Риджфилд-Хаус, Джорджия
Пятница, 2 февраля, 13 часов 30 минут
Звонок мобильного Бобби прервал шахматную партию. Рука Чарльза неподвижно зависла над дамой.
— Тебе надо ответить?
Бобби глянула на дисплей и нахмурилась. Звонила Рокки с личного номера.
— Извини, да.
Чарльз сделал требовательный жест:
— Прошу тебя. Мне выйти?
— Не глупи. — Бобби нажала на зеленую кнопку. — Зачем звонишь?
— Потому что Гренвилль мне позвонил, — сдавленно произнесла Рокки. На заднем фоне слышались уличные шумы. Значит, она в машине. — Мэнсфилд на складе у реки. Он сказал, что получил сообщение, якобы от Гренвилля, что Дэниел Вартанян все знает и вызывает полицию. Гренвилль говорит, что не посылал это СМС, и мне не понятно, почему он должен врать.
Бобби ничего не сказала. Все оказалось хуже, чем ожидалось.
Через мгновение Рокки добавила:
— Вартанян не стал бы предупреждать. Он просто появился бы там с командой спецназа. Я… я думаю, мы опоздали.
— Опоздали? — язвительно поинтересовалась Бобби, и на другом конце провода воцарилось молчание.
— Ладно, — наконец сказала Рокки. — Я опоздала. Но теперь это уже невозможно изменить. Надо полагать, складом у реки больше пользоваться нельзя.
— Вот ведь дерьмо, — пробормотала Бобби, внутри у нее все перевернулось, когда Чарльз укоризненно поднял одну бровь. — Сваливай по реке, а не по дороге. Не хватает только, чтобы ты попала в лапы копам. Позвони Джерси. Он много раз перевозил для меня грузы.
— Гренвилль уже звонил, и он уехал. Хуже всего, что в катер нас влезет только шестеро.
Лицо Бобби помрачнело.
— В катер Джерси влезает двенадцать человек. Это как минимум.
— Большой нужен в другом месте. Он может дать нам только маленький.
Проклятье. Бобби покосилась на Чарльза, тот заинтересованно слушал.
— Ликвидируйте все, что не сможете увезти. И смотрите, ничего там не забудьте. Понятно? Не оставляйте ничего. Если времени на что-то другое не остается, кидайте в реку. Балластные мешки лежат за генератором. Остальное привезешь сюда. Я встречу тебя в доке.
— Ладно. Съезжу прослежу, чтобы эти двое не устроили какое-нибудь дерьмо.
— Хорошо. И приглядывай за Гренвиллем. У него не очень… — Бобби посмотрела на Чарльза, кажется, его развлекал их разговор. — Стойкий характер.
— Это мне ясно. Еще одно, я слышала, что Даниэль Вартанян был сегодня в банке.
Наконец-то хоть одна хорошая новость.
— И? Ты тоже слышала, что из этого вышло?
— Ничего. Банковская ячейка была пустой.
Конечно пустой. Потому что я вытащила все из нее еще много лет назад.
— Интересно. Но об этом мы можем поговорить позже. Проследи за всем, когда попадешь на склад, и позвони мне, когда все уладишь. — Бобби отключилась и наткнулась на любопытный взгляд Чарльза. — Мог бы меня и предупредить, что этот Тоби Гренвилль нестабильная личность, пока тот не стал моим деловым партнером. Это просто псих.
Чарльз самодовольно улыбнулся:
— Но тогда бы мне пришлось отказать себе в удовольствии. Как ведет себя твоя новая помощница?
— Хорошо. Она до сих пор немного бледнеет, когда выполняет поручения, но перед мужчинами себе такого не позволяет. Она выполняет свою работу.
— Прекрасно. Это радует. — Он склонил голову. — А остальное тоже в порядке?
Бобби снова уселась:
— Бизнес развивается. А остальное не твое дело.
— Ты можешь иметь от меня секреты, лишь пока мои инвестиции приносят доход.
— О, ты получишь свои дивиденды, не переживай. Этот год довольно успешный. Прибыль составляет сорок процентов, и наша новая премиальная линейка быстро продается.
— И тем не менее, ты только что распорядилась ликвидировать товар.
— Этот товар был подпорчен. Итак, на чем мы остановились?
Чарльз сделал ход дамой:
— Полагаю, шах и мат.
Бобби тихо прошептала:
— Я должен был это знать. Ты есть и остаешься мастером шахматной доски.
— Я есть и остаюсь мастером, — поправил его Чарльз. От этих слов Бобби инстинктивно выпрямилась. Чарльз кивнул, и Бобби сглотнула. Так было всегда, когда Чарльз брал бразды правления в свои руки. Чарльз тем временем продолжал, — я же не просто так пришел, чтобы только обыграть тебя в шахматы. Сегодня утром в Атланте приземлился самолет.
От неприятного чувства у Бобби появился озноб.
— Ну и что? В Атланте ежедневно приземляются сотни самолетов, если не тысячи.
