Орфей в аду - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 4

Стихотворения

«Я прохожу. Тщеславен я и сир…»*

Я прохожу. Тщеславен я и сир,Как нищие на набережной с чашкой.Стоит городовой, как кирасир,Что норовит врага ударить шашкой.И я хотел спросить его: увы,Что сделал я на небольшом пути,Но, снявши шляпу скромно с головы,Сказал я: «Как мне до дворца пройти?»И он взмахнул по воздуху плащом,Так поднимает поп епатрахиль,Сказал: «Направо и чрез мост потом».Как будто отпустил мои грехи.И стало мне легко от этих слов,И понял я: городовой, дитя,Не знает, нет моста к созданью снов,Поэту достижимому хотя.

<1924?>

«И каждый раз, и каждый раз, и каждый…»*

И каждый раз, и каждый раз, и каждыйЯ вижу Вас и в промежутках Вас.В аду вода морская — жажду дважды.Двусмысленная острота в словах.Но ты верна, как верные часы.Варнак, верни несбыточную кражу.О, очеса твои иль очесыСбыть невозможно, нет разбить куражу.Неосторожно я смотрю в лицо.Ай, снег полярный не слепит так больно.Ай, солнечный удар. У! дар, довольно.Разламываюсь с треском, как яйцо.Я разливаюсь: не крутой, я жидкий.Я развеваюсь, развиваюсь я.И ан, собравши нежности пожитки,Бегу, подпрыгивая и плавая.Вы сон. Ви сон, как говорят евреи.В ливрее я. Уж я, я уж, уж я.Корсар Вы, полицейский комиссар. — Вишу на рее.И чин подчинный, шляпа в шляпе я.

<1925>

«Убивец бивень нечасовый бой…»*

Убивец бивень нечасовый бойВой непутевый совный псовый войРой о бескровный о бескровный ройКуй соглядатай о даянье хуйСо ооо вобще ооооАа кри ча ча че а опиздатьЕзда о да о дата госиздатУздечка ты узбечка волообСаосанчан буяк багун-чубукБукашка кашка детсткая покажь-ка?Оубубу бубубны пики шашкаХуитеряк китайское табуУливы ливень бивень (выш. мотри)Сравни сровни? нини два минус два шасть триВ губу вой брык тык бык три в дуду губу

<1925–1927>

Из еврейских мелодий*

К тебе влачиться Боже волочитьсяКак положиться с нежностию житьЖид он дрожит я жит что прочь бежитБежит божиться что пора лечитьсяО дня не пропускал я не пускалТоска течет как жир свечи сквозь пальцыНа пяльцах мраморная доскаИглой проткнешь ли нож ли нож упалЯ долго спал искал во сне вас нетВы сны не посещаете знакомыхОни не смеют в сон принять сон дом ихИх беден дом бледен день как снегНельзя нам снами где-то не встречатьсяРучаться мог бы против за не могЯ занемог лью блюдо домочадцаЯ светом облит я дрожу намок

1925

Art poétique*

Моя любовь подобна всем другимНелюбящих конечно сто процентовЯ добродушен нем и невредимКак смерть врача пред старым пациентомЛюбить любить кричит младой холуйЛюбить любить вздыхает лысый турокНо никому не сладок поцелуйИ чистит зубы сумрачно ЛаураТечет дискуссия как ерундовый сонВот вылез лев и с жертвою до домуНо красен горький пьяница лицомТолстяк доказывает пальцами худомуШикарный враль верчу бесшерстый ямбОн падает как лотерея денегШуршит как молодых кальсон мадополамТорчит как галстук сыплется как вейникИ хочется беспомощно галдетьВалять не замечая дождик смехаНо я сижу лукавящий халдейПод половинкой грецкого[7] орехаХалтуры спирохет сверлит костякИ вот в стихах подергиванье звукаСлегка взревел бесполый холостякИ пал свалился на паркет без стукаИ быстро разлагаясь поползлиПрочь от ствола уродливые рукиЧто отжимали черный ком землиИ им освободили Вас от скукиКак пред кафе безнравственные сукиИль молния над улицей вдали

