Письмо самому себе: Стихотворения и новеллы - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 7
Письмо самому себе: Стихотворения и новеллы - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 7
ПИСЬМО САМОМУ СЕБЕ(Нью-Йорк, 1983)
ПОЛЕТ
1. Плюс
Световой год – расстояние, которое
свет проходит в один земной год.
А еще биллион световых –И всё так же темно и пусто.Где-то сбоку померк и притихЗатуманенный звездный сгусток.Бесконечность: ее не понять –Так, как будто не сдвинулась с места.Вверх и вниз – как бездонная падь,И туман, как фата невесты.По магнитным полям, как рябь,Паутиною ткутся волокна.Точно вспахана зыбкая зябьИ открылись какие-то окна.Как река – но не плыть кораблямВ этих черных и гиблых затонах.Там по гибким магнитным полямХодят ангелы в белых хитонах.
2. Минус
…Сатана и все аггелы его…
Вот всё выше, всё глубже, всемирнейВ бесконечный высокий провал…– «А вот тут у нас живопырня! –Дежурный аггел сказал,Открывая вид на планету. –И другого названия нету!..»Ну, раз нету, так нету, так нету…А потом добавляет растроганно:«Ишь, какое кровавое месиво –Как на кухне сырой бёф-Строганофф!»Но пустое черно. Без дорог оно.И ни там его нет, и ни здесь его…
3. Нуль
Тяготение сжимает звезды до нуля до –
черных ям.
Звезды кругом погасила…Тянет железная силаВ черный водоворот –В жадный раскрытый рот.Точно упав с обрыва,Время свернулось криво:Было, сейчас – одно.Это – последнее дно.Всё угасает разом:Даже желание, разум.– Ах, не скользи по краямЧерных зазвездных ям!
НА МОТИВЫ БЛОКА
1. Город
Без конца, без конца мостовые –До утра будет этот кошмар…Смотрят мертвенно окна слепыеНа пустынный ночной тротуар.С криком город уснувший молю яМне отдать, что я в нем потерял.Горло в жалобу сжато больную,Я продрог, я смертельно устал.Ветер гонит меня исступленно.Я иду, задыхаюсь, бегу…И кричу фонарям я зеленым,Что я жить, что я жить не могу!Но лишь хлещется ветер безумноО дома неживые в ответДа на камни зловеще-бесшумноПрипадает испуганный свет.
2. Двойник
В эту ночь над осеннею грязьюНизким пологом шли облака.В эту ночь, оборвав наши связи,Я убил своего двойника.Он молил о пощаде и плакал,Я смеялся тихонько и ждал;И когда он качнулся во мраке,Я вонзил ему в сердце кинжал.Закричав, он свалился на плитыИ прижал мою руку к губам,И я понял тогда, что убитыйБыл такой же, как я, – был я сам.Но, на горло ему наступая,Я, свободный, жестокий, другой,Знал, что этой ценой покупаюДолгожданный холодный покой.Я смеялся над нашей борьбою;Но когда я взошел на крыльцо,Я опять увидал за собоюИскаженное мукой лицо.
АМЕБА
Спирогира – нитчатая водоросль.
Увеличение – х 250.
Живая слизь ползет через нитиИзумрудного леса спирогир.Не видя, не слыша, химическим наитиемВыпускает отростки в свой микромир.Малая капля зернистой слизи, ноГолод ее священно велик:Прозрачная инфузория до смерти зализана,И новую жертву лижет язык.И так без отдыха, сна, и без смертиЕшь, чтобы жить, и живешь, чтобы есть,Умножая себя в дробильной жертвеИ неся нам бессмертья благую весть.В мир беззащитный ползешь, многоногая,В мире растений первое «я».И вижу в тебе я далекое, многое –Человека и грозный закон бытия.
