— Эта девушка пришла к нам из соседней школы. И запомнил я ее только потому, что меня предупредили, какое чудо к нам явится. Не удивляйтесь. Мы с этой школой субботники совместно проводили и на праздниках вместе гуляли. Поэтому меня про геморрой предупредили. И были правы. Сначала она начала так же интриговать в своем классе, а потом пришел к нашему старшекласснику друг, увидел эту Софью и рассказал, какие дела она вытворяла в их классе. Что тут началось. Ее чуть не избили. Но она себя выставила жертвой. Плакала. Стала рассказывать, что ее оболгали из-за того, что она некрасивая. Она же действительно некрасивая. Это еще мягко сказано. Поэтому ей поверили. Но интриги ее больше не удавались. Доучилась она спокойно и аттестат получила. Больше ничего сказать не могу.
Как мы не раскручивали директора на откровенность, он не повелся. Так и стоял на своем. А я вот печенкой чувствовала, что было там какое-то продолжение. Что от нас скрывает этот убеленный сединами человек? Кого выгораживает молчанием? Мы поняли, что больше ничего не услышим, и попрощались с директором. В машину шли молча. Такое фиаско мы не ожидали. Что стоило директору нам вообще соврать? Сказал бы, что вообще не помнит такую ученицу? Нет. Сначала признал, что помнит. А потом стал рассказывать, что ничего такого не было с этой Софьей. Странное поведение. В чем-то директор замешан? Или дорогие ему люди? Остаток дороги мы ехали молча. Никита смотрел на дорогу, а я думала. Мне достаточно того, что я узнала в лицее. И рассказ директора важен был для общей картины. Но теперь меня заинтересовало, что там могло быть такого, что директор словно воды в рот набрал? Просто любопытно…
Когда приехали домой, мама рассказала, что к нам приходила в гости Мария Ивановна. Она рассказала, что тетю Нюру выписали из больницы. Сотрясения мозга у нее не обнаружили. С ногой тоже вроде все нормально. Пострадавшая бабулька дома уже сидит. И даже выходит в огород на скамеечке посидеть. Услышав, что у Юрки сгорел самокат, радовалась тому, что он больше никого не собьет. Тому, что они погорели, огорчилась. Приходил к ней участковый. Спросил, будет ли она на хулигана писать заявление. Она отказалась. Сказала, что жизнь и так его наказала. Самоката-то больше нет. Хороший она человек. А главное, не злобный. И мстить не хочет недорослю, и родителей его жалеет…
Я пошла прогулять Грейса. Одна пошла. Хотелось подумать в тишине. Отпустила пса с поводка. Он стал носиться по лесу, как угорелый. Вдруг вижу, идет какая-то женщина. Я подозвала Грейса к себе. Он прибежал. Взяла его на поводок. Женщина в возрасте, но выглядит молодо, только походка выдает настоящий возраст. Решила, что это мать Марка куда-то идет. Уж не к сыночку ли в гости намылилась мадам?
— Руслана… — позвала ее тихо.
Она вздрогнула, а потом присмотрелась ко мне и решила подойти. Стоит и меня разглядывает. Думает, наверное, что я за зверь…
— Я так понимаю, что ты и есть жена хозяина магазинов?
— Правильно понимаете.
— И подозвала ты меня не для обмена любезностями?
— Верно.
— Итак, что тебе угодно?
— Поговорить.
— Давай поступим так. Сейчас мне некогда, а вот через час ждем тебя с сыном в доме Натана Львовича. Там и поговорим по душам.
— Почему не у вас?
— Быстро работает скамеечный телеграф. И адрес тебя бабки дали?
— Допустим.
— Все в мире меняется. Одни бабки как были любопытными, такими и остались. Не бабки, а всевидящее око.
— Это правда, — согласилась я, а самой смешно. Как точно она сказала.
— Значит, договорились? Через час в доме ювелира. Ждем.
— Хорошо. Приду.
— Пес у тебя хороший. Дорого стоит?
— Нисколько.
— Как это? Видно же, что породистый.
— На помойке подобрали. Добрые хозяева в мороз щенком выкинули.
— Как выкинули?
— К столбику привязали.
— Зимой? Он же замерз бы.
— Угу.
— Так ты еще и жалостливая? Давно таких не встречала. В основном люди нынче жестокие и жадные. Приходи, буду рада хоть одно человеческое лицо увидеть. А то в последнее время все больше свиные рыла попадались.
— Можно, я не одна приду?
— С мужем хочешь? Приходи…
Сказала и пошла своей дорогой. Я еще погуляла и пошла домой. Грейса передала Петьке. Никите рассказала про мой разговор с матерью Марка.
— Одна ты никуда не пойдешь.
— Я и не собиралась. Я с тобой пойду.
— Что она от тебя хочет?
— Наверное, понимания. Деньги у нее уже есть. Если не врет…
— Зачем ей твое понимание?
— Знаешь, человек может совершать хорошие и плохие поступки. Никто не идеален. За плохие она себя, наверное, сама казнит. У нас люди привыкли судить. И никто не пытается никого понять. А ей просто нужно понимание. Может, она с нашей помощью пытается получить прощение сына.
— Хорошо, если так.
Мы пошли в гости. Нас, правда, не совсем звали: я напросилась. Но это уже не важно. Мне интересно: Марк — сын ювелира или нет? Да и вообще много неясного. Я перед мужем умничала. А мне самой любопытно, что этой Руслане от меня надо. А ей что-то надо, к гадалке не ходи…
— Здравствуйте, — поздоровались мы с хозяевами.
— И вам не хворать, — ответила нам Руслана.
— Проходите, — это подал голос Марк.
Я огляделась. Когда я была в этом доме в последний раз, здесь было темно, как в старом склепе. Сейчас все окна приоткрыты и шторы отдернуты. Комната была светлой.
— Оглядываешься? Ты же здесь была, — Марк удивлен моей реакцией.
— Здесь тогда темень была. Просто непривычно как-то.
— На Натана это похоже. Сидел в своей темной норе, как старый крот… — прокомментировала Руслана.
— Как гном: золото свое сторожил, — это я вставила свои пять копеек.
— Не уберег, — засмеялся Марк.