Осип Мандельштам. Сочинения - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 6
Стихи о русской поэзии
***
1Сядь, Державин, развалися,-Ты у нас хитрее лиса,И татарского кумысаТвой початок не прокис,Дай Языкову бутылкуИ подвинь ему бокал.Я люблю его ухмылку,Хмеля бьющуюся жилкуИ стихов его накал.Гром живет своим накатом -Что ему до наших бед?И глотками по раскатамНаслаждается мускатомНа язык, на вкус, на цвет.Капли прыгают галопом,Скачут градины гурьбой,Пахнет потом – конским топом -Нет – жасмином, нет – укропом,Нет – дубовою корой.3 – 7 июля 1932
***
2Зашумела, задрожала,Как смоковницы листва,До корней затрепеталаС подмосковными Москва.Катит гром свою тележкуПо торговой мостовой,И расхаживает ливеньС длинной плеткой ручьевой.И угодливо покатаКажется земля, покаШум на шум, как брат на брата,Восстают издалека.Капли прыгают галопом,Скачут градины гурьбойС рабским потом, конским топомИ древесною молвой.4 июля 1932
***
3С. А. Клычкову
Полюбил я лес прекрасный,Смешанный, где козырь – дуб,В листьях клена перец красный,В иглах – еж-черноголуб.Там фисташковые молкнутГолоса на молоке,И когда захочешь щелкнуть,Правды нет на языке.Там живет народец мелкий -В желудевых шапках все -И белок кровавый белкиКрутят в страшном колесе.Там щавель, там вымя птичье,Хвой павлинья кутерьма,Ротозейство и величьеИ скорлупчатая тьма.Тычут шпагами шишиги,В треуголках носачи,На углях читают книгиС самоваром палачи.И еще грибы-волнушки,В сбруе тонкого дождя,Вдруг поднимутся с опушки -Так, немного погодя...Там без выгоды уродыРежутся в девятый вал,Храп коня и крап колоды -Кто кого? Пошел развал...И деревья – брат на брата -Восстают. Понять спеши:До чего аляповаты,До чего как хороши!3 – 7 июля 1932
Христиан Клейст[10]
Есть между нами похвала без лести,И дружба есть в упор, без фарисейства,Поучимся ж серьезности и честиУ стихотворца Христиана Клейста.Еще во Франкфурте отцы зевали,Еще о Гете не было известий,Слагались гимны, кони гарцевалиИ перед битвой радовались вместе.Война – как плющ в дубраве шоколадной.Пока еще не увидала РейнаКосматая казацкая папаха.И прямо со страницы альманахаОн в бой сошел и умер так же складно,Как пел рябину с кружкой мозельвейна.8 августа 1932
К немецкой речи
Б. С. Кузину
Freund! VersДume nicht zu leben:
Denn die Jahre fliehn,
Und es wird der Saft der Reben
Uns nicht lange glЬhn!