Мэри Юргенсон-Девернья
КРАСНЫЙ ТЮЛЬПАН
(Перевод с эстонского Б. Нарциссова)
Высокий, прямой,Красный, как пламя зари,С шелковым блеском своих лепестков,К солнцу он был обращен –Так, как сердце мое к любви.День так хорош был,Всё пело, блистало вокруг.Но вечер пришелСо слезами, с обманом, со тьмою,И цветок в темноте закрылся,Одинокий, холодный и гордый.– Сомни, раздави егоВ пальцах жестоких, –Ты его не заставишь открыться.Но утро придет,Будет утро с новой любовью,И тогда мой тюльпан откроется снова,И будет цвести он, и яркий, и страстный,Как пламя, как кровь, как заря.И так до вечера – смерти –Отдаст он всё, что имеет:Красоту и пламя душиДо конца, до последнего вздоха,До увядших последних листьев.Красный тюльпан,Сердце мое!
Мария Девернья
ДЕВУШКА С ПТИЦАМИ
(Перевод с французского Б. Нарциссова)
Миндаль чуть раскосых глазИ смоль пол платком волос,И на платье – птиц летящих экстазНа фоне цветных полос.Бежит по песку, и следы ее таютНа прибрежье у водных сверканий.И, от бега и ветра взлетая,Обезумели птицы на ткани.На скалу, запыхавшись, взбежалаИ бросилась вниз в набегающий блеск,И птицы на платье ее не сдержали:Был крыльев последний отчаянный всплеск.Так в пене исчезла. А птицыНа платье в зеленой волнеПытались еще выплывать, шевелиться,Как будто медузы на дне.1981
РАННЯЯ ПТИЦА
Это – летнею ночью бессонница,Но всё околдовано сном.Даже ветер не хочет, не тронется,И небо – прозрачным стеклом.Оно голубеет, но темное,С проколом острым звезды.И которую ночь, уж не помню я,Изнывают томно сады.А утро шагами котевьимиПодползает, чтоб быть наяву.Но месяц, гнездясь за деревьями,Серебром сочится в листву.И туман начинает дымиться,И, ветки крылом шевеля,Прозвенела уж ранняя птицаОсколками хрусталя.
ЖИЗНЬ
В огороде моем было тесно, но весело:Огуречная сила плетение свесилаИ кормила шмелей пустоцветами,А шмели изжужжались приветами.Мотылек вытворял пред капустницейПируэты и всякие всякости,Предвещая червячные пакости,А она-то, в кокетстве искусница,Мотыля приглашала на листья капустные –Для потомства в июле единственно вкусные.И морковки-свекровки со свеклами-ФекламиУпивались земными растворами теплыми,А укроп распушил золотистые зонтикиИ листочки свои, разрезные и тонкие,Где лишь можно ему, меж ботвою просовывал.И не ведали все, что им жизнь уготовала:То ли в суп, то ли в борщ, а не то во щи.И огромное доброе солнце-подсолнечникЯзыками блестящего желтого пламениРаспускалось по краю тихонечко с полночи,Благосклонно взирая на малые овощиИ шурша им шершаво-широкими дланями.
Вот и шипом, и паром, и горьким дымком,И гудком начинается этот рассказец:Там, у станции дачной сухим вечеркомВ темноте подползал паровоз-двоеглазец.Вылезали усталые, теплые дачники,Наслаждались прохладой, спешили домой,Паровозам подобно, курилы-табачникиПапиросой пыхтели в прохладе ночной.А вот в полдень к скрещенью являлся курьерский,Громыхал и визжал на тугих тормозах,И гудок у него был и зычный, и зверский,А потом он скорбел, что «зачах, чах-чах-чах!»,Из буфета несло аппетитным и жареным,Пассажирки же пахли дыханием роз.И от долгого бега горячий, распаренный,У перрона страдал от жары паровоз.
* * *
Навстречу нашему времени,В колеса бегущих годов,Я – слов приводные ремниНа быстрые шкивы мозгов!Нелегкое дело, товарищ,Ломать одиночества крепь,Из сердца и сердца свариватьСтальную гремучую цепь.И вот, я – настойчивый зодчий,И тот, кто вздувает меха, –Инженер, и – потный рабочий,Молотобоец в кузне стиха, –Я должен в словесном железеКовать, скрежетать и разжечь,Затем чтобы пламя поэзииПрорвало плавильную печь!
