Когда в десять тридцать я пришёл домой, дядюшка Эм отсутствовал, но на столе обнаружилась записка, прислонённая стоймя к точилке для карандашей. «Эд, — значилось в ней, — если по счастливой случайности ты освободишься раньше, то найдёшь меня на углу».
«На углу» означало — в пивбаре у Гими. Вновь спустившись на улицу, я направился в пивную. Дядюшка Эм восседал у конца буфетной стойки, занятый жарким спором по поводу игры бейсбольной команды «Чикаго Кабз». Увидев меня, он шутливо выпучил глаза, будто не может им поверить, затем распрощался со своими приятелями-спорщиками и подошел к моему столику (тем временем я заказал для нас обоих по кружке пива).
— Ну, малыш? — спросил он.
— Порядок, — ответил я. — Вводную получил исчерпывающую. Я справлюсь.
— В чём же там дело заключается?
— Это-то от меня и требуется выяснить. Нет, серьёзно, тут невозможно будет дать маху. Мне даже не придётся лгать — кто я и чего мне надо.
— Это радует. Но у тебя будут ещё два послабления. Во-первых, завтра можешь спать допоздна: я позвонил на вокзал и выяснил, что самый ранний поезд до Тремонта отправляется лишь в десять тридцать три, с Юнион-Стэйшн.
— А второе послабление?
— Это названьице, Тремонт, всё не давало мне покоя с той самой минуты, как Бен при нас упомянул его. Наконец я вспомнил. Кое-кого я там знаю.
— Женщину, держу пари, — не удержался я.
— Но не в этом смысле. Ведь она… ей, чёрт возьми, должно стукнуть уже шестьдесят, не меньше. Она была женой держателя небольшой ярмарки, на которой я подвизался несколько сезонов; пару лет назад это было. Каролина Бемисс. Когда её муж помер, она оставила ярмарочные заботы и приобрела в Тремонте еженедельную газету. Если она всё ещё заведует ею, то… Видишь ли, в городке таких размеров редактор местной газеты знает всё обо всех. От неё ты многое почерпнёшь.
— Я к ней наведаюсь, — пообещал я. — Тебя-то она хоть вспомнит?
— Конечно. Реальная подруга. Я виделся с ней пару лет назад, когда ярмарка, в которой я принимал участие в том году, в течение трёх дней проходила в Тремонте. Единственный раз, когда я побывал в этом городишке — и всё, что запомнил о нём, так это дождь, который лил все три дня кряду. — Дядюшка хмыкнул. — Ну, как, поладил с нашей клиенткой?
— Вполне. Никаких недомолвок, всё основательно и по-деловому. Акула бизнеса?
— Не знаю, Эд… Впрочем, я же шутил. А её я видал только раз, мельком в конторе Старлока.
— И какую же работу она поручает агентству?
— Продавцов своих контролировать — тащат они или не тащат. Она управляет сетью из дюжины магазинов одежды, из которых восемь здесь в Чикаго, остальные в Милуоки, Спрингфилде, Гэри и Сент-Луисе. Изрядная бизнесменша, я бы сказал.
— Ещё по пиву и домой?
— Верно, Эд, ещё по пиву.
Мы заказали, а потом покинули пивную. Это не звучит прелюдией к кошмару помешанного, верно?
Утром дядюшка Эм перезавёл для меня будильник, после того как сам поднялся в семь, и я проспал до девяти. Ехал я поездом в десять тридцать три, отчего у меня появлялось лишнее время. Мне пришлось прождать час, чтобы пересесть на поезд в Стрейтор, и до Тремонта я добрался лишь к трём часам. Номер в Тремонт-Хаусе я снял в точности за предсказанные Старлоком три доллара в день. Пообчистившись от путешествия по железной дороге, я был готов приступить к работе.
Сперва я набрал номер Стивена Эмори.
Объяснив ему, кто я и что мне нужно, я спросил, когда мы могли бы встретиться.
— Сейчас я ухожу, мистер Хантер, — ответил мне Эмори. — Еду в Дартаун по весьма важному дело, которое не могу отложить. Завтра утром вам не подойдёт?
— Лучше бы всё же сегодня вечером, если вы планируете к вечеру вернуться.
— Что ж… Если девять вечера для вас не слишком поздно, то приходите. Обещаю к этому времени быть.
— Вот и прекрасно.
