Еще Патрокла тело умащали
амброзией и нектаром из чаши,
когда сняла с него покров печали
богиня Легкости легчайшей.
И только ветерок, сорвавшись с моря,
летел в своем невидимом плаще.
Ни чувства мести, злобы или горя
в нем не было, ни чувства вообще.
И кони, чуя нового возницу,
уж тронулись на поприще свое,
и на ходу он впрыгнул в колесницу,
и ясеневое сжал копье.
20 июля 2002
Кронштадтские строки
М.Городинскому
Из камышей щербатой полосой,
всегда чуть в дымке и левее центра,
в заливе зацветающем, лесой
подергивающем - плацента
от жизни к смерти и рыбак босой,
мерещится мне (отмели тонки:
июнь, за ним июль, темнее - август;
с вечерним часом, с приступом тоски
густеет слово, посмотри, я прав: густ
его замес) Кронштадт. Конец строки.
Нарисовать - крошится карандаш
поблекший день и души тех, чей впитан
взгляд в моренебо вылинявших пряж,
таким необитанием испытан,
что горизонтом стал. И сдался: ваш.
Так и творится мир. Из ничего.
И вот он, посмотри, как на ладони.
Ему упорство глаз причинено,
чтоб он возник. Прозрачные в бидоне
снуют уловки. Поздно и темно.
А ночью вздрогнет малое дитя.
Так, испугавшись собственного роста,
выныривают из небытия.
И проступает утра узкий остров
за папиросной прописью дождя.
Там сборы протрубит военный рог,
паром впотьмах отчалит, бык, юпитер...
Бездарность, я отбыл наш общий срок,
и если были слезы - ветер вытер.
Вот я иду, творец кронштадтских строк.
В расположенье павших желудей
срываются десантники из кроны,
прошелестев сквозь ветви (золотей,
как ордена, кокарды и погоны