— Нет.
— Когда он учился?
— Нет.
— С вами не договаривалась, что с Марком общаться будет?
— Нет.
— А скажите, Натан Львович запрещал ей общаться с Марком?
— Наоборот, он всегда возмущался, что она за мать такая, если к ребенку за столько лет не пришла. Сары не стало, и ребенок Натану стал не нужен. Он готов был ей его так отдать, а она отказалась.
— Мария Ивановна, Марку лет тринадцать было, и ювелир болел очень. Она к вам в дом приходила?
— Нет. И Натан никогда сильно не болел.
— Когда она отказалась забрать ребенка?
— Лет семь ему было. Она на трассе еще работала.
— Больше он не предлагал ей Марка вернуть?
— Предлагал много раз. Пока она с трассы куда-то не исчезла.
— Могли еще где-то встречаться Руслана с ювелиром?
— Почему бы и нет. Сюда она точно не приходила.
— Могла она встречаться с сыном тайно?
— Только когда он сам в школу стал ходить. А в младших классах не могла. Он все время был под моим присмотром.
— Скажите, а вы всегда дома были?
— Я в магазин выходила, с Марком гулять или за ним в школу. Не всегда.
— Вы не видели, приносила Руслана ювелиру драгоценности?
— Не приносила.
— Откуда такая уверенность?
— Он часто ворчал, что хоть бы появилась, он бы ей высказал. Он избавится от ребенка хотел. Сары не стало, и Марк для него стал обузой. Натан даже у кого-то интересовался, как ребенка в детдом сдать.
— Марк говорил, что его отец любил.
— Может, просто убедил себя в этом. Не любил его отец. Ни капли не любил. Сару свою любил. Баловал ее такими подарками. И Марка подарил ей, как другие мужья шубы женам дарят. Сара умерла, а куда такой подарок деть? Матери назад отдать.
— А до того, как она Марка продала, она приносила драгоценности Натану Львовичу?
— Нет, не приносила.
— Откуда знаете?
— Не было их у нее. Она последний хрен без редьки доедала. Тощая, драная пришла. Какие драгоценности?
— Парень ее бандитом был. Может, дарил ей. Или его цацки принесла на продажу, или вещи его. Хоть что-нибудь?
— Ничего никогда она не приносила. Она на трассе стояла и работала. Парень ее туда Руслану и пристроил. Не было у нее ничего. Она и Марка продала, потому что есть нечего ей было.
— Вы не знаете, ювелир имел какую-то свою контору по приему золота?
— Был ломбард.
— Когда?
— Точно не скажу. Но он постоянно с золотом был связан. Ломбард у него точно был. И еще был антикварный магазин.
— А не могли бы вы точнее вспомнить?
— Не знаю. Я в эти дела не лезла. Знаете, меньше знаешь — крепче спишь. Много знаешь — в гробу лежишь. Так что я в его дела нос боялась совать. Он же действительно с бандитами дела имел и краденое продавал. Это правда.
— Откуда знаете?
— Краем уха слышала.
— Сами?
— Сама слышала своими ушами.
— Понятно. Сосед Никифоровны, говорите… Если еще что вспомните. Хоть любую мелочь, позвоните.
Потом дошла очередь и до тети Нюры. Та сама все стала рассказывать про дела давно минувших дней. Я слушала и не перебивала. Надеялась, что интересное что-нибудь проскользнет. Почти час она рассказывала про жену председателя, про бандитов, которые к ювелиру ездили, про близнецов Мельниковых, про Романа. Про все, что когда-то слышали от кого-нибудь. Вдруг мне пригодится. Я слушала внимательно. Также попросила позвонить, если она что вспомнит. Попрощалась и пошла с чувством выполненного долга домой. Пришла к маме. Она стала меня кормить, а я стала думать.
— Ты чего такая тихая? — задала мне вопрос мама.
— Мама, как ты думаешь? Зачем человек, что-то рассказывая, врет. Но не все врет: часть рассказанного — правда, а часть — откровенное вранье.
— Значит, проговорился где-то. Ляпнул сгоряча правду и пытается от вылетевшей правды отвлечь внимание враньем.
— Зачем так сложно?
— Ложь — сложная штука. Это правду выдумывать не надо, поэтому человек ее помнит хорошо. А ложь запомнить надо, чтоб в ней не запутаться.
— А правда должна быть такая, чтобы она ее скрыть хотела?