Живут легко и мягко эти дамы,
А наш румянец удивлял бы прямо;
Храни же этих щек оттенок, близкий к снегу,
Патрицианских ног изысканную негу,
И мускулы пусть движутся всегда
С такою сдержанностью дивной, как тогда;
Ходи она, как я, по улице весенней,
Босая и открытые колени,
Как дали бы тогда возлюбленному свет
Девичий поцелуй, трепещущий ответ?
О, то не зависть, нет!
— О, нет! — Когда бы я имела право
Отказываться или выбирать,
Подумайте, могла ли б я желать
Любви, оковывающей лукаво?
Она связала бы все существо мое;
Мне все равно, терять иль получить ее!
Любовник холоден, жену не любит муж,
Любовь к родителям — вот верный путь для душ;
Под вечер мать и сын, прекрасной парой,
Беседуют на башне; почему ж
Не быть Луиджи мне? Приют их старый,
Для ящериц приют, всю зиму жив,
Там каждый рад и, друга посвятив
В свои мечты на Новый год, счастлив
(Я замечала, что по вечерам
Луиджи с матерью всегда сидят в аллее
У старой башни и болтают там,
Ясней любовников, но и друзей нежнее).
Пусть обо мне заботятся, хранят
Меня от зла, как в сказке говорят;
Пусть буду я Луиджи… Если б знать
Могла я моего отца иль мать!
Но, если уж сказать, одна любовь сильна:
То — Божья; надо мной что ж не взойдет она,
Как там, над Монсеньоровым челом,
Который в эту ночь благословляет дом,
Где мертвый брат его, а Бог благословит
Глаза, что светятся, и сердце, что дрожит
Любовью; я хотела бы стать им,
Священником любимым и святым!
Но что? Любви святой я приобщилась, ах!
Что в новогодних слышится стихах,
И разве смысл иной звучит в словах
Перед Богом все равны, узнай;
И, если Он вступает в рай,
Наш мир исполнен только Им,
И злой и добрый Им любим;
Мы куклы Бога; в этом свете