Эмори растолковал мне, как добраться до его дома и добавил, что если мне случится прибыть раньше, чем он вернётся, то ничего страшного, поскольку Рэнди Барнетт — тот человек, что на него работает, — будет на месте и впустит меня подождать.
Я набрал номер единственной найденной в телефонном справочнике газеты и спросил миссис Каролину Бемисс. Её не оказалось в городе, и ждали её только завтра.
Спустившись вниз к стойке администратора, я спросил дежурившего там человека, есть ли в Тремонте что-нибудь вроде Торговой палаты или же Ассоциации по поддержке прав потребителей. Служащий ответил, что Торговая палата есть, но у неё нет постоянной конторы; что это просто кружок торговцев и предпринимателей, проводящих встречи раз в две недели, а единственным сотрудником на жаловании является секретарь, ведущий протоколы таких собраний.
Объяснив всё это, служащий усмехнулся.
— А секретаря вам не нужно искать далеко, — объявил он. — Это я и есть.
Тут некто подошёл забрать свою почту; служащий отдал её ему и вновь обратился ко мне.
— Меня зовут Сет Паркинсон, мистер Хантер. Могу я для вас что-нибудь сделать? То есть, как секретарь Торговой палаты?
Показав ему своё удостоверение от агентства Старлока, я объяснил, что меня интересует всё, что он может рассказать мне о Стивене Эмори.
— Кредитоспособность в порядке, — начал Сет. — Уважаемый гражданин. Белыми рабынями не торгует, в сбыте наркотиков не замечен. А что, собственно, вы хотите знать?
— Да, в общем, что он за человек, как держит себя в обществе, что ест на завтрак и нет ли у него… как бы выразиться — завихрений в мозгах?
Паркинсон поглядел на меня, размышляя.
— Не знаю, что он ест на завтрак. Лучше всех это должен знать Рэнди Барнетт, который с ним живёт и на него работает.
— Впрочем, это мне, может быть, и ни к чему, — успокоил я Паркинсона.
Слегка наклонившись вперёд, Паркинсон опёрся о свой прилавок локтями.
— Кое-кто в Чикаго намеревается сделать вложение в его Марсианское радио? — спросил он. — Ради этого вы проводите расследование?
— Именно, — подтвердил я.
— Выражаясь по существу, вам нужно выяснить, не является ли Эмори слегка сумасшедшим, так?
— В общем, можно сказать, что так, — согласился я. — А он и впрямь — того?
— Видите ли, ещё месяц назад я сказал бы, что он нормальный, за исключением одного идиотского случая. Ну и помимо того факта, разумеется, что он всегда — с тех пор как умерла его жена — живёт один, с Рэнди Барнеттом, не имеет друзей и ведёт себя как настоящий отшельник.
— А что там был за идиотский случай — в том месяце?
— Он с ног сбился, вытаскивая Рэнди из тюрьмы, после того как сам же туда его и засадил.
— Я об этом не знал, — признался я. — А что произошло?
— Пару лет назад Рэнди стащил у него деньги. Примерно три сотни долларов. Он заявил потом, что поступил так потому, что то были его процентные отчисления за какую-то работу, в которой он помогал Эмори, но, как бы то ни было, кража была налицо. Эмори поднял хай, подал заявление и засадил Рэнди в тюрьму; Рэнди мог просидеть от трёх до пяти лет. Однако стоило Рэнди оказаться за решёткой, как Эмори переменил намерение и развил деятельность с целью добиться его выхода на свободу. Потратил триста долларов, не меньше. Шесть месяцев только этим и занимался, вытащил-таки и вновь нанял на работу.
Я подождал, не скажет ли Паркинсон чего-нибудь ещё, но продолжения не последовало. Тот просто пялился на меня, словно бы чего-то ожидая, а потому я проговорил:
— Ну и что тут идиотского? Злость выдохлась, настроение сменилось. Карты ему в руки.
Паркинсон посмотрел на меня так, как будто бы я вздумал пооригинальничать, но я взирал на него как ни в чём не бывало. Хотя смотреть особо было не на что. Лет тридцать-тридцать пять, длинное лошадиное лицо и песочного цвета волосы, некоторым образом заставляющие вспомнить о конской гриве, несмотря даже на то, что были расчётливо подстрижены. А к лошадям я никогда не питал особой любви.