— Верно. — Чарльз начал складывать шахматные фигуры в шкатулку из слоновой кости, которую всегда носил с собой. — Но в этом самолете был пассажир, к которому ты проявляешь особый интерес.
— Кто?
Чарльз вгляделся в прищуренные глаза Бобби и снова улыбнулся.
— Сюзанна Вартанян. — Он поднял белую даму. — Она снова в городе.
Бобби взяла Чарльза за руку, стараясь казаться спокойной, несмотря на вновь вспыхнувший гнев.
— Смотри-ка.
— Да, смотри-ка. В прошлый раз ты упустила свой шанс.
— В прошлый раз я даже не пыталась, — упрямо прошипела Бобби. — Она была здесь всего лишь один день. Когда хоронили судью и его жену. — Сюзанна с невыразительным лицом стояла рядом с братом, но ее выдавали глаза. Видеть ее после стольких лет… Буря чувств во взгляде Сюзанны — это ничто по сравнению с бурлящим гневом, который пришлось подавить Бобби.
— Ну-ну, не оторви голову моей даме, — протянул Чарльз. — Это ручная работа, ее сделал резчик из Сайгона, и, в отличии от тебя, она бесценна.
Бобби положила фигурку Чарльза на ладонь, не отрывая взгляд от ее головы.
Когда ты злишься, то совершаешь ошибки.
— На прошлой неделе она слишком быстро вернулась в Нью-Йорк. У меня не хватало времени на подготовку. — От этих плаксивых слов Бобби разозлилась еще сильнее.
— Самолеты ведь летают и в обратном направлении. Тебе не стоило дожидаться ее возвращения. — Чарльз положил даму в шкатулку, в ячейку, оббитую бархатом. — Но сейчас, кажется, у тебя появился второй шанс. Надеюсь, на сей раз ты распланируешь все поэффективнее.
— Можешь на меня положиться.
Чарльз улыбнулся:
— Когда начнется представление, зарезервируй мне место в ложе. Люблю хорошее шоу.
Бобби мрачно усмехнулась:
— Я тебе его устрою. А теперь, извини, у меня срочное дело.
Чарльз поднялся:
— Мне все равно пора уходить. Меня ждут на похоронах.
— А кого сегодня похоронят?
— Лизу Вулф.
— Что ж, будем надеяться, что Джим и Марианна насладятся праздником. По крайней мере, им не нужно опасаться, что у них уведут из-под носа сенсацию. Наконец-то они, как репортеры, могут сесть в первом ряду. Прямо у семейной могилы…
— Как не стыдно, Бобби… — Чарльз с наигранным возмущением покачал головой. — Как можно говорить такое.
— Это правда, и ты это знаешь. Джим Вулф сам убил бы свою сестру, если бы мог получить с этого огромную сенсацию.
Чарльз надел шляпу и взял трость. Шкатулку из слоновой кости он сунул себе под мышку.
— Ну, тогда разница между вами не так уж велика.
«О нет, — подумала Бобби, когда Чарльз ушел. — Вряд ли это моя сенсация. Слишком пустяковая. С другой стороны, право рождения… ну, это что-то совершенно другое. Но сейчас не было времени мечтать. Дел много».
— Таннер! Иди сюда. Ты мне нужен.
Старик, как всегда, появился из ниоткуда.
— Да?
— У нас незапланированный визит. К шести подготовь помещение.
Таннер кивнул:
— Понятно. Пока ты говорила с мистером Чарльзом, звонил мистер Хейнс. Он приедет сегодня вечером, чтобы составить тебе компанию на выходные.
Бобби улыбнулась. Хейнс важный клиент, богатый, извращенный, скрытный. И он платил наличными.
— Замечательно. У нас есть то, что ему нужно.
Чарльз остановил машину в конце улицы. С этого места уже виднелись башни Риджфилд-Хауса. Добротный дом построили почти сто лет назад. Чарльз ценил качественную работу архитекторов, так как ему довелось жить в таких местах, которые даже крысы не назвали бы «домом». Бобби использовала Риджфилд для «хранения товара», для этой цели дом оказался просто идеальным. Он стоял в таком уединенном месте, что многие окрестные жители просто позабыли о нем. Рядом протекала река, в случае чего, ею можно и воспользоваться. Но находилась она не слишком близко, поэтому затопления можно не опасаться. Само строение не слишком большое, не очень красивое и недостаточно старое, чтобы заинтересовать потенциального покупателя. Просто идеальный вариант.
Много лет Бобби не интересовалась этим старым и уродливым зданием, но с возрастом пришло понимание тому, чему Чарльз научился давным-давно. Блестящие упаковки привлекали внимание. Отличительная черта настоящего успеха — это незаметность. Прячась на публике, можно очень хорошо манипулировать этими расфранченными зазнайками. Это мои марионетки. И танцуют они под мою дудку.
