Под знаком Льва - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 2

Стиховытворения1925

«Как? Трубка вкупе с бородой — и их союза…»

Как? Трубка вкупе с бородой — и их союзадовольно, чтоб я слыл поэтом? Да, но я жотнюдь не потому свой байронский вояжпо департаменту (служебная обуза)рифмую… Не нужны мне лавры толстопуза,которому в башку втесалась эта блажь:потеть, скрипя пером… И вот он входит в раж,и верещит замученная муза.Вот взяты в оборот Бодлер, а с ним — Верлен;злодей Артюр Рембо, и чувственный Рубен;[5]отец Виктор Гюго — и тот в работу пущен…Пусть сохнут пашни, исстрадавшись по зерну,ржавеют поршни и в стране бюджет запущен…Возвышенней зевать, уставясь на луну!

«Зеленый луг и вечер…»

Зеленый луг и вечер…Сумеречное счастье!Беспричинная печаль,неведомая грусть,легкая, как мимолетность мига.Странная радость —безвестная, бесполезная…Радость…Отчего ты так безотрадна?Не чужая печаль,не кручина ничья —именная.Моя!Зеленеющий луг,на котором резвятся ягнята…Резвятся, милые,резвятся…

«Я, пришелец из ночи, лишь с ней и в ладу…»

Я, пришелец из ночи, лишь с ней и в ладу,ибо мне она мать и отчизна… Короче,я тогда лишь и счастлив, когда попадув чернокнижную мглу лунатической ночи.Я бреду, усмехаясь под стать королю,я досаду свою до рассвета оставил:всех и вся в темноте я всем сердцем люблю,кроме, черт побери, грамматических правил!Но прощу я и правила эти потом,ибо Полночь — Офелия с белым цветком,ибо Ночь — леди Макбет с кровавым клинком, —и спасенье мое, и погибель при этом.Награди же собою меня поделом,ночь, которой вовек не смениться рассветом!

«И пугач и неясыть…»

И пугач и неясыть[6] —по душе мне они,ибо филинов голосмне с рожденья сродни.Голос дьявольской жути,колдовской аргументв пользу древних преданийи зловещих легенд.Мне поведает филинпро великую боль,про абсурд литаниии про вещий пароль,без которого тайнурифмой не озарить,без которого песня —не неясыть, а сыть.[7]Без которого — сгинутьв желтом пекле пустыньи невзвидеть за тучейподнебесную синь.Потому-то мне филини его ведовствопо душе, ибо тайныне постичь без него.За абстрактной системойверных формуле сферзатаился премудрыйфилино-люцифер.Над трясиною сметыи бумажных болотфилин, брат мой, хохочет,то бишь песню поет.Вдоволь, всласть над Леономкаркай днесь, воронье:завтра филины примутГрейффа в братство свое!

Философизмы("А завтра мне станет хуже...")

А завтра мне станет хуже:покажется небо ужеот страсти, подобной стуже.Покажется жизнь полнее…Я встречусь с тобой, бледнея,и сделается больнее.Возьмусь за перо… Тем пачечто, бедному, мне иначеопять захлебнуться в плаче.Мне сделается больнее,но боль утоплю на дне я,трезвея, а не пьянея.Услышав меня, вначалеты вздрогнешь… Но все печалиутопят стихи в бокале.В бокале противоречий,где вспыхнут букетом свечинавечно расцветшей встречи.А я поутруумру…