1926

«Шикарное безделие живет…»*

Шикарное безделие живетСлегка воркуя голоском подводнымА наверху торжественно плыветКорабль беспечальный благородныйНа нем труба где совершенный дымИ хлесткие прекрасные машиныИ едут там (а мы на дне сидим)Шикарные и хитрые мужчиныОни вдыхают запах папиросОни зовут и к ним бежит матросС лирической восторженною минойА мы мечтаем вот бы снизу миной!Завистлив гномов подвоздушный сонмОни танцуют ходят колесомВоркуют пред решеткою каминаИ только к ним подходит водолазОни ему беспечно строят рожиПытаются разбить стеклянный глазДобыть его из-под слоновой кожиИ им смешно, что ходит он как слонС свинцом в ногах (другое дело рыбы)У <них> крокет у них паркет салонСчастливое вращение счастливых

Париж 1925

«Божественный огонь строптивый конь…»*

Божественный огонь строптивый коньНесет меня с могуществом поносаА вы глядите дева из оконНе видя дале розового носаИ вместе с тем прикован я ко вамТак стрелка ищет полюс безучастныйИль по земле летит стремглав кавунЧтоб о него разбился мяздрой краснойЧто может быть несчастнее любвиКо вам ко вам о каменные бабыЧьи пальцы слаще меда иль халвыЧьи глазки распрекрасны как арабы

<1925–1927>

«Черепаха уходит под череп…»*

Черепаха уходит под черепКак Раскольников в свой расколПлач сыновий и рев дочерийВысыпаются с треском на столНо довольно этого срамаЗаведите ротор моторМир трещи как оконная рамаРазрывайся как ватный платок

«Есть в этом мире специальный шик…»*

Есть в этом мире специальный шикПоказывать что Ты лишен души

«Мне ль реабилитировать себя…»*

Мне ль реабилитировать себяЗа преступленье в коем все повинныКто улетал на небо бытияЧтоб воинскую избежать повинностьСпохватываюсь и спеша пишуС зловещими названьями запискиСлегка дымлю потом в петле вишуПотом встречаю деву с легким пискомНад евою тружусь щипя власыПод девою во мгле в земле гуляюИль ухожу на самые басыПотом воркую или тихо лаюНагое безобразие стиховВоспринимаешь ты как бы одетымИ спишь о странность тамошних духовА мы пускаем газы бздим квартетом

«Акробат одиноко взобрался на вышку…»*

Акробат одиноко взобрался на вышкуОзирает толпу, что жует и молчитНо оркестр умолк барабан закатилсяСладострастные дамы прижались к мужьямА внизу хохотал размалеванный клоун На спине расточая луну богачейОн доподлинно знал о присутствии БогаПрофессиональный секрет циркачей

<1926>

«Исчезало счастье гасло время…»*

Исчезало счастье гасло времяВозвращались ангелы с позоромЧерт писал хвостом стихотвореньеШелестела жизнь легчайшим сором

«Луна часов усами повела…»*

Луна часов усами повелаЦифирью осклабилась безобразноЛежит душа с улыбкою волаВо сне во сне возвышенно и праздно

«В Америку ехали воробьи…»*

В Америку ехали воробьиНа розовом дирижаблеИх встречал там Чарли ЧаплинМери Пикфорд клялась в любвиИ другие киноактеры(Шура Гингер я впал в твой тон)Заводили свои моторыНадевали свои пальто

«Я пред мясной где мертвые лежат…»*

Я пред мясной где мертвые лежатЛюбил стоять, хоть я вегетарьянец.Грудная клетка нежностию сжатаПолзет на щеки нестерпим румянец.Но блага что сжирает человекСего быка с мечтательной подругойЗапомнит он потом на целый векКакою фауне обязан есть услугой.Хотя в душе и сроден мне теленок,Я лишь заплакал в смертный час его.Здоровый конь не тронет до сегоЛишь кони умирающие конок.Благословен же мясника топорИ острый нож судьбы над грудью каждой.Ведь мы любви не знаем до тех <пор>Как умирающий воскликнет «жажду!»

Снежная пудра бульвара*

Пудрится снегом бульвар пустойНочью тихо засыпают укусыИ раны от одичавшей жизни злойКогда-то ласковой и золотисто-русойДелает это куртизанка после свиданияЛицо помятое красное, исцарапанное ногтямиЗасыпает слоем пудрыЧтобы опять служить любовным буднямЗавтра опять новые раны следыНа свежем слое снега зачернеют гадкоИ опять, когда уйдут ониОн будет пудриться украдкойСпокойной пудрою молекулТуманных блеск, себя покрывПод фонарем светящий секторСнежинок света молчалив.