Большинство людей реагировали с гневом или беспомощностью, но они понятия не имели, что означает настоящая беспомощность. Они боялись потерять накопленные богатства, они так боялись этого, что мгновенно теряли гордость, достоинство и даже моральный облик. Хотя последний ни что иное, как фарс. Некоторых сбивал с ног даже малейший толчок, таких людей Чарльз искренне презирал. Они и знать не знали, что такое потерять все. Что значит отсутствие ощущения довольства, надежды на спасение или облегчение, когда отказывают многие из основных человеческих потребностей.
Слабаки боялись лишиться своего имущества. Но Чарльз не боялся. Не боялся с тех пор, как побывал на самом дне, где чуть не лишился своего человеческого достоинства. Чарльз не испугался и тогда. Но сейчас у него имелись планы, а для их осуществления ему требовались Бобби и Сюзанна.
Бобби поумнее остальных. Чарльз взял ее в обработку, когда та была еще молода и полна гнева. Эдакий комок ненависти и вопросов. Чарльз убедил свою протеже, что у нее когда-нибудь появится шанс отомстить, восстановить прирожденное право, которого Бобби лишилась благодаря обстоятельствам и некоторым людям. Но Бобби по-прежнему танцевала под его дудку. Чарльз оказался мастером убеждения, чтобы заставить других поверить, что все наоборот. Он раскрыл шкатулку из слоновой кости, вынул даму из ячейки и нажал на скрытую пружину. Открылся потайной ящичек. Дневник лежал сверху. Эти записи относились к тем вещам, без которых Чарльз не выходил из дома. Задумчиво пролистав до первой чистой страницы, он начал писать.
Для моей протеже настало время мести. Потому что этого хочу я. То, что я посеял много лет назад, сейчас нужно только полить. Когда Бобби сядет за компьютер и начнет работать, образ Сюзанны Вартанян будет неотступно следовать за ней.
Бобби ненавидит Сюзанну, потому что этого хочу я. Но Бобби, по крайней мере, дала очень правильную оценку одному человеку: Тоби Гренвилль год от года становится все не надежнее. Порой абсолютная власть развращает, вернее, иллюзия таковой. Если Тоби станет для нас головной болью, я разрешу его убить, как он когда-то убивал для меня. Завершить чью-то жизнь — вот это истинная власть. Всадить кому-то нож в живот и смотреть, как жизнь капля за каплей покидает его… да, это власть.
Но заставить кого-то другого убить человека — это власть в чистом виде. Убейте для меня. Я играю в Бога.
Чарльз улыбнулся. Мне будет очень весело.
Да, Тоби вскоре придется умереть. Но вместо него придут другие Тоби Гренвилли. Когда-нибудь заменят и Бобби. Лишь я один буду двигаться дальше. Он захлопнул дневник, уложил его в потайное отверстие, сверху поставил фигурку. Эти действия совершались бессчетное количество раз.
Даттон, Джорджия
Пятница, 2 февраля, 14 часов 00 минут
У Моники болело все тело. На сей раз ее специально били по голове и по ребрам. Но она выдержала. Моника стиснула зубы в мрачном удовлетворении. Она выдержит и дальше или умрет. Она бы заставила их убить ее прежде, чем позволить использовать себя в следующий раз. И тогда им придется списать ее, как «штучный товар большой выгоды».
Моника прижалась к стене, прислушиваясь к тому, как они ее так называли.
Если вы, свиньи, сможете меня списать. Сейчас все, даже смерть, лучше той жизни, которую она вела с тех пор… Как долго? Она понятия не имела, сколько месяцев прошло. Пять, а может, и все шесть. Моника никогда не верила в ад. Но все изменилось.
Вскоре после прибытия в ад Моника потеряла волю к жизни, но благодаря Бекки вернула ее. Бекки много раз пыталась бежать. Они пробовали ее задержать, сломить ее волю, но им это не удалось. Бекки вскоре умерла. Моника могла лишь шептаться с Бекки через стену, и эти короткие мгновения придавали ей сил. А смерть девушки, которую она никогда не видела, вновь пробудили в ней волю к жизни. Или мне удастся сбежать, или я умру. Моника попыталась сделать глубокий вдох, но ее тут же пронзила резкая боль. Кажется, сломано ребро. Мысли вновь вернулись к Бекки. Ей до сих пор слышался глухой стук, хруст костей, девичьи стоны. Именно этого они и хотели. Они распахнули все двери, чтобы каждая из девушек могла их услышать. И испугаться. И усвоить урок. Каждая из девушек, которые находились здесь. Их не меньше десяти, и каждая на разной стадии «списания». Некоторые еще только осваивались, другие уже профессионалы в самом древнейшем бизнесе в мире. Как и я. Я хочу домой.
Моника слабо дернула за цепь, приковавшую ее руку к стене. Я никогда не убегу. Я умру. Пожалуйста, Боже, пусть это произойдет поскорее.
— Давайте, поторапливайтесь, идиоты. У нас нет времени на глупости.
Снаружи кто-то был. В коридоре рядом с камерой. Женщина! Моника стиснула зубы. Она ненавидела эту женщину.
— Давайте, — приказала женщина. — Быстрее. Мэнсфилд, тащи ящики на катер.
