— Костина судью знала и о чем-то с ним перетирала. Намекаешь, что не оттуда ли заказ. Может, ее вслепую использовали саму…
— Ты знаешь, Никита, что оценка танцев вообще дело такое… спорное.
— То есть как?
— Если главному судье надо было бы сделать победителем определенную пару, ничто этому не могло помешать. Танцы оцениваются субъективно. Нет там определенных, абсолютно четких критериев. Это не спортивная гимнастика с их сложными элементами…
— Тогда о чем Костина с судьей разговаривала?
— Да о чем угодно. Ей надо было с судейскими рядом покрутиться для правдоподобности.
— Думаешь, что Костина подмешала что-то Роману?
— Может, она подмешала, а может, кто-то другой. Теперь не выяснишь. Она могла видеть, кто это сделал. Ее использовали втемную. Она ведь первая оказалась убита. Спустя столько лет убили. Значит, кто-то до сих пор боится.
— Иришка, а если это чья-то месть. Может такое быть?
— Все может быть.
— Куда теперь едем?
— Домой. Если тебе никуда не надо.
— Поехали домой. Полный вперед…
Домой приехали уже ближе к вечеру. В кухне сидел Петька и что-то оживленно рассказывал маме. Мы были голодны и вымотаны. Поэтому, что там рассказывал Петька, я не слушала. Добила нас все-таки розовая комната «королевишны». Мы просто с Никитой поели и ушли к себе. Легли спать и проспали до утра.
Утром проснулись, встали, взяли Грейса и пошли гулять в наш лес. Петька подумал, что мы собираемся опять что-то искать на месте преступления. И попытался напроситься с нами. Но мы от него отбрыкались. Правда, с трудом. В лесу мы с Никитой просто гуляли. Надо было отдохнуть и мне, и ему. Из леса прошли в магазин. Там послушали сплетни местных кумушек. У меня создалось такое впечатление, что полиция им все докладывает. Они нам и рассказали, что да как. Во всех подробностях описали место преступления. И действия полиции. И частично вспомнили, что кричал полицейским сын ювелира. Складывалась вообще не понятная мне картина. Получив порцию информации от первых сплетниц нашего поселка, мы с мужем пошли домой.
Там нас ждал свой доморощенный информатор Петька. Он специально отирался среди полиции, чтоб услышать и запомнить побольше новостей. А потом рассказать заинтересованным лицам. То есть мне и Никите. Как только мы присели за стол, Петька стал что-то рассказывать. У меня голова была занята переработкой сплетен, полученных от местных жителей. Поэтому я не прислушалась к рассказам агента Петрухи. А зря…
— Теть Ира! Ты меня слышишь?
— Сколько раз говорить? Не называй меня тетей…
— Хорошо. Ирина, ты слышала, что я рассказывал?
— Нет, не слышала. Я ела.
— Раньше ты ела, внимательно слушала, думала и даже успевала отвечать. Теряешь навыки, жена, — Никита решил меня подкузьмить.
— Кто бы говорил. Я, может, настолько впечатлена изяществом комнаты Королевой, что думать не могу.
— А что там такого интересного? — Петька от любопытства даже забыл на меня обидеться.
— Да ничего там интересного нет. Что у вас такого случилось, что ты на месте не можешь усидеть?
— А у нас скандал на месте преступления сыночек ювелира устроил. Вроде бы его жена ушла в серьгах крутых. Причипурилась, приоделась. В туфлях новых. А убитой ее нашли в каком-то жутком тряпье, и серьги дорогущие пропали.
— И в чем подвох. Обокрали его женушку.
— Ему также менты сказали. А он стал орать ерунду всякую. Я так ничего не понял…
— Почему не понял?
— Он слова какие-то непонятные говорил. Менты его поняли, а я нет.
— Это уже становится интересно. Переодевать-то ее зачем? Что на ней было? Платье?
— Тряпье старое. Но не штаны, это точно.
— А ты точно не помнишь, какие слова говорил юрист?
— Нет, не запомнил. Он быстро говорил. Вот как он матерился, я помню. Могу сказать дословно. Это я крепко запомнил.
— Нецензурная брань нас не интересует. Хотя погоди. Он в чей адрес матерился? Не на полицию?
— Нет. Они сами от таких матов ошалели.
— Все равно интересно: зачем ее переодевать надо было? У нее шмотки не фирменные. Фигура так себе. Одежда тоже. Кому ее барахло нужно было?
— Может, она на камень пришла в ролевые игры поиграть с мужем? — выдвинул версию Никита. Версия забавная, но неправдоподобная.
— Скорее с любовником. Тот ее насмерть полюбил. Муж матерится, потому что узнал, что он рогоносец. «Ты рогоносец, Бонасье, ты рогоносец!».
— Мне одному кажется, что убийца не совсем нормальный? Он что-то этим переодеванием сказать хочет? И сколько он еще убьет? — Никита задал правильный вопрос.
— Вот именно. Он что-то хочет сказать. Королевну на троне переобул. Платье у нее не дешевое. Так что для коронации и это подойдет. А вторую жертву, «старуху Изергиль», переодел в достойное ее шмотье. Тряпье — вот ее одежда. Для чего эта постановка? И какие роли он еще расписал? И главное, кому? Кто следующий? — задала я вопрос.
— Ты думаешь, он не остановится? — спросил Петька. Ему интересно.
— Я ничего не думаю. Просто мне этот персонаж интересен. Эта Софья здесь ни к месту. Она мне все карты путает. Всю схему сломала. Она-то к балетным каким боком? Чем она заслужила такую смерть на троне?
— Может, она просто под горячую руку попала? — у мужа своя версия.
— Тогда трупов будет немерено: он всех, кто мимо будет проходить, мочить станет. Тогда он не маньяк, а просто очень злой, — сказала я.
— Можно подумать, что маньяки добрые, — Петька попытался пошутить. Не к месту шутка пришлась. Он это понял и замолчал.
— И знаете, что меня напрягает? Преступник вообще какой-то странный. Нет логики. Все спонтанно. Временные промежутки разные. Люди разные. Их объединяет только место действия убийства. У озера. Или я чего-то не знаю, или не заметила. Мне надо думать, — высказалась я.
— Думай, сколько влезет… — проронил Никита.
— Знаешь, что меня вчера в рассказе матери Королевой удивило?
— Что?