(Ew. Chr. Kleist)Себя губя, себе противореча,Как моль летит на огонек полночный,Мне хочется уйти из нашей речиЗа все, чем я обязан ей бессрочно.Есть между нами похвала без лестиИ дружба есть в упор, без фарисейства -Поучимся ж серьезности и честиНа западе у чуждого семейства.Поэзия, тебе полезны грозы!Я вспоминаю немца-офицера,И за эфес его цеплялись розы,И на губах его была Церера...Еще во Франкфурте отцы зевали,Еще о Гете не было известий,Слагались гимны, кони гарцевалиИ, словно буквы, прыгали на месте.Скажите мне, друзья, в какой ВалгаллеМы вместе с вами щелкали орехи,Какой свободой мы располагали,Какие вы поставили мне вехи.И прямо со страницы альманаха,От новизны его первостатейной,Сбегали в гроб ступеньками, без страха,Как в погребок за кружкой мозельвейна.Чужая речь мне будет оболочкой,И много прежде, чем я смел родиться,Я буквой был, был виноградной строчкой,Я книгой был, которая вам снится.Когда я спал без облика и склада,Я дружбой был, как выстрелом, разбужен.Бог Нахтигаль, дай мне судьбу ПиладаИль вырви мне язык – он мне не нужен.Бог Нахтигаль, меня еще вербуютДля новых чум, для семилетних боен.Звук сузился, слова шипят, бунтуют,Но ты живешь, и я с тобой спокоен.8 – 12 августа 1932
Ариост
Во всей Италии приятнейший, умнейший,Любезный Ариост немножечко охрип.Он наслаждается перечисленьем рыбИ перчит все моря нелепицею злейшей.И, словно музыкант на десяти цимбалах,Не уставая рвать повествованья нить,Ведет туда-сюда, не зная сам, как быть,Запутанный рассказ о рыцарских скандалах.На языке цикад пленительная смесьИз грусти пушкинской и средиземной спеси -Он запирается, с Орландом куролеся,И содрогается, преображаясь весь.И морю говорит: шуми без всяких дум,И деве на скале: лежи без покрывала...Рассказывай еще – тебя нам слишком мало,Покуда в жилах кровь, в ушах покуда шум.О город ящериц, в котором нет души,-Когда бы чаще ты таких мужей рожала,Феррара черствая! Который раз сначала,Покуда в жилах кровь, рассказывай, спеши!В Европе холодно. В Италии темно.Власть отвратительна, как руки брадобрея,А он вельможится все лучше, все хитрееИ улыбается в крылатое окно –Ягненку на горе, монаху на осляти,Солдатам герцога, юродивым слегкаОт винопития, чумы и чеснока,И в сетке синих мух уснувшему дитяти.А я люблю его неистовый досуг -Язык бессмысленный, язык солено-сладкийИ звуков стакнутых прелестные двойчатки...Боюсь раскрыть ножом двустворчатый жемчуг.Любезный Ариост, быть может, век пройдет -В одно широкое и братское лазорьеСольем твою лазурь и наше черноморье....И мы бывали там. И мы там пили мед...4 – 6 мая 1933
Ариост
В Европе холодно. В Италии темно.Власть отвратительна, как руки брадобрея.О, если б распахнуть, да как нельзя скорее,На Адриатику широкое окно.Над розой мускусной жужжание пчелы,В степи полуденной – кузнечик мускулистый.Крылатой лошади подковы тяжелы,Часы песочные желты и золотисты.На языке цикад пленительная смесьИз грусти пушкинской и средиземной спеси,Как плющ назойливый, цепляющийся весь,Он мужественно врет, с Орландом куролеся.Часы песочные желты и золотисты,В степи полуденной кузнечик мускулистый -И прямо на луну влетает враль плечистый...Любезный Ариост, посольская лиса,Цветущий папоротник, парусник, столетник,Ты слушал на луне овсянок голоса,А при дворе у рыб – ученый был советник.О, город ящериц, в котором нет души,-От ведьмы и судьи таких сынов рожалаФеррара черствая и на цепи держала,И солнце рыжего ума взошло в глуши.Мы удивляемся лавчонке мясника,Под сеткой синих мух уснувшему дитяти,Ягненку на дворе, монаху на осляти,Солдатам герцога, юродивым слегкаОт винопития, чумы и чеснока,-И свежей, как заря, удивлены утрате..Май 1933, июль 1935