Моника понятия не имела, как звали эту женщину. Она — исчадие ада. Даже хуже мужчин — помощника и врача. Помощник Мэнсфилд похитил и привез ее сюда. Какое-то время она считала, что он не настоящий полицейский, а его форма всего лишь маскировка. Но она ошибалась. А когда поняла, то потеряла всякую надежду.
Каким бы грубым ни оказался Мэнсфилд, но врач вел себя гораздо хуже. Он садист. Ему нравилось смотреть на мучения других. Выражения его глаз, когда он мучал ее… Моника содрогнулась. У этого врача явно что-то не в порядке с головой.
Но женщина… Это самое настоящее воплощение зла. Весь их ужас и так называемая здешняя «жизнь» для нее всего лишь бизнес. А любая несовершеннолетняя здесь просто товар, который легко заменить. Молодых и глупеньких девчонок всегда в достатке, их так легко можно выманить из безопасности семьи. И они оказывались в аду.
Моника услышала, как кряхтели мужчины, когда поднимали тяжелые ящики. Чем они занимались? Последовал скрип. Ага, передвижные носилки с ржавыми колесами. На этих носилках их «приводил в порядок» доктор, чтобы они вновь могли вернуться к «работе» после избиений какого-нибудь «клиента». Правда, и доктор частенько их поколачивал. Тогда он поднимал их с пола и клал на носилки. Моника ненавидела доктора. Но боялась его еще больше.
— Забирайте девок из десятой, девятой, шестой, пятой, четвертой и…первой, — велела женщина.
Моника распахнула глаза. Первая камера ее.
Она прищурилась в попытке разглядеть хоть что-нибудь в темноте. Что-то здесь не так. Ее сердце заколотилось. Кто-то пришел, чтобы спасти ее. Быстрее. Поторапливайся!
— Вяжите им руки за спиной и выводите поодиночке, — грубым голосом продолжала женщина. — Оружие должно быть постоянно направлено на них. Не дайте им сбежать.
— А что делать с остальными? — произнес низкий голос. Охранник доктора.
Ответ последовал без промедления.
— Убейте.
Я в первой камере. Меня посадят на катер и увезут отсюда. От спасения, которое уже близко. Нет. Я буду сопротивляться. Богом клянусь, или я сбегу, или погибну…
— Я позабочусь об этом. — Это голос доктора.
— Хорошо, — ответила женщина. — Только не оставляйте здесь трупы, бросайте их в реку. Балластные мешки за генератором. Мэнсфилд, не стой, как истукан. Тащи ящики и девок на катер, а то скоро здесь будет не протолкнуться от копов. И поторопись с носилками. Нашему доброму доктору они понадобятся для покойников.
— Так точно, сэр, — с издевкой произнес Мэнсфилд.
— Захлопнись, — приказала женщина. Ее голос звучал уже в отдалении. — Шевелитесь!
В коридоре воцарилась тишина, потом доктор тихо сказал:
— Позаботься о двух других.
— Бейли и преподобный? — спросил охранник нормальным голосом.
— Тише, — прошипел доктор. — Да. Но сделай это тайком. Она не знает, что эти двое здесь.
Двое других. Моника слышала их сквозь стены. Кабинет доктора располагался рядом с ее камерой, поэтому слышала она много чего. Доктор мучил целыми днями какую-то женщину по имени Бейли, он хотел получить от нее ключ. Но ключ к чему? А от мужчины он добивался признания вины. Вот только в чем преподобный должен ему исповедоваться…?
Но в следующий момент Моника позабыла о преподобном и Бейли. Внезапно со всех сторон до нее донеслись крики и рыдания. Визг, это тащили кого-то из девушек. Оставайся спокойной. Она обязана сконцентрироваться. А теперь идите ко мне. Прежде чем связать ей руки, им придется снять цепь.
У тебя всего пара секунд, пока руки останутся свободными. Беги, сопротивляйся, если надо, выцарапай им глаза.
Пока Моника пыталась набраться смелости, ей стало понятно, у нее нет никаких шансов. Ни одного, с тех самых пор, как ее в последний раз избили. Ну, удастся ей вырваться из камеры, и что? Пока она добежит до какого-нибудь выхода, ее десять раз убьют. Горло сдавило от рыданий.
Мне всего шестнадцать, и я умру. Мне так жаль, мама. И почему я тебя не послушалась? Потом грохнул первый выстрел, и Моника сжалась от ужаса. Снова визг, крики, страх смерти. Но она слишком устала чтобы кричать. И чтобы бояться. Очень устала.
Еще один выстрел. Еще один. Четвертый. Она могла слышать его голос. Доктор. Он глумился над девушкой в соседней камере.
— Давай, молись, ангелочек. — В голосе доктора звучал смех. Моника ненавидела его, хотела убить, хотела наблюдать за его страданиями. Он заслужил жалкую и мучительную смерть.
Выстрел. Ангел мертва. И еще четверо. Дверь распахнулась, и, с лицом полным ненависти, появился помощник Мэнсфилд. Сделав пару шагов, он оказался рядом с Моникой и ослабил цепь, которая приковывала ее к стене. Моника в ужасе заморгала. Мэнсфилд грубо дернул за кольцо цепи.