Но тут я вспомнил, что выяснил только об одном из двух заявленных обстоятельств помрачения рассудка Стивена Эмори, а потому спросил Паркинсона, каково второе.
— Ну, это… А его межпланетное радио!
— И что с этим радио?
— Что с радио? — Вновь он одарил меня таким взглядом, как будто я, вместе со Стивеном Эмори, не совсем ещё очухался, только-только сбежав под крышу от проливного дождя. Он-то начал сплетничать со мною как с равным! И всё же Паркинсон на минуту задумался.
— Ну… если кто-то утверждает, что поймал в радиоприёмнике Марс…
— А он это утверждает? — полюбопытствовал я. — Насколько я понял, Эмори принял направленные сигналы, косо идущие откуда-то сверху; но ведь они могли быть посланы из не столь удалённого места, отразиться от слоя Хевисайда и попасть на его антенну именно под таким углом. По существу, если они приходят всякий раз под одним и тем же углом, то это доказывает, что они не имеют инопланетного происхождения: планеты по отношению к Земле не остаются неподвижными.
— Он тоже так утверждает. А почему тогда вчера он появился в городе, чтобы купить небесную сферу, и взял в библиотеке книги по астрономии?
— Да ну?
— Вот как! Три магазина обошёл, понимаете? — а также поспрашивал на складе «Клотца», что у них есть по астрономии. Ничего он нигде не купил; у них была всего одна книга и не та, что ему нужна, но в библиотеке нашлось пять книг, три из которых он взял на абонемент. Не говорит ли это о том, что его сигналы не отражались ни от какого слоя?
— Это было вчера? — спросил я. Мне пришло в голову, что письмо к Жюстине Хаберман, раз она получила его вчера утром, было написано позавчера, в понедельник.
— Да, это было вчера.
Я вынул сигарету и, думая о своём, раскурил её. Вид у Паркинсона был такой, словно он готов был в любую секунду заржать.
— Вот вы упомянули Марс, — проговорил я. — Это — так, навскидку, либо сам Эмори упоминал его? Ведь даже если вещание шло откуда-то извне, оно могло быть и с Венеры, и с Сатурна — или с Проксимы Центавра, если на то пошло.
Паркинсон вновь с таинственным видом перегнулся через стойку.
— Нет, Эмори не называл Марса. Но говорил ли он вам, что это были за сигналы?
— Нет. Я с ним ещё не разговаривал.
— Так вот: то были щелчки, короткие импульсы. Всякий раз, как он их принимал — по четыре раза.
— И что? — спросил я.
— Не понимаете? По четыре раза. А Марс ведь четвёртая планета. Допустим, что Марс обитаем, и его обитатели пытаются послать нам сигнал; так разве не таков будет самый простейший сигнал, который они пошлют? Для того, чтобы мы сразу распознали, откуда он пришёл к нам?
Я проговорил, весьма осторожно:
— Звучит здраво. Но это ваша мысль, или мысль Эмори?
— Моя, — с гордостью отвечал Паркинсон.
Далее у меня было целых десять секунд, чтобы сообразить, что на это ответить. Ответ вышел не блестящий. Вот какой:
— О! Что ж, спасибо.
Произнёс я это и пошёл из вестибюля на улицу.
Тремонт — городок, расположенный вдоль главной улицы; его деловой район занимает пять кварталов продольно. Я прошагал их все в западном направлении, пока впереди не показался частный сектор; тогда я пересёк улицу и двинулся обратно — на восток по другой стороне, имея у себя за спиной заходящее солнце, а впереди — собственную всё удлиняющуюся тень.
Специально я ничего не искал, просто нужно было получить чувство места. Не то чтобы это всерьёз могло что-то значить, но мне не хотелось, чтобы после разговора с этим секретарём Торговой палаты у меня сложилось какое-то предвзятое мнение.
Я миновал редакцию газеты «Тремонтский представитель» и отметил про себя, ради возможных нужд, её месторасположение.
Несколькими дверями далее я увидел вывеску, извещавшую, что здесь находится публичная библиотека. Её я тоже не искал специально, но у меня появилась одна мысль, и я завернул туда.
Почти сразу же за дверью я наткнулся на столик библиотекаря, за которым сидела молодая девушка. Было там, конечно, кое-что и помимо неё — полки с книгами, тучная женщина, читающая за одним из столов, двое детей у полок поодаль, но всё, что я заметил, едва успев войти, так это ту девушку за столом библиотекаря.
