Где в нежелтеющем платье стоящая Осень
Дышит глубоко стекающей с листьев прохладой.
Славно идти вдоль по берегу мокрою галькой,
Слышать скрипенье ее под своею ногою,
Славно следить за крикливой, прожорливой чайкой,
Косо летящей над бледною пеной прибоя.
Что за корабль там возник и растаял навеки?
Кто там смеется за частой оградою сада?..
Жадной печали, что в каждом живет человеке,
Морю не надо, и чайке, и саду – не надо!
Дай же и мне позабыть о себе и о близких,
Дай мне растаять в потоке прозрачного света –
В поступи легкой беспечных ветров киммерийских,
В Осени этой, похожей на вечное Лето.