Она свободна. Но все еще в плену!
— Давай! Пошли! — рявкнул Мэнсфилд и рывком поднял ее на ноги.
— Я не могу, — выдавила Моника, когда колени отказались ее слушаться.
— Захлопни пасть! — Мэнсфилд дернул ее вверх, будто она весила не тяжелее куклы. Вероятно, так оно и было.
— Подожди. — Женщина, держась в тени, стояла в коридоре за дверью в камеру Моники. Она всегда так делала. Моника никогда не видела ее лица, но мечтала о том дне, когда выцарапает этой женщине глаза. — Катер переполнен.
— Почему? — послышался из коридора голос доктора. — Они забрали только пятерых.
— Ящики заняли много места, — коротко ответила женщина. — Вартанян и полиция будут здесь с минуты на минуту. Поэтому нам пора валить. Кончай ее и вытаскивай труп.
Сейчас. Тебе больше не нужно бороться, не нужно делать попыток сбежать. Моника задалась вопросом, услышит ли она выстрел или умрет сразу. Но я не буду их умолять. Такого удовольствия я им не доставлю.
— Эта пока в полном порядке. Она сможет работать еще несколько месяцев или, может быть, даже год. Выкинь пару ящиков за борт и посмотри, чтобы для нее нашлось место. Если ее сломить окончательно, она станет самым лучшим товаром, который когда-либо у нас был. Давай, Рокки.
Значит женщину зовут Рокки. Это имя врезалось Монике в память. Женщина подошла поближе к доктору, тем самым покинув тень. Моника впервые смогла увидеть ее лицо.
Она заморгала от головокружения, пытаясь запомнить лицо этого чудовища в женском обличье. Если загробная жизнь все-таки существует, Моника вернется и будет преследовать эту женщину до тех пор, пока та не окажется в закрытом заведении в качестве овоща, пускающего слюни.
— Ящики остаются на борту, — нетерпеливо произнесла Рокки.
Губы доктора скривились в презрительной усмешке.
— Потому что ты так решила?
— Потому что Бобби так решил. Если не желаешь потом оправдываться, почему мы бросили изобличающий материал, который может доставить нам кучу проблем, то просто заткнись и прикончи эту шлюху, чтобы мы могли исчезнуть. Мэнсфилд, идешь со мной. А ты, Гренвилль, убей ее и быстро. И, ради бога, проследи за тем, чтобы они действительно умерли. Я не хочу на глазах у копов сбрасывать в воду визжащих девок.
Мэнсфилд отпустил Монику, и колени ее подогнулись. Она вцепилась в грязные нары. Мэнсфилд и Рокки ушли, а доктор направил на нее пистолет.
— Давайте же, — прошипела Моника. — Вы слышали, что вам сказала эта дама. Поторопитесь.
Рот Гренвилля скривился в фальшивой улыбке, от которой Монику мгновенно затошнило.
— Ты думаешь, это будет быстро, да? И ты ничего не почувствуешь?
Снова грохнул выстрел. Моника закричала. Боль в ее голове сменилась жжением в боку. Он в нее выстрелил, но она не умерла. Почему я не умерла?
Когда она скорчилась от боли, Гренвилль улыбнулся.
— С того момента, как тебя сюда привезли, ты как бельмо на глазу. Было бы у меня время, я бы разрезал тебя на куски. Но, к сожалению, времени нет. Так что пока, Моника. — Гренвилль поднял пистолет, но, когда от одной из стен прогремел выстрел, он обернулся. Что-то раскаленное ударило Монику по голове, и она снова закричала. Потом зажмурила веки в ожидании следующего выстрела. Но его не последовало. Она открыла, залитые слезами, глаза.
Гренвилль ушел, и она осталась одна. Живая. Он в нее не попал. Черт, он промазал. И ушел. Но вернется. Моника ничего не слышала и никого не видела. Вартанян и полиция появятся здесь с минуты на минуту, так сказала эта женщина. Моника не знала никого по фамилии Вартанян, но кем бы он ни был, этот человек — ее спасение.
Моника с трудом оперлась на колени и поползла. Вперед. Все дальше и дальше. Ты доберешься до коридора.
Моника услышала шаги. В ее сторону, шатаясь, двигалась женщина, вся исцарапанная и в разодранном платье. Двое других, так говорил доктор. Значит, это Бейли. Она удрала. Это вселяло надежду. Моника подняла руку:
— Помоги мне. Пожалуйста.
Женщина колебалась лишь долю секунды, потом рывком подняла ее на ноги.
— Вперед.
— Ты Бейли? — выдавила Моника.
— Да. А теперь иди, иначе умрешь. — Они вместе шаткой походкой двинулись по коридору. Потом достигли двери, и, спотыкаясь, наконец-то вышли на дневной свет, от которого болели глаза.