Бред*

Сегодня мертвецы опять вбивают гвоздив свои большие медные гробыкровавых капель распухнувшие гроздичертят перед глазами красные круги.Смотрите там в углу сидит унылый дьяволи ловит на лету летящий монопланкогда-то был царем и он когда-то правилТеперь унылый черт сошел на задний планКакой-то там мертвец проснулся слишком раноон будит мертвецов соседей по гробамФосфорицитный свет шипя течет из ранытечет и расплывается, загнивши, по губамЯ, кажется, больной и очень слишком нервенЯ, кажется, умру через четыре днянет просто тяжело какой-то орган прерванно как светла и легка душа

«В полдневный час белеет синева…»*

Л.К.

В полдневный час белеет синеваВ пыли старьевщик прекращает пеньеМеланхолически дневное синемаЧуть слышным звоном слизывают тениВнутри рояль играет чуть живойНад призраком какой-то славы прежнейМир на вершине солнечной кривойЗамедлил шаг прислушиваясь к безднеБольным сердцам мила дневная тьмаНо где-то дальше грохот отдаленныйИ над скольженьем светового днаПо тонкой крыше тает шелест сонныйА вечером прозрачна синеваЛоснится кашель сыростью осеннийИ холодом омытая листваСредь желтых луж бросает ярко тениАх молодость тебя нельзя забытьКосой огонь вечерняя погодаИ некуда идти и некого любитьБезделие и жалость без исходаВсю ночь в кафе под слабый стук шаровО чем Ты пишешь. Утро голубеетИ соловей из глубины дворовПоет таясь как он один умеетАх это все не верится ТебеЧто это так что это все что будетВ казарме день играет на трубеИ первые трамваи город будят.

Ветер мирозданья*

Адольфу

бессмертному мастеру гетелберского алтаря в благодарность за его восемь картин — восемь сторон христианского пентаэдра

Вздыхает сонный полдень над обманом,И никнет чаша дней, лия духи.Бесплатным ядом, голубым[8] туманомСквозь тонкий ледостав цветут стихи.Ты снишься мне, возлюбленное лоно,Моих первичных лет; давно, давно,Откуда звездный ветер неуклонноСтекает в мир, как новое вино.В своих волнах неся огни живые,Звенящие цветы святых садов,Согласно опрокинутые выи,Уста, что будут петь средь толстых льдов.С священных Альп, сквозь реквиум столетий,Сползают плавно ледники огня.В своих хорах поют согласно дети.Работают, ждут праздничного дня.Когда закат сиреневый ручьямиСлетит к их непокрытым головам.Чтобы они вновь встретились с друзьямиНа высоте, над отраженьем. Там…

Звездный водопад*

Адольфу

неизвестному мастеру гетелберского алтаря за восемь картин — восемь окон в Рай и в ад

На высоте, в сиреневых лучах,Спокойно спит твое лицо над миром.Взошел закат, сорвался и зачах.Простила ты и отпустила с миром.Смотрю, по горло погружаясь в зло,Стоя пятами на кипящем аде, НедвижнаТы, на звездном водопаде,Беззвучно ниспадающем к земле.Окружена лиловыми кругами,Сияньем голубым, звучаньем крылИ в крепких латах спящими врагамиИ сонмами хвостов, копыт и рыл.Нисходишь Ты, Ты пребываешь в сферах.Поешь и молча слушаешь зарю,Следишь с высот за шагом Агасфера.Докладываешь обо всем его царю.Тебе ли он откажет в снисхожденьи!В сиреневом лице твоем весна,Конец и срок невыносимых бденийИ окончательное прекращенье сна.

«Золотая луна всплыла на пруде…»*

Золотая луна всплыла на прудеТруба запела о страшном судеТруба палила с пяти часовПроисходила гибель боговОни попадали под выстрел трубыОни покидали свои столыГде пьяная скука ела с ножаМимо пристани медленно шла баржаГород скрывался смеялся пилотИ появлялся плавучий ледДансинг медленно накреняла волнаИм казалось что все это от винаОни танцевали кружась и встречаясьПод пение скрипок и крики чаекС крейсера-призрака выстрел сверкалОн провожал нас в глуби зеркалИ уж мы видели с наших местНад мостиком дансинга Южный КрестУж волны кругом меняли свой цветСо дна океана вставал рассветИ по чистому зеркалу мертвой водыПлыл розоватый и зловещий дымГде мы и что там в дыму ползетЭто белое поле полярный ледЭто шелк непорочных твоих похоронОн окружил нас со всех сторонДруг мой прекрасный ложись на ледСмерть нас розовым солнце<м> ждетМы возлюбили ее вполнеМы изменили родной странеМы целовали ее в челоИ миновали добро и зло