РИСУНОК САЛЬВАДОРА ДАЛИ
А на эту складскую платформу нельзя:Понаставлены часовые,Оттого что грызутся, по слизи скользя,Там бараньи желудки живые.Так блестят – точно кто-то в воде полоскал…Раскидались и вяло раздрябли.Но с глазами, с зубами в белесый оскал,Синеватые – видно, озябли.А свирепы: ползет и с коротким смешкомМорщит губы, весь слизью облизан.А другой – синеватым и плоским мешкомС парапета свисает, загрызай.Он сомкнул на провалах глазницОпахала печальных ресниц.
ВЗБУЛДЫБУЙ
Грязевые пруды, как бельма,По долине то здесь, то там.И учуем тяжелую прель мы,Подходя к прибрежным кустам.А придешь – большеногие птицыТут заманят тебя на песок.А песок-то – плывун, он струится,Засосёт у сизых осок.Но случайного путника ловитИ в зловонный дурман берет,И в трясине могилу готовитТам же серый водоурод.А живущий в глуби бездонной,Удоволен, из серных струй,Точно выбросив круглый буй,На белесые глади лагуны,Взбулькнув, вынырнет Взбулдыбуй.
КОШКА
Бархатным зверь припадает на лапы.Бархатный зверь – прыжком – мышь…Разум! Ты звезды, как кошка, цапаешь –Что жес тобой?– Ты дрожишь?Космос, гиперболы, числа и боги –Всё тебе надо в мире схватить!Что же полос какой-то тревогиМучит тебя на пути?Вот, наконец, решенье задачи,Образ, который мучил всегда:Мрак, и кто-то когтями схвачен, –В этом прошли года.Есть за тобою охота, охотник.Знай: ты сам себе враг.Мягкой, кошачьей поступью ходитСпрятанный в свете мрак.
ЧТО БЫЛО НОЧЬЮ
…пыльные музыри…
«Отрицательный мир», Б.Н.
Он проснулся до трех и уж знал, что опасно,Но что надо по дому пойти посмотреть…И со сна он расслышал, что шепчут безгласноШкаф и стулья, что надо ему умереть.Тишина оказалась тягуче-зловещей,Против воли его незаметно таща;Но, впотьмах совещаясь и скрипом треща,На него озверело набросились вещи.Он от них в антимир, в зазеркалье, за доски,Но и там на него озверялись наброски.
ГРОБОСКОП
Жил да был Иван Иваныч,
Иногда крестился на ночь…
Игорь Чиннов
Аггелята играли – крутилиСтробоскоп, а у них – «гробоскоп»:На вертушке-цилиндре картинки,А вертушка в коробке с окошком, –Поверни, запусти, а картинки и ходят.Ну, так вот, аггелята в игрушкеУмирали Ивана Иваныча:Вот смешно – он сперва шевелился,А потом и совсем перестал.Ну, игра так игра, а вот за ночьНеожиданно выкинул номерЭтот самый Иван-то Иваныч:В самом деле он взял да и помер.
ЛУННАЯ ПАМЯТЬ
Галине Грабовской
Облетают они, улетают…Это листья, а может быть – дни.И туманами в памяти тают, –Так вот мы остаемся одни.Забываем, теряем, теряемМы дороги, года, имена…Вечерами над облачным краемНам безжизненно светит луна,Одинокое солнце больноеОдиноких бессонных ночей.Пусть. Но в памяти лунной на дно яОпускаюсь, забытый, ничей.
ПОСЛЕДНЯЯ ЧЕТВЕРТЬ
Последняя четверть – для неживых.
Месяц давно уж пошел на ущерб.Светит над лесом из облака серп.В ветках холодных безлистого лесаСветит упорно, неярко, белесо.В душу мне лезет настойчивый свет.Он говорит мне: «Не надо» и «Нет!».Месяц ущербный – для тех, кто оттудаХочет возврата телесного чуда.Сонную душу сосет, как вампир,Месяц и тянет в ущербленный мир.Холодны страшные глуби пространства.Время окончено. Есть – постоянство.
