В САРАНСКЕ
Второй уже день ветер приносит дождь от одной из русских границ Второй уже день переезжая взбухший Инсар я вижу мутную воду
и только изредка чистое небо и только изредка крест над невзорванной церковью и лоскуты речи мордовской на вокзале на остановках троллейбуса у опустошенных витрин
их вкрапленье случайно и еще случайнее ты в уродливом городе на дне этом жестком нашей прародины общей
ТЕМНИКОВ. СТАРЫЙ МОСКОВСКИЙ ТРАКТ
Видишь: ангел сказала ты мне Мы спешили и не долго смотрели на запад Стрела (наверное это и есть цвет пурпура) готова быть вложенной в лук если я точно запомнил темно-синий почти фиолетовый
А старый тракт на Москву тракторами разбит и вся пойма речная в тумане вечернем и деревенские звуки вдали блеянье мык и дети где-то рядом совсем по-мокшански перекликаются
ПАНК ТЮШТЯН НА БЕРЕГУ РАВА
Кода ютавсть сынь морянть трокс Тарказонзо морясь арась.
на какого соседа ведет панк Тюштян эрзю? из-за врага какого Тюштян-владыка мокшу объединил?
Ведь не ради кабанов воины так туго набили колчаны не для медвежьей облавы горит такое множество костров
Панк Тюштян с сыновьями обходит у реки собравшуюся эрзю сам Тюштян-владыка и сыновья его считают мокшу, сидящую на берегу
Только зря баранов Чума-пазу воины резали впустую 'Шкай, оцю шкай' кричали храбрецы
Завтра московский воевода в Раве-большой реке непорубленных перетопит завтра казанский мурза выплывших копытами будет топтать
Но мы, те из эрзи, что выжили никогда не расскажем нашим детям правды да, мы из мокши, что уцелели, дома о том, как было, промолчим
Пусть не радуются русские: панк Тюштян с лучшими из эрзи пробился на Теплое море пусть не кичатся татары: Тюштян-владыка самых храбрых из мокши на Теплое море увел.
По одной из легенд, последний мордовский панк (князь) Тюштян, раздвинув воды Рава (Волги), увел всех истинных мордвинов на Теплое море.
Эпиграф взят из эрзянской песни о Тюштяне:
Когда переправились они через море На свое место море стало.
Чама-паз - верховных бог эрзян. Возглас воинов: 'Боже! великий Боже' помокшански.
ПЛАЧ ЯРОСЛАВНЫ
А поскольку автомобильный шум на мокром от дождя светящемся проспекте естественней чем ветра свист на острие пики к правой ноге у стремени прижатой
И поскольку не более чем любопытно что кто-то с кем-то первым преломил копье в какой-то точке полулесной полустепной равнины мордовской ли славянской половецкой которую мы называем Россией довольно неточно и кажется сомнительно
То и почти непредставим вой женщины отчасти конечно ритуальный до восхода солнечного до лунного исчезновенья на ветру и даже может быть на городской стене
Ведь раны кровавые на телах жестоких утерты
* * *
Ты мне сегодня дозволил быть виночерпием на пиршестве Своем осеннем
О сколько этих кленовых ссохшихся ладоней к Тебе тянулось царапая асфальт
Ты утешал их ветром но стоны не смолкали словно это растоптанные черновики стихов
Еще так может предупредить о смерти затаившейся язык
которому умолкнуть завтра
НЕРЕШИТЕЛЬНОСТЬ. СОН (НАКАНУНЕ ВСТРЕЧИ С ПОЭТОМ)
Г. Н. Айги
и все же я возвращусь туда откуда не уходил
(вычеркиваем сразу: мать в сапогах с отрезанными голенищами в платке рогатом)
и звук отрою
я звук родной отрою из-под снега
(собственно как только справлюсь с надеждой улыбчивой)
и зимою в дубовой роще буду читать стихи на языке древесном
(и горлом кровь от перенапряженья)
снегу на его наречье
ПЕЛЕНА (1988-1989)
* * *
Под Рождество в этом году падает дождь
скользкие черные льдины
редко так падает каплями и в каждой напоминание об этом больном неслучайном
как назвать его?
обломками сердца иголками совести семенами проросшими где-то и ставшими чудом?
пугающим ночью кричащим?