Там исцеляются калеки,
О хромоте забыв навеки;
Туда совсем не долог путь,
Уже осталось мне чуть-чуть,
Но в этот миг умолкла дудка,
Закрылся вход - ни промежутка!
И стало пусто вдруг и жутко.
О, бедный Гамельн! Право, нелегко
В рай бюргеру войти, скорей верблюда
Протиснешь сквозь игольное ушко...
Напрасны все молитвы. Дело худо.
На север, запад, юг, восток,
Вдоль всех тропинок и дорог
Мэр шлет гонцов: - Сыщите крысолова!
Пусть просит выкупа любого,
Пусть забирает все добро,
Все золото и серебро,
И лишь детей вернет нам снова!
Когда ж последний к ним гонец
Ни с чем вернулся наконец,
То каждый стряпчий и писец
Поклялся исполнять приказ совета
И, выводя под грамотой число,
О чем бы дело там ни шло,
Писать: “Сие произошло
В такой-то год от памятного лета
Тысяча триста семьдесят шестого”.
И улицею Крысолова
Зовется с давней той поры
Последний путь пропавшей детворы.
На этой улице не смейте
Бить в барабан, играть на флейте,
Трактиры строить, пить вино -
Все это здесь запрещено.
Под Коппельбергом, у подножья,
Прочтите надпись на скале
И рассмотрите в церкви Божьей
Детей фигурки на стекле.
Еще скажу вам, что в чужой земле,
В гористой Трансильвании, есть племя,
Что нравом и обычаями всеми
Своим соседям явно не сродни:
Их предки здесь не жили искони,
Но в этот край пришли из подземелья,
Куда их силой чар, а может, зелья
Коварно заманили в оны дни
Из города в долине плодородной,
Где протекает Везер полноводный,
Но кто, зачем и как - не ведают они.