Бледные мысли

Бледные приметымысли… Оха-ха!Медные монетымоего стиха…Профильтрует лира,как велит ей бес,в поисках сапфирапустоту небес.Если ухо глухо —все равно пиши:великаном духастанет гном души…Сколько ни усердствуйдудка пастуха,поглупеет сердцес возрастом стиха.В яростях и в прытяхглупостей всерьезне смешон лишь триптихтрех соленых слез.В бражной круговертивсех первоосновобнимусь со смертьюя в конце концов.Не бродячим бардомв бюргерском раюзамкам и мансардамя пока пою.Мне оседлость ваша —словно острый нож,и, смешавши в чашеистину и ложь,с песней ухожу яв дальний путь опять,в стих преобразуязло и благодать.Радостные слезы,горемычный смех,трезвенные лозы,суетный успех —бледные приметымысленной игры,медные монетызолотой поры…Все поэмы хлипки,ежели онесфинксовой улыбкине таят на дне.Стань, пожар соблазна,леднику сродни.Чересчур сарказма?Ну и что? Нишкни!В бражной круговертивсех первоосновобнимусь со смертьюя в конце концов!

Апрель

В разгар апреля, в разгул веселья,любви и хмелятропой весеннейя брел по лугу, по логу, бору,по косогору и вдоль реки.Искал я нечто, что было впорунайти в себе же…Да, было впору — но не с руки.* * *Как же я глух ко всему изящному,как же я слеп ко всему мелодичному:не чувствую запаха красок и звуков…Мне ли сыскатьто, чего не дано мне найти?Бесплодный поиск сокровенногов пещерах, провалах, в подспудной глуби.Ни разу не нашел яи не отыщу во веки вековисточник чувствавне себя самого!Но книги иное дело:бессловесные друзья мои,не подозрительные, не любопытные,с вами нетруднопроникнуть в недра фантазии,наточить нож мысли…Нетрудно, нетрудно.Вообще мне с вами легко.И вот уже душа готовастремиться ввысь, отринув страх.Глаза печальны и суровы —зато улыбка на устах.Прощай, тоска! Пришла решимость,желаньем действий опьяня.Банальность и непостижимостьсломают когти о меня!

Трубка Лео Легриса[8]

Так вот она, трубка, которую Легриспрогрыз, измышляя за ересью ересьсвоей луноличности.Так вот она, трубка, с которой беседуведет он, когда захлестнет непоседуприлив апатичности.Когда не хохочет он и не бормочет,когда не горланит в ночи что есть мочион песни таинственной.Когда он затоплен мечтой голубою,когда он уходит в мечту с головою —о ней, о единственной,при виде которой наш Легрис опешил,смешался и спешился и, безутешен,забыл о греховности.Отныне у бочки не выбьет он днища,не выпьет ни капли — он кормится пищейвысокой духовности.Взнуздала, стреножила, шоры надела —а он еще глупостей всех не наделал:так много осталось их…Свирепо дымит он, как будто бы памятьо ней этим дымом желает обрамитьв минуту усталости.Где след балагурства в былом бедокуре?Не в этой ли трубке, которую куритвсегда одинаковонаш Легрис, блуждая в мечтах, навигатор,от полюса к полюсу через экваторбез компаса всякого?Обычная трубка… Ну что в ней такого?Пожалуй, лишь то, что самим Альдекоакогда-то подарена…Но эту обычную трубку прогрызливеликого Легриса зубы и мысли,вот так-то, сударыня!

Вилья-де-ла-Канделариа

Что запустопрозаповсевечерья пошлогои нынешнегои прошлого!Глупое многоголосье,курносье и остроносье.Прогуливатьсяне проще лине по одной площади?Бредкостное толстосумье.Занудоутрени и объедни.Всеобщинное скудоумье.Нехитросплетенья сплетни.Пережеванные перживанияпо поводу биржеванья.Гомо сапиенс,ты, по слухам,начал мыслитьнабитым брюхом!

Фацеция[9]("Серая сталь...")

Серая стальреки.Серо-стальноевзгорье.Серый москиттоски.Небо —серое море.Серая пылькругом.Серо в душеи сиро.Жизнь —монотонный том.Сиро вокруги сыро.Вот бы вздохнутьдушевоздухоммирозданья!Серая сеньклише —плахою мнеи данью.В тайну(о ней —молчок!)серый проникзрачок.Тольконе дрейфь,де Грейфф!Серо пусть всеи сизо,но голубеет нервЛегриса —серогрыза!