Внезапно Бейли остановилась, и Моника растеряла все свое мужество. Перед ними стоял мужчина с пистолетом. В такой же форме, как и Мэнсфилд, бейджик на его рубашке гласил, что он — шериф Фрэнк Лумис. То есть, это не Вартанян с полицией. Это шеф Мэнсфилда, и он не позволит им сбежать. Вот так все и закончится. Моника ждала следующего выстрела, и слезы жгли ее израненную кожу. Но, к ее удивлению, мужчина приложил палец к губам и прошептал:
— Идите вдоль деревьев. За ними дорога. Сколько их там осталось?
— Больше никого, — ответила резким шепотом Бейли. — Он их всех убил.
Лумис сглотнул:
— Бегите. Я возьму машину и подберу вас у дороги.
Бейли крепко ухватилась за руку девушки.
— Идем, — прошептала она. — Еще чуть-чуть продержись.
Моника уставилась на свои ноги, заставляя их двигаться. Еще шаг. Еще один. Свобода. Она свободна. И она отомстит. Или умрет раньше.
Даттон, Джорджия
Пятница, 2 февраля, 15 часов 05 минут
Сюзанна Вартанян наблюдала в боковое зеркало, как дом, в котором она выросла, становился все меньше и меньше. Я должна отсюда уехать. Она чувствовала себя очень неуютно в этом доме и в этом городе. Здесь она больше не являлась успешным и уважаемым помощником прокурора Нью-Йорка. Здесь она превращалась в одинокого, запуганного ребенка, который прятался в шкафу. Здесь она жертва. Но Сюзанне чертовски надоело чувствовать себя жертвой.
- С вами все в порядке? — Вопрос исходил от человека за рулем. Специальный агент Люк Пападопулос, коллега и лучший друг ее брата. Люк привез ее сюда около часа назад, и страх, который сковывал ее внутренности, порождал желание, сбросить скорость. Теперь же, когда все закончилось, Сюзанна очень надеялась, что он поддаст газу. Пожалуйста. Увезите меня отсюда.
— Спасибо. Все в порядке. — Ей совсем не требовалось поднимать взгляд, чтобы понять, Пападопулос смотрит на нее. Сюзанна чувствовала на себе этот взгляд с тех самых пор, как на прошлой неделе познакомилась с этим мужчиной. Она стояла рядом с братом на похоронах родителей, а Люк пришел выразить им свои соболезнования. И он наблюдал за ней. Как и сейчас.
Но Сюзанна уставилась в боковое зеркало. Ей не хотелось больше видеть дом своего детства, но и отвести взгляд она не могла. Одинокая фигура в палисаднике заставляла ее смотреть. Даже с постоянно увеличивающегося расстояния она могла почувствовать печаль, которая навалилась на широкие плечи Дэниела.
Ее брат такой же высокий, как и отец. Женщины в их семье маленькие и хрупкие, а мужчины рослые и могучие. Некоторые вообще очень крупные. Сюзанна боролась с волной паники, которая не отпускала ее уже вторую неделю. Саймон мертв, на сей раз, по-настоящему. Он ничего больше не сможет ей сделать. Но, нет, он мог, и он делал. Саймон, будто в насмешку, мог мучить ее даже из могилы, ему бы это очень понравилось. Ее старший брат, на самом деле, паршивая свинья.
Теперь же он мертвая паршивая свинья, Сюзанна не пролила по нему ни слезинки. Когда Саймон убил своих — их! — родителей, из семьи Вартанян осталось только двое. «Только Дэниел и я» — с горечью подумала она. Большая счастливая семья.
Только она и ее старший брат, специальный агент Дэниел Дж. Вартанян, Бюро расследований штат Джорджия. Один из хороших парней. Преданный блюститель закона. Своей профессиональной деятельностью Дэниел пытался исправить тот факт, что он отпрыск судьи Артура Вартаняна. Как и я. Сюзанна подумала об отчаянии в взгляде Дэниела, когда она оставила его в палисаднике родительского дома. Через тринадцать лет он, наконец-то, понял, что сделал, и самое главное, чего не сделал. Ей пришла на ум горькая мысль, что Дэниел хотел прощения. Отпущения грехов. После десяти лет молчания брат захотел наладить с ней отношения.
При этом он хотел слишком многого. Ему придется жить с тем, что он сделал и чего не сделал. Как и мне.
Сюзанна знала, почему много лет назад он ушел. Дэниел ненавидел этот дом почти так же сильно, как и она. Почти.
Час назад она впервые за много лет стояла на крыльце. Ей стоило огромных сил, войти в дверь и подняться по лестнице в бывшую комнату брата. Сюзанна не боялась призраков, но она верила, что зло существует.
Зло таилось в этом доме, в этой комнате, так было всегда. Даже после обоих смертей ее брата, мнимой и настоящей.
Зло окутало Сюзанну, как только она вошла в комнату. Ее охватила паника, из горла рвался крик, но она проглотила его. Сохраняя спокойствие из последних сил, она заставила себя войти в большой стенной шкаф, хотя вряд ли боялась того, что по ее предположениям, находилось в нем. Ее самый страшный ночной кошмар. Ее величайший позор. Целых тринадцать лет доказательства лежали в коробке, и никто не заподозрил, что они в шкафу. Даже я. Через тринадцать лет коробку извлекли из тайника. Да.