***
Друг Ариоста, друг Петрарки, Тасса друг -Язык бессмысленный, язык солено-сладкий.И звуков стакнутых прелестные двойчатки -Боюсь раскрыть ножом двустворчатый жемчуг.Май 1933, август 1935
***
Не искушай чужих наречий, но постарайся их забыть:Ведь все равно ты не сумеешь стекло зубами укусить.О, как мучительно дается чужого клекота полет -За беззаконные восторги лихая плата стережет.Ведь умирающее тело и мыслящий бессмертный ротВ последний раз перед разлукой чужое имя не спасет.Что, если Ариост и Тассо, обворожающие нас,Чудовища с лазурным мозгом и чешуей из влажных глаз?И в наказанье за гордыню, неисправимый звуколюб,Получишь уксусную губку ты для изменнических губ.Май 1933
***
Холодная весна. Бесхлебный, робкий Крым,Как был при Врангеле, такой же виноватый.Колючки на земле, на рубищах заплаты,Такой же кисленький, кусающийся дым.Все так же хороша рассеянная даль,Деревья, почками набухшие на малость,Стоят, как пришлые, и вызывает жалостьПасхальной глупостью украшенный миндаль.Природа своего не узнает лица,И тени страшные Украйны и Кубани -На войлочной земле голодные крестьянеКалитку стерегут, не трогая кольца...Лето 1933, Москва
Старый Крым[12]
Холодная весна. Голодный Старый Крым,Как был при Врангеле – такой же виноватый.Овчарки на дворе, на рубищах заплаты,Такой же серенький, кусающийся дым.Все так же хороша рассеянная даль -Деревья, почками набухшие на малость,Стоят, как пришлые, и возбуждает жалостьВчерашней глупостью украшенный миндаль.Природа своего не узнает лица,И тени страшные Украины, Кубани...Как в туфлях войлочных голодные крестьянеКалитку стерегут, не трогая кольца...***
Мы живем, под собою не чуя страны,Наши речи за десять шагов не слышны,А где хватит на полразговорца,Там припомнят кремлевского горца.Его толстые пальцы, как черви, жирны,И слова, как пудовые гири, верны,Тараканьи смеются глазищаИ сияют его голенища.А вокруг него сброд тонкошеих вождей,Он играет услугами полулюдей.Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,Он один лишь бабачит и тычет.Как подкову, дари'т за указом указ -Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.Что ни казнь у него – то малинаИ широкая грудь осетина.Ноябрь 1933
***
Квартира тиха как бумага -Пустая, без всяких затей,-И слышно, как булькает влагаПо трубам внутри батарей.Имущество в полном порядке,Лягушкой застыл телефон,Видавшие виды манаткиНа улицу просятся вон.А стены проклятые тонки,И некуда больше бежать,А я как дурак на гребенкеОбязан кому-то играть.Наглей комсомольской ячейкиИ вузовской песни бойчей,Присевших на школьной скамейкеУчить щебетать палачей.Какой-нибудь изобразитель,Чесатель колхозного льна,Чернила и крови смеситель,Достоин такого рожна.Какой-нибудь честный предатель,Проваренный в чистках, как соль,Жены и детей содержатель,Такую ухлопает моль.Пайковые книги читаю,Пеньковые речи ловлюИ грозное баюшки-баюКолхозному баю пою.И столько мучительной злостиТаит в себе каждый намек,Как будто вколачивал гвоздиНекрасова здесь молоток.Давай же с тобой, как на плахе,За семьдесят лет начинать,Тебе, старику и неряхе,Пора сапогами стучать.И вместо ключа ИпокреныДавнишнего страха струяВорвется в халтурные стеныМосковского злого жилья.Ноябрь 1933
***
У нашей святой молодежиХорошие песни в крови -На баюшки-баю похожиИ баю борьбу объяви.И я за собой примечаюИ что-то такое пою:Колхозного бая качаю,Кулацкого пая пою.Ноябрь 1933
***
Татары, узбеки и ненцы,И весь украинский народ,И даже приволжские немцыК себе переводчиков ждут.И, может быть, в эту минутуМеня на турецкий языкЯпонец какой переводитИ прямо мне в душу проник.Ноябрь 1933
Стих помещен в СС4 в основное собрание. Вариант этого стиха присутствует в СС2. – С. В.
Вариант в СС2 под загл. "Старый Крым", датировано "Май 1933": – С. В.