Железнодорожная фацеция

В тропики божьиинженебогвводит дорожьежелезнодрог.Пар подле пальмы?Переполох!Слышите, парни?Взяли врасплох!Велено свыше?Ну, погоди же,партарантас!От наважденьясрельсосхожденьевылечит вас!

Философизмы("Обычный день. Сонливость солнца. Небо...")

Обычный день. Сонливость солнца. Небоосоловело от лощеной сини.Дома молчат. В очах у горизонта —тоска пустыни.Обычный день. Вполне обыкновенный.Печаль, ты не остра, а бесконечна.Такая жизнь. И сознавать, что это —навек. Навечно!Недвижный горизонт. И тяжесть солнца.Минута — вроде затяжной болезни.Такая жизнь. Обычная. Уснуть быв бесплотной бездне!

Соответствия("Воскресный день так солнечен и синь...")

Воскресный день так солнечен и синь,а каждый луч — как будто желтый шмель.Мой тамбурин, под солнцем не остынь,забудь про лень, певучая свирель!Что за колдун, какой, скажите, магсо звуком цвет смешать умело смог?Запевший дрозд, и полыхнувший мак,и лилии звенящий погремок…Попробуй-ка так струны сам настрой!Соцветия стрекоз. Гвоздичный рой.Цветы поют, а попугая хвостцветет, как даже лугу не зацвесть,—как будто чья-то кисть на летний холстна радость мне кладет благую весть.

Соответствия("Пьяная песня! Песня угара!..")

Пьяная песня! Песня угара!Песня, в которой стопы и тропыс выпитой стопкой ярость галопаприобретают в сумраке бара!Пьяная пляска калейдоскопа!Черные кони, отсвет пожара!Фавны и нимфы, поступь циклопа,пьяные слезы, пьяная свара,пьяная песня! Песня угара!Тога величья, маска кошмара,скорбь интеллекта, смех остолопа,вещая сладость горького взвара,лунная роща, топот галопа!Пьяная пляска калейдоскопа!Фавны и нимфы, поступь циклопа!Черные кони, отсвет пожара!Скорбь интеллекта, смех остолопа,тога величья, маска кошмара…Пьяная песня! Песня угара!

Фацеция("Я уверен: мужчина благородного роду...")

Я уверен: мужчина благородного родупрезирает всех женщини не любит природу.Или их обожает.Изощренность пороковобъявив благородством,красотой он гордится,а тем паче — уродством.Или же не гордится.Как вампиров, сосущихкровь его озарений,избегает он всякихтолп и столпотворений.Или не избегает.Бесноватой мечтоюмозг его изобилен.Лишь единственный идолу него — это филин.Или вовсе не филин.Он, которого душитнаше многоголосье,должен жить одиноко,как сосна на утесе.Или как-то иначе.А чтоб мысли питалисьдухом пищи здоровой,пусть наденет венок оннепременно лавровый.Или, скажем, терновый.Пусть он в ночь устремляетвзор, исполненный веры,в темноте прозреваянарожденье химеры.Пусть незримое людямэтот взор обоймет…Все.Аминь.Так и будет.Или, наоборот.

Леда, Лебедь и Пьеро

IТрепетно липоктополя лист.Шелковых скрипокшепот и свист.Раннее лето.Лунная стынь.Лебедь и Ледалюбят латынь.Лапы аббатовы,сколь виноваты вы!И оттогоХлое тревожно… Новсе ж невозможногонет ничего.IIТрепетно липоктополя лист.Шелковых скрипокшепот и свист.В парке роняетворон перои обнимаетЛеду Пьеро.Руки Пьеровыстоль бестолковыпросто беда.Леде тревожно…Все невозможнои — навсегда.

