— Но…
Дверь захлопнулась перед лицом Винтер. Рядом с ней Ноа негромко выругался и, схватив ее за руку, потянул обратно к грузовику.
— Она врет, — заявила Винтер, своим тоном бросая ему вызов, не позволяя отрицать очевидную истину.
Ноа поморщился, оглянувшись на захламленный дом.
— Да. Похоже.
Глава 4
Тилли зажгла сигарету и нервно затянулась, прохаживаясь между стопками журналов и пустыми коробками из-под пиццы. Ей не следовало открывать дверь.
Какая ирония, правда.
Уволившись с работы на заправке двадцать пять лет назад, она получила инвалидность и спряталась в этом доме. Она отвергала все попытки друзей и семьи уговорить ее уехать, разве что в самых тяжелых обстоятельствах. Тогда же она потеряла интерес к ведению домашнего хозяйства.
Она всегда была грязнулей. Она работала долгие часы на ногах; кто мог винить Тилли, если последнее, что ей хотелось делать, это мыть полы или чистить туалеты? Но только после стрельбы все пошло кувырком. У нее появилось свободное время для уборки, но мысль о том, чтобы справиться с растущими кучами мусора, вызывала тоску. К тому же возникало странное чувство безопасности, когда журналы возвышались все выше и выше, а мешки, набитые мусором, загораживали окна. В конце концов, она ограничилась одним небольшим местом на диване, откуда просматривался телевизор. И узкой дорожкой, ведущей в ванную.
Тилли спряталась. От воспоминаний о том, что произошло той ночью.
И так она цеплялась за свое дерьмо, пока проклятый шериф не пришел и не постучал в ее дверь.
Только это был не старый шериф. Не тот, который донимал ее вопросами об убийстве. Вместо него явилась моложавая женщина с мерзким характером, которая пригрозила выселить Тилли, если она не наведет порядок в доме.
По словам шерифа, соседи жаловались на крыс и запах гниющего мусора.
Тилли рассвирепела.
Это ее дом. Она унаследовала его после смерти родителей. Она могла делать с ним все, что хотела. Это же Америка, так? Страна свободных?
Вот только шериф начала бросаться такими словами, как «городские штрафы», «пожарные» и «конфискация» ее дома.
Мысль о том, что ее заставят покинуть свою крепость и оставят без защиты… Это приводило Тилли в ужас.
Поэтому, когда несколько минут назад раздался стук в дверь, она заставила себя ответить. Она не могла позволить себе разозлить власти. Ее пальцы дрожали, когда она глубоко затянулась сигаретой, наполняя легкие горячим дымом и ощущением спокойствия.
— Все будет хорошо, — пробормотала Тилли, ее голос скрипел, как неиспользованный шарнир. Она поморщилась, делая еще одну затяжку. — Просто хорошо.
***
Незнакомец наблюдал, как грузовик отъезжает, а затем проскользнул мимо кучи хлама, охранявшей боковую дверь.
Это никак не входило в его планы. Тилли Лиддон давно и благополучно молчала. Но все изменилось. Погребенные тайны зашевелились, гнойные тени грозили выползти из могилы.
Как Незнакомец мог положиться на Тилли?
Отрицания, которые он услышал несколько минут назад, казались искренними, но в ее голосе звучал страх.
При правильном давлении Тилли расколется.
Риск, который необходимо устранить.
Незнакомец предпочитал не замечать дрожь от предвкушения. Или удовольствия, которое прогнало унылую серость.
Дело есть дело.
***
Закусочная вовсе не копировала ретро стиль. Она просто была старой. И мрачной.
Заведение представляло собой длинное, узкое помещение с кабинками с одной стороны и столиками возле окон. Кафельный пол выцвел до странного тыквенного оттенка, а стены покрывали бамперные наклейки, собранные за последние пятьдесят лет: НЕ ТЫКАЙ МЕДВЕДЯ. УЛЫБНИСЬ. БУДЬТЕ СЧАСТЛИВЫ. МОЯ ВТОРАЯ МАШИНА — ФЕРРАРИ. На кассе стоял стеклянный холодильник, наполненный пирогами с безе и лимонными батончиками, а из кухни пахло жиром.
Тем не менее, здесь оказалось достаточно чисто, нехотя признала Винтер, а за столиками сидело немало клиентов, несмотря на то, что сейчас всего одиннадцать утра.
Сидя за столиком у заднего окна, она наблюдала, как Ноа морщит нос и отталкивает от себя наполовину съеденный гамбургер.
— Не сравнить с обедами, которые ты подаешь, — пробормотал он. — Сухой, как картон.
Она закатила глаза, но внутри почувствовала самодовольное удовольствие от его слов. Ее ресторан был ее детищем. Ее гордость и радость.
— Не каждое место может быть «Винтер Гарденом».
— К сожалению, это правда. Но они могли бы приложить побольше усилий. — Он взял в руки картошку фри, покачивая головой, пока картошка болталась в его пальцах.
Винтер оттолкнула свою тарелку. Жареный сыр не так уж плох. Но он не был и вкусным.
Пригодно к употреблению. Так сказал бы ее отец. В его мире все вещи выполняли свои функции, были эффективными и адекватными. Для профессора английского языка он отличался удивительной педантичностью. Все ровно, спокойно, серо.
Винтер, напротив, видела мир в ярких зеленых, желтых и голубых тонах.
— Как думаешь, почему она соврала?
Ноа барабанил пальцами по столу. Он не стал притворяться, что не понял ее резкого вопроса.
— Мое первое предположение — она испугалась.
Винтер согласилась. Тилли пыталась вести себя жестко, но не требовалось быть гением, чтобы распознать под хрупкой суровостью женщину, которая страшно боится. Но чего? Вот вопрос.
— Я могу понять, когда произошла стрельба. Я бы тоже испугалась, если бы на улице разгуливал грабитель, беспорядочно убивающий женщин. Но спустя двадцать пять лет, почему бы ей не сказать правду?
— Потому что она может знать что-то, представляющее угрозу для преступника.
— Хочешь сказать, что она его узнала?
Ноа пожал плечами.