«Отцы об стенку ударялись лбами…»*

Отцы об стенку ударялись лбамиРаботали ходили на врагаА мы живем как педерасты в банеХихикая и кашляя слегкаОни трясли красивые оковыИ мыли стекла кровию в домуА я умею только строить ковыИ рассуждать как иегова в дымуНачто тогда ты жил творянин ЛенинИ кровь пролил и класс переменилКогда садясь как дева на колениПотомок твой мешает он был милДа проклят будь тот счастливый холуйКто мирно ест пунцовую халвуИ говорит военный труд оконченПоджаривайся жизнь круглясь как мягкий пончик[9]Актер упал но роль еще живетОна о новом теле вопиетНегромкими но страшными словамиЕще молчит непробужденный мирВсегдашно сторожим златыми львамиИ тихо над пустыми головамиСмеется опрокинутый кумир.

«Луна богов луна богиня смерти…»*

Луна богов луна богиня смертиВокруг луны кружит корабль летВ окно смеются завитые чертиНа дне души горит душа зимойЛуна во всем она горит во взглядеЯ предан ей я стал луною самИ фиолетовой рукой богиня гладитМеня во сне по жестким волосам

«Качались мы, увы, но не встречались…»*

Качались мы, увы, но не встречались,Таинственно качание сюда.Туда мы с искренним привольем возвращались;В строй становились мирно, как года.Безмерно удивлялись: разве этоТа родина, которая? та? ту?Но уходило прочь земное лето.Валилось сердце в смертную пяту.Пенился океан цветочным мылом.Вода вздыхала в раковине тая:Ты исчезаешь, ты уходишь, милый,Но мы не отвечали улетая.Кружась не замечали, не смеялись,Не узнавали, умирая, дом.Мы никогда назад не возвращались,Хоть каждый день ко флигелю идем.И так пришли к тебе к тебе бе! бе!Ты слышишь, козы блеют перед смертью;Как розовое милое бебе,Как черные таинственные черти[10].

Париж, август 925

«Смирение парит над головой…»*

Смирение парит над головойВоенною музыкою и зыкомМорение схватило нас хоть войРаспух от страха и жары языкНа сходку сквера мы пришли без зоваУвы должно без голоса уйдемСлова излишние придали форму зобаПолна вся улица она влезает в домДом дом о дверь меня кричу нет домаНе слышат притворяются идутТекут из крана с потолка ползутНастигли завсегдатаи СодомаВисят и тащат по ступеням внизВыводят за плечи как на расстрел на площадьСмеется в воротник и плачет лошадь,Зря подневолье. Я же продолжаю визгОру кричу но чу кругом пустынноПустыня ходят невесомо львыО Лазаре! Я спал! О выли львыНесут для погребения простыни

1925

открытое письмо*

Зачем зачем всевышний судияВелел ты мне наяривать на лиреВедь я совсем совсем плохой поэтНелепый жулик или обезьянаВедь я не верю в голос из-под спудаОн есть конечно но и безопасноДля спящего на розовой перинеДля скачущего праздно на конеДля тех кто плавает или летаетВздыхая воздух или незаметноИсподтишка пуская дым табачныйГорой порой до самых башмаков(Хоть я и не поклонник гигиеныВегетарианства или шахматистовКоторые танцуют на обложкеИ падают и вечно спят смеясь)Нелепый факт на дереве нелепомНелепою рукою отрываемЯ издаю глухой и хитрый вкусКак будто сладкий и как будто горькийКак будто нежный но с слоновой кожейНо светлосиний и на самом делеПремного ядовитый натощак[11]Но для того кто вертится как флюгер(Крикливая и жестяная птица)На вертеле пронзительнейшей верыНа медленном сомнительном огне,Я привожу счастливую во снеОна махает ровненькою ручкойИ дарит дарит носовой платочекНадушенный духами сна и счастьяОхотного предоставленья Жизни(Как медленный удар промеж глазамиОт коего и тихо и темно)