Не могу сказать определённо, что в ней было такого. Миловидна, но таких я и раньше встречал. Волосы, чёрные словно пиковый туз, и молочно-белая кожа, даже белее молока по контрасту с гагатом волос. Простое платье из крашеной пряжи в клетку, но сидело оно каким-то таким образом, что у вас не оставалось сомнений: под ним — нечто божественное. Возраст ей можно было приписать любой в промежутке от восемнадцати до двадцати пяти. В общем, не знаю, что в ней было такого, но когда я вошёл и она подняла глаза, а наши взгляды встретились, я почувствовал внезапную слабость в коленях.
Не хочу называть это любовью с первого взгляда, даже если таковая и существует, и не имею в виду её чисто сексуальную привлекательность. Было, конечно, немного и того и другого, плюс большое количество чего-то ещё, что не имеет названия, по крайней мере известного мне.
Я замер у стола и на три секунды напрочь забыл, зачем это мне понадобилось заходить в библиотеку. Всё, что шло мне в голову, так это сожаление, что в городе мне осталось быть лишь каких-то два дня.
Наконец я овладел речью и смог задать вопрос, где стоят книги по радио.
— Их совсем немного, — ответила девушка. — Я вам покажу.
Именно на это я и рассчитывал. К несчастью, ей не понадобилось делать и пяти шагов, так что прогулялись мы недалеко.
Она указала на одну книгу, затем, через десяток томов, на другую и произнесла:
— От сих до сих. Всё это здесь.
— Премного благодарен, — ответил я.
Она направилась назад к своему столу, я же проводил её взглядом, не забыв в последнюю секунду скоренько повернуть голову к книгам, пока она не оглянулась и не подметила, что я её разглядываю. Я взял с полки книгу, раскрыл её и попытался решить, что мне делать дальше. Ответ быстро нашёлся: нужно взять книгу на абонемент.
Я внимательнее присмотрелся к книге в своих руках; то была «Жизнь термитов» Метерлинка. Я поставил её на место и просмотрел названия той дюжины томов, на которые указала мне девушка. Один из них, выглядевший новее прочих, я снял с полки, быстро просмотрел и решил, что это то, что мне нужно.
Отнеся книгу к столу, я сказал:
— Меня зовут Эд Хантер; я остановился в Тремонт-Хаусе, через улицу, всего на пару дней. Если можно, я хотел бы взять эту книгу. Полагаю, что, поскольку я приезжий, мне позволят унести её с собой только под залог? — Тут я достал бумажник. — Верно?
— Думаю, вам нужно дождаться возвращения мисс Уиллис, — ответила девушка. — Я не библиотекарь. Она вынуждена была отлучиться в город, и я согласилась подежурить здесь несколько минут. Если у вас уже оформлен абонемент, я впишу вам туда книгу, если же…
— Так она придёт через пару минут?
Девушка кивнула.
— Тогда я подожду, — сказал я и — в общем-то, едва ли даже осознавая свои действия — расположился поудобнее, облокотясь о стол. — Не сочтите за вольность с моей стороны, но как вас зовут? Если бы мне довелось пожить здесь подольше, я бы это постепенно узнал, но у меня всего лишь два дня… — Я печально покачал головой.
— Странствующий торговец, полагаю. — Нет, она не дала мне своего имени, но и не выглядела сердитой — скорее, потешалась. Это уже было что-то.
— Частный детектив, — поправил я, наслаждаясь ожидаемым впечатлением. Но не долго: её взгляд меня разочаровал. — Да я не шучу! — пришлось мне торопливо добавить. — Я, возможно, и не похож на частного детектива, но не забывайте же, что детективам и не следует быть на них похожими! Я работаю на агентство Старлока в Чикаго.
— Честно? — Девушка выглядела заинтересованной.
— Документальное свидетельство, — заверил я и предъявил ей своё удостоверение.
Она взяла посмотреть.
— И вы здесь по делу? — спросила она, возвращая мне удостоверение.
Я приложил палец к губам и склонился к ней поближе для шёпота.
— Я расследую деятельность ФБР. Оно подозревается в подрывной деятельности. Могу я кое-что у вас об этом спросить?
— Давайте, — улыбнулась она.
— Во-первых, как вас зовут?