СКУЧНЫЕ СТИХИ
То ночь, то день. На черно-белых
Полях борьба – за ходом ход…
«Шахматы», Б.Н.
Из уже приотворенной двериХолодит, холодит сквозняком,И от этого легче потериИ не страшно следить за песком –За песком утекающих дней…Дни становятся всё холодней,И длиннее бессонные ночи,И зазвездные сроки короче.Да, потери оставили метки,Но игру дотянул я свою:На доске только серые клетки –Значит, сыграно с жизнью вничью.Очень долог был пройденный путь:Вот и надо теперь отдохнуть,Оттого что одно лишь осталось –Точно камень тяжелый – усталость.
КОТ
Аще забуду та, Иерусалиме,
Забвенна буди десница моя…
Псалом 137
Кота обидели: в коробкуВпихнув, забрали в страшный дом.И ходит кот вдоль стен, и робкоОн бьет обиженным хвостом.И он с тоской в углы мяучит,С надеждой лезет под кровать,И непщеваньем он мя учитЗабвенное не забывать.И вот во мне две строчки будитЕго хвостатая тоска:«Когда душа тебя забудет,Забвенна будь моя рука…»Уездный городок, Россия…Берет за сердце без хвостаЖелезной хваткой ностальгияМеня, двуногого кота.
ЯНТАРЬ
(На мотивы А. Раннита)
Ветер и волны взметнулись, вскричали…Это во мне угасали печали.Нету в груди моей больше теснений,Знаю, что скоро расслышу я пенье.Ветер кричит, возглашает во здравие,Камешки катит по жесткому гравию.Дико бросает на берег он пену…Ах, посмотри! Опустись на колено:Золотом светят янтарные зерна,Подняты ветром из пропасти черной.Вот и во мне всколыхнул он глубины.Точно ударял крылом он орлиным.Хлещет до боли в лицо мне порывом.Так и стою я с молитвой надрывной:Выплесни,дай мне со дна многопенноМузыку слов янтарем драгоценным!Вот,совершилось! Но я не страдаю:Божья волна! В твою ночь я впадаю!
РАЗГОВОР О ПОТЕРЕ
Должно быть, плохо я стихи писал
И вас неправедно просил у Бога.
Н. Гумилев
Потеря: это означает – нет,Что больше нет, что всё исчезло…– И только звук, и только след,Живущий в памяти облезлой.Да, о тебе известий нет:Я думаю, что умерла ты.И лучше так. Шестнадцать лет.Влюбленность детская когда-то.Ну да – тебя я потерял –По «независящим причинам».Когда идет девятый вал,Естественно терять всё чинно.Причин всегда бывает много,Но если докопать до дна,То всех действительней одна:«Неправедно просить у Бога».Вот тенор в опере поет:«Пусть неудачник плачет…»Я сделал как-то глупый ход,Но это ничего не значит.Безвыигрышных лотерейПорядок неизменно вечен:Тяни билетик поскорей, –И проигрыш нам обеспечен.Мой проигрыш не так уж плох.Моя небывшая подруга:Мы были бы – ох, видит Бог, –Увы, несчастьем друг для друга!Во время наших кратких встречДве наших воли фехтовали;Твоя – негибкая, как меч,Моя – флоретта гибкой стали.И все-таки… Мы все-такиВ плену своих совсем ненужныхЖеланий, – да, мы простаки,Вернуть «вчера» хотим натужно.– К чему набор неловких строфИ все вот эти рассужденья?Достаточно плохих стиховНасочинял на этот денья…А вот к чему: приходит ночь,И с ней жестокость сновидений:Тебя нашел: «Уедем прочь!»Молчишь в ответ… Мы по ступенямИдем к каким-то поездам.Ты вот сейчас за этой дверью.И нет тебя. И по утрам –В стократ отчаянье потери.