1926

«Лишь я дотронулся до рога…»*

Лишь я дотронулся до рогаВагонной ручки, я устал,Уже железная дорогаОткрыла дошлые уста.Мы познакомились и дажеСпросили имя поутру,Ответствовал польщенный труп:Моя душа была в багаже.Средь чемоданов и посылокНа ней наклеен номерок,И я достать ее не в силахИ даже сомневаюсь: прок.Так поезд шел, везя наш тихийОднообразный диалог,Среди разнообразных стихий:На мост, на виадук, чрез лог.И мягкие его сиденьяПокрыли наш взаимный бред,И очи низлежащей тениИ возлежащего жилет.Закончив труд безмерно долгий,Среди разгоряченной тьмыНа разные легли мы полки,Сны разные узрели мы

1925

«Зима и тишина глядели…»*

Зима и тишина гляделиКак две сестры через заборГде птицы в полутьме галделиХолодный[12] покидая дворА в доме Ольга и ТатьянаПисали при свечах письмоПока над желтым фортепьяноЛетала пепельная моль

1925

Орфей в аду*

Гав гав! Ау ау! Миау мау! Кукареку!О, караул! Но караул на башне.Бль! бль! в воде, зачем я прыг<нул> в реку,О, о, погиб (печальной Мойры шашни).Реку Тебе, неостроумный голубь.О, Боже! Можжевельная вода?Ты мне для лека. Утонул я голый.Иду на дно, должно быть, в ад? о, да.Усаты духи шепчут у сосудов,В которых парится неправедная плоть.О, Бог, скорей, о бок, Ты безрассуден.Антропофаги жмут людской приплод.Но, о, реку, ура, реку из речки.Казалось, им необходим партнер.Сажусь играть, сдаю, дрожа (у печки).Какая масть ко мне пошла, синьор!

<1925–1927>

Le chant d'Albinos*

На белые слоны садится снегОни трубят засыпанные мракомОни слегка шевелятся во снеСлегка ползут по бельведеру раком.Их помнит ли еще слоновый богС пронзительными круглыми клыкамиКоторые он сну втыкает в бокЖует его как мягкий пряник (камень)А человек застигнутый внутриРаздавленный воздушными зубамиНе знает: То моря? леса? ветры?Несут его топча и мня ногамиИли́, Или́ священная душаПроснувшаяся к бытию внезапноВыкладывает с шумом антрашаПрекрасно беспрестанно и бесплатноИ весело поет визжа слегкаСлегка стеная в небольшом надрывеПока во сне слезает с потолкаЕе убийца с веером игривым

1926

«На иконе в золотых кустах…»*

На иконе в золотых кустахБогородица сидит в грустяхПрародительница и приснодеваПобедительница древней ЕвыИ на пальцах держит эта дамаМаленького красного АдамаА внизу под розами лампадРасстилается электроадТам царит двойник княжны пречистойПризрак важный, влажный лев плечистыйЗаместительница герцогиниПовелительница и богиняВесело галдит чертячий дворХодит колесом бесстрашный ворИ Иуда с золотого блюдаКровь сливает в ожиданьи чудаИ поют хоры детей-чертейО земле о чудесах страстейО зари лиловых волосахО земных редеющих лесахИ цветут шипы еловых розРжанье тонкое рождает паровозСтойте теплое завидев вдалекеОтраженье электричества в рекеИ несется налегке трамвайВ загородное депо как будто в райИ за ним в цилиндре Гумилев(На подножку подскочить готов)С поезда в пальто слезает ночьК ней бежит носильщик ей помочьВыкатить тяжелую лунуВыпытать ночную истинуНо шумит во сне машинный крайБудто арфами снабженный щедро райИ с ночным горшком на головеПляшет неизвестный человекА вокруг как бабочки греховРеют в воздухе листки стихов.

1926 париж

Рядом написан вариант: «дикого».
Слово зачеркнуто, вместо него вписано другое, неразборчивое, и тоже зачеркнуто.
Эти два слова зачеркнуты.
Далее зачеркнута вписанная автором от руки строка: «Богатые и бедные поверьте».
В оригинале: «на тощях».Далее зачеркнуто четверостишие:Для тех кто помнит о каком-то БогеКоторый ждет их там как друг кабатчикГде ангелы степенно колют сахарИграет непременный граммофон
Рядом вариант: «печальный».