На это она рассмеялась, этаким милым смехом. Правда, тут же ответила:
— Кингмэн. Молли Кингмэн.
— Чудесное имя, — заверил я. — Но вернёмся к предмету моего расследования… Вы знаете кого-нибудь из ФБР?
— Боюсь, нет.
— Тогда чего вы боитесь?
Ну она и расхохоталась! Я был на верном пути и продолжал:
— Возможно, я тороплю события, но ваша библиотекарша, вероятно, придёт с минуты на минуту, и вы растаете как в тумане. Моё расследование деятельности ФБР оставляет мне свободы почти до самого вечера. Свободы и скуки в незнакомом городе. Не согласитесь ли поужинать со мной? С одним-двумя стаканчиками аперитива — просто, чтобы скоротать вечер?
— Скорее всего, я не смогу. Мне очень жаль. — Взгляд девушки переместился к окну за моей спиной. — Но вот и мисс Уиллис. — И она встала из-за стола.
— Но… Где тогда мы сможем встретиться? — заторопился я.
— Я буду здесь завтра, часам к трём, если вам действительно захочется меня видеть. Мисс Уиллис назначено к стоматологу, и я обещала ей… Привет, Дороти. Этот человек хочет завести новый абонемент. Пришлось мне попросить его дождаться тебя.
И, препоручив меня мисс Уиллис, Молли Кингмэн удалилась. Мне не удалось проводить её взглядом достаточно долго.
Я договорился с библиотекаршей — оставил ей в залог стоимость книги, и мне разрешили взять книгу с собой. Я принёс её к себе, в номер располагавшегося через улицу Тремонт-Хауса. Над этой книгой, посвящённой проблемам радиопередачи, я просидел почти до семи часов вечера, пробегая некоторые главы и задерживаясь на других, освежая в памяти то немногое, что знал о радио прежде, а также набираясь там и сям новых фактов.
Много мне не удалось почерпнуть: личико Молли Кингмэн затмевало всё. Два дня, чёрт возьми, мысленно возмущался я; почему она не встретилась мне в Чикаго, а только здесь, за сто миль? И ведь говорил мне внутренний голос, что лучше уж больше и не видаться с ней, чем лезть из кожи вон, чтобы поспеть на встречу в библиотеку завтра в три. И всё-таки я там буду!
Я спустился в вестибюль, неся книгу с собой, чтобы почитать ещё немного во время еды. Куда там! — я забросил чтение и предался размышлениям, поедая рубленый бифштекс в ресторанчике по соседству с гостиницей. Ведь мне следовало выработать нечто вроде сценария предстоящего разговора со Стивеном Эмори; а я не вполне ещё разобрался, как к нему подступиться. Какой вопрос задать ему вторым, полностью зависело от его ответа на мой первый вопрос.
Когда я закончил ужинать, было четверть восьмого; стемнело. Пора было отправляться к Эмори: если идти пешком, то прибуду я как раз к девяти.
Правда, книга оказалась помехой, и я решил, не поднимаясь к себе в номер, оставить её у администратора. Войдя в гостиницу, я направился прямо к стойке дежурного. Секретарь Торговой палаты восседал за ней собственной персоной; он первым подал голос.
— Вам звонили, мистер Хантер, — объявил он. — Междугородний из Чикаго. Ответа из вашего номера так и не последовало, и абонент оставил сообщение. — Паркинсон подал мне листок с записью.
«Сегодня вечером еду в Сент-Луис, — прочёл я. — Миную Тремонт между двенадцатью и часом. Постарайся, пожалуйста, оказаться в номере, чтобы мы встретились и обсудили кое-что по нашему делу. Ж. Х.» Написано было тем изящным почерком, который присущ только школьной учительнице да секретарю Торговой палаты.
Я поднял взгляд от бумажки. Сет Паркинсон с готовностью добавил:
— В трубке был женский голос. — И затем, словно бы он только сейчас догадался: — Слушайте, а ведь у Эмори есть племянница в Чикаго, по фамилии Хаберман, которая когда-то у него гостила. Жюстина Хаберман, Ж. Х. Не она ли ваш клиент в этом деле?
— Это секрет, — ответил я. — За пределами Тремонта не распространяться. Вы будете дежурить здесь между двенадцатью и часом?
— О, нет. Я и так задержался сейчас на несколько минут. Ночному дежурному следовало появиться к семи тридцати. Но я скажу ему о вас, разумеется.
