Вьюжной ночью закутавши плечи
И зарю разметав в синеве,
Он идет – и лукав, и беспечен! –
Без царя в молодой голове.
Ни любви не тая, ни печали,
Он трубит в ледяную трубу,
Прославляя в заснеженной дали
Лисьи свадьбы да волчью гульбу.
То повалится в снег для забавы –
Видишь, там, где нахмурился дуб,
Возле комля оттаяли травы
От дыханья мальчишеских губ.
То затеет иную потеху,
Января обернувшись лютей,
Так что в страхе дрожит под застрехой
И ни жив и ни мертв воробей.
Пригоняет ветра-буреломы
И крушит, обезумевши, лес,
Необъятные глазом хоромы
Воздвигая до самых небес.
Вдруг устав от сумятицы этой
И – смеясь беззаботно в душе, –
Пригрозивши остаться до лета,
Через миг распростится уже.
Постоит, посвистит на пороге
И, тулуп распахнув на груди,
Убежит, второпях по дороге
Растерявши последние дни.
Видишь, след его валенок тает?..
Ну, так что ж ты молчишь? Не грусти!
Пусть уходит. Весна наступает.
Нас прекрасная жизнь ожидает.
Мы еще и не жили почти!
III
Осыпаются с шишки еловой
Семена на высокий сугроб.
Пьет простор голубой и лиловый
Негорячее солнце взахлеб.
Серебрится печальница верба,
На холмах обнажилась трава,
От сырого, от свежего ветра
Словно кругом идет голова.
Ветви лип и берез покраснели,
У осин зеленее кора.
Уж с неделю грачи прилетели,
Уж скворцы возвратились вчера.
Свист овсянки и нежен, и ломок,
Громче дятел стучит по стволу.
Потемнел, оседая, проселок,