Уже иные? Стойте, я люблю вас…
Я помогла бы, если б ваши речи
Я больше поняла — в словах иль в звуках
Была их власть? Ну, что ж, я повторю
Их речь, коль надо! Но не изменяйтесь
Опять, и я найду ее легко
В моем уме, что преисполнен вами.
Наталья угрожала: будет вред,
Коль я скажу урок их до конца,
Но вред не вам, наверное, а мне.
Наталья мне сказала, что друзья
Желали вам добра, — но я не верю,
Заметив (это было странно видеть)
У каждого из них, таких различных,
Одну улыбку, что таким, как я,
А не мужчинам знающим пристала;
У ваших же друзей была она,
Слащавая улыбка самомненья,
Что мыслит подчинить себе весь мир
И сделать их сообщником Творца,
Поставщиком их аппетитов… Правда!
Мне назвали их вашими друзьями,
И это подтвердили все они,
Толпясь кругом, — и тощий англичанин
С кудрями светлыми вождем казался;
Он взял бумагу: «Вот, что надо нам, —
Сказал, доканчивая объясненье, —
Мистическое что-нибудь и долго
Вкус Юлия способное тревожить,
Очаровать его, чтоб в глубине,
Где сладость ищет он, нашел он — это!
Как в сердцевине яблока червя;
Червяк на кожице заметен сразу,
А этот — лишь когда язык и губы
Почувствуют внезапно омерзенье».
И он прочел, что заучила я:
«Любовь, не умирайте, я ведь ваша»…
Но, ах! Не эти ль самые слова
Сказали выл Как странно позабыть,
Что долго так учила! Это лучше?
Да, я художник, но плохой;
Скорее дьявол, чем святой,
И нет конца в моем мозгу
Тому, что сделать не могу!
Но жить зато умею я,
Любовь и ненависть там:
Так начиналась страсть моя.
Любви Долиной шел я, тих,
Чтоб мирно поселиться там,