Красное Рождество
Хедли вернулась в кресло, разноцветные гирлянды, обвязанные вокруг талии, снова удерживают ее. Несколько из них подгорели, когда я снова включила их в розетку. Видимо, вилка намокла, когда она каталась по снегу. Я не ожидал, что ее ударит током, но это стало приятным сюрпризом для нас обоих.
Слегка покачиваясь взад-вперед в кресле, я наблюдаю за Хедли, пока ее голова болтается из стороны в сторону. После того, как она ударилась головой о стену, была напоена молоком и печеньем, разбила стеклянное украшение и пережила удар током, Хедли на последнем издыхании. Но она оказалась таким чертовски стойким солдатом, продержавшись дольше, чем я думал. Я знал, что она понравилась мне не просто так.
Я перестаю качаться, когда слышу, как Хедли что-то бормочет. Наклонившись вперед, я приближаюсь к ее лицу, чтобы лучше слышать.
— Что такое, дорогая?
— Ты можешь... сказать... моему брату... что я люблю его? — говорит она между прерывистыми вдохами.
Проводя пальцами по ее лицу, я убираю несколько прядей слипшихся от крови волос, чтобы увидеть ее идеальные глаза.
— Прости меня, красавица. Ты знаешь, что я не могу этого сделать.
Удовлетворенный вздох вырывается из меня. Пришло время. Я думаю, она наконец-то смирилась с тем, что не уйдет отсюда живой. Я чувствую себя немного виноватым, что не позволил ей сказать несколько последних слов брату, но не хочу рисковать быть пойманным. Впереди еще слишком много рождественских праздников, чтобы я мог ими насладиться.
— Ты была милой, Хедли. Ты мне очень нравилась. Мне не хочется, чтобы это заканчивалось, но все когда-нибудь кончается, — сладко шепчу я ей, протягивая руку и беря то, что положил сюда не так давно.
Поднявшись на ноги, я обхожу ее стул и хватаюсь за спинку, отступая назад и опуская его, чтобы она легла на пол. Она изумленно вскидывает брови, когда ее ошарашенный взгляд фокусируется на мне. Глядя на нее сверху вниз, я улыбаюсь, поднося ржавый металл топора к краю ее лица.
Я провожу им по ее коже, по волосам, а затем по животу, огибая ее, пока не оказываюсь у ног. Хедли извивается, но безрезультатно. Она никуда не денется.
— Ты сбиваешь меня с толку, Хедли. Но я очень, очень рад, что смог поиграть с тобой в это Рождество.
Сделав глубокий вдох, я поднимаю топор над головой. Крики Хедли становятся неразборчивыми, и кровь капает с ее губ. М-м-м, вот чего я ждал.
Открыв глаза, я бросаю последний взгляд на свой живой подарок, прежде чем с размаху опустить тяжелое металлическое лезвие на ее грудь.
Она задыхается, не в силах больше кричать. Ее грудь дергается, когда я выдергиваю лезвие, липкая красная жидкость вытекает из зияющей раны. Медный запах ударяет мне в нос, и я тихо стону.
Да.
Я снова поднимаю топор, опускаю его на ее живот, затем снова на грудь, а затем перехожу к ногам и ступням.
К тому времени, когда я выдохся, каждый сантиметр ее тела уже имел удовольствие встретиться с острым концом топора. Глаза Хедли, не мигая, смотрят в потолок, лишенные жизни. На моем ковре вокруг ее тела лужа крови.
Бросив топор, я падаю на колени, склоняясь над ней.
Положив руки по обе стороны от ее головы, я смотрю на ее фарфоровое лицо. Я действительно верю, что мои мать и отец гордились бы мной.