И теперь она лежала в багажнике машины специального агента Люка Пападопулоса из ГБР. Коллеги Дэниела и лучшего друга. Пападопулос привезет коробку в ГБР в Атланте и поместит ее в хранилище вещественных доказательств. Потом криминалисты, детективы и прокуратура начнут изучать ее содержимое. Сотни фотографий, мерзких, непристойных, но очень и очень реалистичных. Они их увидят. И все узнают.
Машина повернула, дом исчез, и чары рассеялись. Сюзанна откинулась на сиденье и глубоко вздохнула. Наконец-то все закончилось. Но, нет. Для Сюзанны это только начало, а для Дэниела и его коллеги тоже ни коим образом не конец. Дэниел и Люк занимались поисками убийцы, который на прошлой неделе убил пятерых женщин из Даттона. Убийца использовал своих жертв, чтобы навести на след богатеньких ублюдков, тринадцать лет назад насиловавших школьниц Даттона. Человека, который по личным мотивам хотел, чтобы имена этих людей спустя много лет были обнародованы. Человека, который ненавидел их также сильно, как и Сюзанна. Почти также. Ведь никто не мог ненавидеть так сильно, как она. Если, конечно, этот убийца не одна из двенадцати жертв. Оставшихся в живых. Скоро об этом узнают и другие жертвы. Скоро все узнают.
В том числе коллега и лучший друг Дэниела. Он по-прежнему наблюдал за ней. Какие у него темные глаза, почти черные. Сюзанне казалось, что агент Пападопулос видит больше, чем он должен видеть.
Что ж, сегодня ему, конечно, было на что посмотреть. И другим тоже. Вскоре… Желудок Сюзанны судорожно сжался, и ей пришлось сосредоточиться, чтобы ее не вырвало. Вскоре вся страна узнает. Люди будут толпиться у кофейных автоматов и кулеров и судачить об ее отвратительных переживаниях.
Она достаточно наслушалась в своей жизни сплетен, и точно знала, как это происходит. Ты уже слышал? Во взгляде читается шок. О группе мужчин из Даттона, штат Джорджия, которые, будучи подростками тринадцать лет назад, накачивали девушек наркотиками и насиловали их? Один из них даже убил какую-то девушку! А еще они фотографировали изнасилования. Ты только представь себе, разве это не ужасно?
Да-да, еще как ужасно. Они делали бы пораженные лица, качали бы головами, но втайне надеялись бы, чтобы эти фотографии каким-то образом попали в интернет, где они могли бы якобы «случайно» на них наткнуться. Даттон, задумчиво пробормотал бы кто-то. Это случайно не та дыра, в которой неделю назад было убито несколько женщин? Да, именно та. А кроме того, это родной город Саймона Вартаняна, одного из насильников. Это он делал фотографии тринадцать лет назад. А еще на его счету куча зверски изувеченных трупов в Фильдельфии. Я слышал, что детективы, в конце концов, застрелили его.
Семнадцать погибших. В том числе и ее родители. Уничтожено бессчетное количество жизней. А я могла бы это предотвратить. Но не предотвратила. Боже мой! Почему я ничего не сделала? Внешне Сюзанна оставалась сдержанной и держащей эмоции под контролем, но внутри звучал голос маленького, перепуганного ребенка.
— Это, должно быть, очень тяжело, — пробормотал Пападопулос.
Его низкий голос вернул Сюзанну к действительности, она заморгала, когда поняла, кто она сейчас. Взрослая. Пользующийся уважением помощник прокурора. На стороне закона. Ну, да.
Сюзанна бросила на него короткий взгляд и снова уставилась в боковое зеркало. Тяжело дать название тому, что она только что сделала.
— Да, — ответила она. — Тяжело.
— Вы в порядке? — снова спросил Люк.
Ей хотелось фыркнуть в ответ и сказать, что нет. Но она не сказала.
— Да, спасибо. — Сюзанна знала, что по ее лицу ничего невозможно прочесть. Она умело строила хорошую мину при плохой игре, как и подобает дочери судьи Артура Вартаняна. То, что она не унаследовала генетически, она научилась у своего папочки, который, без сомнений, был искусным лжецом.
— Вы сделали все правильно, Сюзанна, — тихо произнес Пападопулос.
Да, конечно. Только с опозданием в тринадцать лет.
— Я знаю.
— С теми доказательствами, которые вы предоставили нам сегодня, мы сможем отправить за решетку трех насильников.
А их должно быть семь. Семеро. К сожалению, четверо уже мертвы, в том числе и Саймон. Надеюсь, все вы горите в аду.
— А тринадцать женщин смогут выступить наконец-то против своего обидчика, и тем самым справедливость восторжествует, — добавил он.
Их должно быть шестнадцать, но двое убиты, а третья наложила на себя руки. Нет, Сюзанна, жертва должна была быть одна. На тебе все должно было прекратиться.