МУЗЫКА
Концерт
Над оркестром – пущенной в ход машиной,Блестящей и смазанной хорошо, –Одичав, метался маэстро, одержимыйЧьей-то страшной и хладной душой.Над оркестром, бесформенный и текучий,Колыхался композитор-вампир,В дирижера вселялся и скрипки мучил,Предвкушая обильный и сладкий пир.Судорогой рук и скачками темповТоропил прорыва упругий бурун,Рыча сквозь медные горла инструментовГолосовыми связками струн.И когда наконец упырь-композитор,Расширив несуществующие глаза,За столб пограничный, за черный пюпитрНевидимым облаком вылился в залИ сердце сидящего в кресле потрогалГобоя нежной губой,Уступом взбежал до затылка восторгаХолодный и страшный прибой.
ANDANTE CANTABILE
Два голоса
здесь –Ты мне не можешь отвечать.Что пользы в этом позднем разговоре?Наложена тяжелая печатьНа дверь к тебе, и двери – на запоре.там –В лунном и синем потокеГолос мой ищет тебя.Где ты, бездумно-жестокий? –– Всё я простила, любя…здесь –Я здесь с обломанной душой,Как листья, дни последние роняю.Закроют скоро мне мой счет большой,Но горький счет к тебе я сохраняю.там –Милый! Разорваны списки,Все уплатились долги!О мой далекий и близкий,Больше себе ты не лги!
МОИМ УЧИТЕЛЯМ СЕРЕЬРЯНОГО ВЕКА
1. Орхидея
И, тая в глазах злое торжество,
Женщина в углу слушала его.
Н. Гумилев
Я когда-то был кошкой, большой и пятнистой,С золотыми топазами чуть прищуренных глаз.Как змея, я скользил между шепчущих листьевИ с удавом древесным я сражался не раз.В том лесу, где я жил, рос цветок ядовитый.И ему поклонялись дикари той страны,Потому что он страшен был, с пастью открытой.Из которой сочились капли яда — слюны.После влажного полдня томилось всё, млея.И,в растеньях ползучих свернувшись в клубок,Я был точно цветок этой злой орхидея,В черно-бархатных пятнах золотистый цветок.Я такой ж теперь, осторожный и хищный,И чужой посреди мне враждебных людей.Но душа обреченно опять ее ищет –Орхидею-пантеру среди орхидей.
2
Слухом невольно ловлю
Лепет зеркального лона.
К. Бальмонт
Кто-то таинственный в беломНачал певучий рассказ:«В сумрак ты смотришь несмелоВзглядом невидящих глаз.Нежно струится дрожаньеТонких невидимых струн.На пол легли от геранейТени неведомых рун.Выйди и встань обнаженной,Сдайся томлению грез:Слышишь – целую влюбленноЛунное золото кос».Месяц прозрачный и белыйПристально смотрит и ждет.В сумраке спальни несмелоКто-то навстречу идет.
3
Ты оденешь меня в серебро.
И, когда я умру…
А. Блок
«В этот яростный сон наявуОпрокинусь я мертвым лицом…»– Но ведь это обман, что живу:Я смотрюсь в зеркала мертвецом.Вот, когда-то подругу любил…Но любовь не нужна мертвецу.Снежный холод концами зубилПодбирается к сердцу, к лицу.Над снегами морщинистый шар:Багровеет небесный Пьерро.Вот и всё: холодящий угар,И насквозь в волосах серебро.
4
Рассыпался чертог из янтаря…
И. Бунин
«Рассыпался чертог из янтаря…»С берез летят последние дукаты.Закат тускнеет, медленно горя,Стволы чернеют в золоте заката.Но скоро ночь: колючий проблеск звездИ сине-черного Ничто отрава.И угасает, величав и прост,Закат – последние минуты славы.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Я в наш дом возвратился совсем уж ночью:Дом был пуст и незаперт – покинут(Был за городом где-то: большие участки).Иногда только в нем где-то в комнатах дальнихПоявлялся отец мой (давно уж покойный).Он был очень, и тоже как я, озабочен:Между нашим и домом соседаНа свободном участке вулкан вдруг прорвался,Небольшой, но дошел до вторых этажей.Все, конечно, боялись, что треснет земляИ весь пригород лавой зальется,И поэтому всё было пусто.Только кот полосатый остался,Почему-то со страхом меня избегая,И, что хуже всего, сам не мог разобрать я,Что живой или мертвый хожу сам в потемках.
