— Ты-то цепляешься. За любую ниточку цепляешься. И что-то нарыла…
Стоят и оба смотрят на меня. С чего они взяли, что нарыла? Вот откуда?
— С чего вы взяли, что нарыла?
— У тебя всегда так глаза блестят, когда что-то чуешь, — сказал Никита. Он, оказывается, еще и наблюдательный.
— Пока чую только. Еще не нарыла.
— А у них и этого нет. Вот они и бесятся…
В логике мужу не откажешь. Ну что же, пришла пора Петьку пытать…
— Петька где? — спрашиваю, а у самой сердце не на месте.
— Гулять пошел. Увидел кого-то у магазина и побежал срочно гулять.
— Так он тебе ничего не сказал? Никита, пошли за Петрухой.
— Думаешь, что он может быть следующим?
— Пока ничего не ясно, а Петька молодой и рисковый.
Только открыли дверь, чтобы идти за Петькой, как он сам домой явился.
— О! Явление Христа народу! — обрадовалась я, что с ним ничего не случилось.
— Где был, гулена? — спросила мама. Она тоже устала волноваться.
— Гулял. Я же крикнул, что Грейса гулять пошел.
— Ты не темни. Говори, кого там видел и за кем срочно поскакал? — поставили мы его на место хором.
Моська у Петрухи сияет. Значит, что-то высмотрел…
— Я знаю, с кем встречается сын ювелира.
— Удивил… С женщиной он встречается. У него есть любовница. Не еврейка, — не утерпела и рассказала я.
Мама с Никитой смотрят на меня удивленно.
— Что так смотрите? Тетя Нюра раньше нам рассказывала, что у Марка есть пассия, с которой он уже много лет встречается.
— Тогда вообще странно, что его жена терпела измены.
— Пока любила — терпела. Разлюбила — сама ему рога наставила.
— С кем? — маме явно интересно.
— А с кем — уже не так важно. Тут главное — сделать ненавистного мужа рогоносцем. Хоть с кем. Хоть с чертом. Кто позарится, с тем и наставила рога.
— Она же его любила. Как она могла разлюбить?
— Пришло время, и чаша терпения переполнилась. Она разлюбила.
По себе знаю. Это внезапно случается. Просто понимаешь, что уже не любишь. И хорошо, если вместо любви ненависть не пришла. А бывает раз, и человека уже не любишь, а люто ненавидишь. Или даже презираешь. Как будто тумблер переключили с плюса на минус…
День прошел без новостей. Казалось, вот оно решение. Еще маленько и вычислю убийцу. Стало скучно. Решила пойти и посмотреть, что у меня на почте. Может что-то Макс прислал…
Прислал он мне новую загадку. Пистолет, который я обнаружила, засветился в убийстве двадцать лет назад. Значит, эта история двадцать лет тянется? Как долго мог убийца злость копить? Месть — это блюдо, которое подают холодным. Двадцать лет назад пистолет стрелял и еще как: на нем пять трупов. И не абы кого положили с этого ствола, а московского авторитета с подельниками. Где теперь брать информацию?
— Никита, представь, пистолет стрелял…
— Открою, Иришка, тебе великий секрет. Пистолеты делают для того, чтобы стрелять. Не орехи же ими колоть…
— Найденный мной пистолет стрелял. Из него людей убили.
— Когда? — заинтересовался Никита.
— Двадцать лет назад.
— И кого из него замочили?
— Авторитета одного с его шестерками.
— Менты, конечно, никого не нашли?
— Никого.
— Ничего не меняется.
— Слушай, Никита. А мне вот интересно. Чисто лингвистически. У нас же один умник переименовал милицию в полицию. Так?
— Ну так.
— А почему все называют ментов ментами? Они же теперь должны быть понты! Или я что-то не понимаю?
— Люди по привычке называют. Помнят, что была приличная милиция. Как сатирик говорил. Милые лица. А теперь что? Поганые лица?
— А когда-то в России была жандармерия.
— Постоянно переименовывают бедолаг. Когда им просто работать дадут? То объединяют службы, то разъединяют, то укомплектовывают, то упраздняют. Реформаторы сраные. Тьфу, блин, чертовы. Кто-то наверное, на реформе неплохие бабки поднял. И на переименовании, и вообще…
— Не переименовывать надо было, а чистку проводить. И часто менять начальников. А то набрали управленцев, вот и мучаются граждане. И сами дела расследуют…
— Ты знаешь, Иришка. Мне ментов жалко. Они бы и рады расследовать, но у них такой завал. Слишком много преступников на душу населения…