Но она тогда ничего не сказала, и остаток жизни ей придется с этим мириться.
— Выступать против обидчика важно, если хочешь посадить его за решетку, — не терпящим возражения тоном произнесла Сюзанна. По крайней мере, так она говорила жертвам изнасилования, когда те колебались, давать ли показания в суде. До сих пор она в это верила. Но сегодня ее вера поколебалась.
— Полагаю, вы готовили к процессу многих жертв изнасилования. — Голос Люка звучал спокойно, но Сюзанна услышала в нем легкую дрожь, которую сочла за едва сдерживаемый гнев. — Могу себе представить, что это намного труднее, чем самому давать показания.
Опять прозвучало слово… труднее. Показания давать не то что трудно, это просто ад.
— Я уже говорила Дэниелу, что дам показания точно так же, как и другие жертвы, агент Пападопулос, — резко сказала Сюзанна. — Я ведь тоже к ним отношусь.
— Я в этом и не сомневался, — ответил он, но Сюзанна ему не поверила.
— Мой самолет в шесть. В аэропорту Атланты я должна быть в четыре. Вы едете в офис, не могли бы высадить меня по дороге?
Люк бросил на нее задумчивый взгляд:
— Вы хотите улететь сегодня?
— Из-за похорон родителей за прошлую неделю скопилась куча работы. С ней надо разобраться.
— Дэниел надеялся, что он еще с вами немного сможет поговорить.
Голос Сюзанны вновь затвердел от гнева.
— Думаю, Дэниелу будет, о чем поговорить с тремя выжившими… — она заколебалась, — членами клуба Саймона. Не говоря уже о типе, который убил пятерых женщин на прошлой неделе.
— Мы знаем, кто это. — В голосе Люка тоже появился гнев. — И мы до него доберемся. Это всего лишь вопрос времени. Кроме того, один из насильников уже у нас за решеткой.
— Ага, мэр Дэвис. Это меня очень сильно удивило. — Тринадцать лет назад Гарт Дэвис не производил впечатление удачливого парня. И конечно же не мог стоять во главе группы насильников. Но он был одним из них, фотографии говорили сами за себя. — Однако помощник Мэнсфилд сбежал, да? После того, как убил парня, который должен был вести за ним слежку. — Рэнди Мэнсфилд всегда был паршивой овцой. И тот факт, что сейчас он имел полицейский жетон и табельное оружие, совсем не успокаивал. На челюсти Люка дрогнул мускул.
— Тот парень, который должен был вести за ним слежку, был очень хорошим агентом. Его звали Оскар Джонсон, — выдавил он. — У него осталось трое детей и беременная жена.
Он скорбел по этому человеку. Кроме того, он друг Дэниела и, по-видимому, преданный.
— Мне очень жаль, — сказала она чуть мягче. — Но вам стоит признать, что вы с Дэниелом совсем не контролируете ситуацию. Вы ведь даже не знаете, кто третий… — Ну, давай, говори же. Сюзанна откашлялась. — Кто третий насильник…
— Мы все равно его поймаем, — упрямо повторил Люк.
— Я уверена в этом, но остаться все равно не могу. Кстати, у Дэниела есть новая подружка, которая вполне может держать его за руку. — Сюзанне не понравился тон, который прозвучал в ее голосе. Она завидовала счастью Дэниела, это ребячество и подлость. Но жизнь очень несправедлива, в этом Сюзанна убедилась давным-давно. — Не хочу навязываться.
— Вам понравится Алекс Фаллон, — сказал Люк. — Дайте ей шанс.
— Естественно. Но у мисс Фаллон сегодня тоже был тяжелый день. Ведь в коробке она видела и фотографии своей сестры. — И мои. Не думай об этом. Вместо этого Сюзанна сосредоточилась на мыслях об Алекс Фаллон. Жизнь новой подруги Дэниела имела что-то общее с жизнью его и Сюзанны. Один из вышеупомянутых насильников убил ее сестру-близнеца. Сюзанне нравилось немного по-детски завидовать Дэниелу, но этой женщине она зла не желала. За прошлые годы ей и так досталось сполна.
Люк издал утвердительный звук:
— Да. А ее сводная сестра по-прежнему числится пропавшей без вести. — Бейли Крайтон. Один из четырех погибших преступников был братом Бейли. Люк по дороге рассказал, что брат Бейли написал и отправил ей что-то вроде исповедального письма. Вскоре Бейли похитили. ГБР считало, что один из насильников испугался, вдруг Бейли отправится в полицию. — Бейли отсутствует уже неделю.
— Что выглядит совсем не хорошо, — пробормотала Сюзанна. — Нет, очень жаль, но нет.
— Ну, как я уже говорил, у Дэниела дел по горло. И у вас. Итак…
Сюзанна вздохнула:
— Вернемся к моему первоначальному вопросу, агент Пападопулос. Вы не могли бы высадить меня в аэропорту, когда поедете в офис?
Он тоже вздохнул:
— Короче, ладно. Я отвезу вас.