ДВОЙНИКИ
Памяти Сергея Михайловича Третьякова
и Бориса Анатольевича Нарциссова
Видали ль вы портретных двойников?– Не идентичных близнецов обычных,А совершенно посторонних, разных лет?Я встретил раз таких, – и никакой ошибки:Один – студент; мы вместе были в Тарту.Другого – встретил на войне случайно.Так говорится, что у идентичныхСудьба, болезни, смерть – все те же.А как у этих, – у «вторых изданий»?Я думаю, что там судьба сложнее.Попробую в стихах здесь рассказатьПро собственных – увы! ушедшихНе двойников, а уж скорее тройку.Конец двадцатых. Сонный Дерпт,Академический эстонский Тарту.А там поэты: Цех Поэтов,И все в очках, и все – Борисы.Один – весьма потом известный Вильде(Расстрелян немцами в Париже);И неизвестный Тагго-Новосадов(Замучен после в ГПУ);И ваш покорный – чудом уцелевший.И ментор старший наш:Борис Васильич Правдин,Доцент, поэт, эстет и шахматист.Писал стихи:«Мой пояс стоит два таланта серебра.Я дочь верховного иерофанта Аммона-Ра…»Был в дружбе с Северянином, и ЛарионовПроездом у него гостил:Потом оригинал «МужчиныС усами» на стене висел.Абстрактная картина – из цветных кусочков.«Усы – вот тут!» – и Ларионов трубкойВ два маленьких кусочка ткнул,А цвета – что-то вроде шоколада.Так вот, в числе своих других знакомыхБорис Васильич Третьякова знал,Точней: в гимназии учился с ним.И все мне говорил он, что СережуЯ точно повторял и голосом, и видом, –Двойник, лет на пятнадцать запоздавший!Сергей Михайлыч! Старший мой двойник!– «Рычи, Китай!» – и прочая агитка…Вы были на неправой стороне.Вы послужили злу, а злоВсё тем же платит – тоже злом.Что думали вы в час последний,Когда вели вас на расстрел?Какие мыслеграммы слали?А через много, много лет,Уже совсем за океаном,(Вторым по счету для меня),Мне мастер шахмат Браиловский говорил:– «Давненько с вами, Анатольич, не видались:Вот с Гатчины в семнадцатом году!А как же – вместе юнкерами были,И вы не очень изменились!Ведь вас зовут Борис Нарциссов?..»Ну, да, зовут. Ну, да, и Анатольич.Ну, да, и юнкером я был,Но только в Таллинне, в казармах ТоньдиИ этак лет пятнадцать позже.Опять двойник: кузен двунадесятый.Что стало с ним? Не вовремя наделОн золото погон заветных:Последние минуты пред атакой,Иль самосуд, иль Бела Кун в Крыму…Я думаю – недолго был я с двойниками,Я, – как-то чудом уцелевший.А как же с общею судьбою –Как верят – идентичных близнецов?Как будто тройники такиеСлучайны и не связаны ничем…А отчего во снах бывал я обреченным?А отчего стихи мои такие?– Не вы ли, двойники, мне вести слалиСвоим томлением предсмертным?И я за вас впитал паучий ужасПрекрасной, но жестокой жизни?Я пробовал шутить: не получалось.«Ну вот, пишите о любви» –Мне как-то барышня сказала.Ответил ей неловко я:«Любовь с поэзией в союзеМне, видимо, не суждена:Моей приличествует музеКладбище, ужас и луна».Спросить бы двойников: уж не они лиМне мыслеграммы шлют?..