— Прекрасно, — отозвался я. — В девять у меня встреча, и…
— С Эмори?
— Да, с Эмори. Возможно, до полуночи я вернусь, но если нет, то мне хотелось бы, чтобы всякий, кто меня спросит…
— То есть мисс Хаберман. Или она — миссис Хаберман? Она замужем?
— Я спрошу её и скажу вам. Если она прибудет сюда до моего возвращения, пусть ночной дежурный скажет ей, что я буду через пару минут.
— Я передам. Думаете, вам покажут сегодня этот радиоприёмник?
— Я дам вам прочесть свой отчёт, перед тем как отнести его на почту. Ох, уже забыл, зачем я к вам пришёл. Нельзя ли мне оставить тут эту книгу, чтобы не брать её с собой и не тащить в номер?
— Конечно, мистер Хантер.
Я передал ему книгу и покинул гостиницу. Главная улица Тремонта в среду вечером ничуть не напоминала Чикагскую внутреннюю петлю, и я порадовался, что настоял на встрече и теперь не придётся коротать вечер одному.
Я прошагал примерно дюжину кварталов к западу, достиг городской черты, свернул и прошёл ещё два квартала на север, как и указал мне Эмори; тут начиналась сельская дорога. Жилище Эмори располагалось всего в двух милях по этой дороге, к тому же он объяснил мне, что свет над входом будет включён, чтоб я не плутал в темноте.
Вступив на эту дорогу, я пожалел, что не купил фонарика, но теперь уж было поздно. Луна хоть немного, да светила, достаточно для того, чтобы я различал края дороги. По мере того, как я шёл вперёд и глаза мои всё более привыкали к тусклому свету, я стал различать изгороди по сторонам и смутные очертания деревьев, а временами — сельские дома или сараи.
Я миновал уже два сельских дома, когда начал примечать даже имена на почтовых ящиках — просто на тот случай, если в доме Эмори забудут зажечь свет у входа. Мне встретился почтовый ящик Дж. Хеттермана, потом ещё один, помеченный надписью «Барнетт». Были ли то родственники того Рэнди Барнетта, что работает у Эмори?
Дорога повернула, я вместе с ней, и на пути у меня появился небольшой дощатый мосток; луна, казалось, засветила ярче. Справа показался ряд деревьев — нечто вроде фруктового сада; пробраться между деревьями мешал высокий густой кустарник.
Ненароком я на ходу бросил взгляд в ту сторону и… Вначале я не мог решить, не моё ли то воображение — там под деревьями, прямо за кустарниковой порослью, я увидел светлый овал, который мог оказаться человеческим лицом. Он находился как раз на уровне человеческого роста.
В ту же секунду послышался рык, рык звериный. Лицо-то и могло оказаться фантазией, миражом темноты, но только не этот рык. Я услышал его совершенно отчётливо, и в нём не было ни единого звука, который мог бы принадлежать человеку — может быть, лишь буйнопомешаному. То был зверский, злобный, убийственный звук. Словно бы из какого-то ужастика, передаваемого по радио.
Тотчас как раздался этот рык, бледный овал, походивший на человеческое лицо, сгинул. То не было фокусом по исчезновению, который навсегда остался бы в анналах мирового цирка, — кто бы там ни стоял, ему требовалось всего лишь отступить на единый шаг под глубокую древесную тень, чтобы исчезнуть подобным образом.
Но я за ним не последовал. До смерти напуганный, я рад был вовсе не преследовать его, как и он не стал преследовать меня. Что происходило там, среди деревьев, не имело ко мне никакого отношения. У меня была назначена встреча с человеком по имени Стивен Эмори, и мне нужно было идти дальше, чтобы поспеть вовремя. По существу, решил я, мне даже стоит прибавить шагу. Мне попросту захотелось побежать, но от этого я удержался.
Сразу впереди дорога делала крутой поворот — дюжина шагов от того места, где я увидел то, что увидел. Перед тем как повернуть по дороге, я невольно оглянулся.
Затем я вновь вперил взгляд в ночь перед собой, и, ещё не успев по-настоящему повернуть, увидел нечто, лежащее у меня почти под ногами — главным образом прямо на дороге, но частично и в канаве, что отделяла дорогу от того сада. Выглядело, как будто бы это человек лежал на спине. Я склонился над ним. У него было разорвано горло.