Баллада о статичных сычах

Фрагмент

ПосылкаПодобно слову золотому,которое дороже злата,сычи, для вас, мои собратья,сия ужасная баллада.* * *Едва луна открылась взорам,как филины вскричали хором.Осоловелая лунабыла бела, была полна,плывя над нашим глупым садом.И филины, усевшись рядом,заговорили про одно,и ведьмы заорали «Н-но!..»,верхом на помело взобравшись,и началось…А сад был глуп, упрям и прям:прямоугольны были клумбы,прямы стволы, квадратны тумбы,прямы аллеи. По краям,как древних римлян легионы,прямолинейные колонны.Все было точно, безупречно,равнотупо, равноконечно,ригористично, риторично,кругло, квадратно и конично,геометрично равнолико,безлично и равновелико:одни и те же ароматы,одни и те же тени.Стандартны были, как солдаты,и камни и растенья…Все идентично и статично,ригористично, риторично,геометрично и безлично —ну, ни одной извилины,а в довершение сегодурного шабаша всего —одни и те же филины.О, где мой сад видений экзотических,извилин хаотически-панических,нигилистических и невротических?О, где мой сад? Не здесь, не тут,где лишь сычей стандартный гуди одноморфные аллеи,где только ведьмы, сатанея,ветлу качают и в пылуфантазии убогойкричат, усевшись на метлу:«Н-но! Трогай!..»

Насмешливая мини-баллада о жабах, поющих в лужах

Зазвучала в лужахпесня жаб досужих -всем они поют.Но кого захочет,тех и обхохочетжабий самосуд.И прудам гниющим,и морям ревущим —всем они поют.Но карает лютои хлыща и пшютажабий самосуд.Луно-Дездемоне,что на небосклоне,—плачут, но поют.А зато мещанамстал кипящим чаномжабий самосуд.Хоть поет и сквернопьяная таверна —жабы подпоют.Но накажет воньюскупость гарпагонью[10]жабий самосуд.И аллеям вешним,и садам нездешним —всем они поют,но грозит пижонами пижоньим женамжабий самосуд.Ешьте каталоги,горе-педагоги:жабы вам споют.Бойтесь, эпигоныи толстухи бонны:ждет вас жабий суд.Не трясись, лунатик,выпей, алкоголик:жабы вам споют.Жребий же грамматики удел риторик —жабий самосуд.Зазвучала в лужахпесня жаб досужихвсем они поют.Но кого захочет,тех и обхохочетжабий самосуд!

Не более, чем баллада боли

В сей балладе из тетрадивсе как в тризненашей жизни:любим, спорим,спим, ишачим,счастье — с горем,радость — с плачем.Пантомима бьющей мимоиллюзорности задорнойи затворностьспеси вздорной…Вроде-рифыради рифмы,радий славыради лавывулканической машиныиронической морщины…Тщанье! Ишь ты и куда ты?!Стекла слишком розоваты.Тень мгновенья,лень забвенья:все как в тризненашей жизнив сей балладеиз тетради…

Бессмертная баллада во славу Альдекоа, Лео и Гаспара

Справа— Троя.Слева —Занзибар.Альдекоа, Леои Гаспар,ваша вечно вещаястрока —слово человечьена века.Вы не укрощаетестихий.Вы им посвящаетестихи.Стих морям и взгорьямпосвятив,вы святите горемсвой мотиви, круша в полетесонм помех,нам преподаетесон и смех.Вы тирана ямбомткнете ниц,славя дифирамбомвсех юниц.Трое, вечносущиевезде,поклоняясь Трое,как звезде,вы, морям внимаяи мечам,на смех поднимаетемещан.Византия, Вавилони Рим —словно три колоннывам троим.То смешливы губы,то грустны.Никому выне подчинены.Балагуря в обликерубак,белокурый куритетабак,кофий почитаете вы,новсе ж предпочитаетевино.Лео, Альдекоаи Гаспар!Движет вас подкова,а не пар,потому вы славитене зряжженье жизни, женщини моря.Жизнь сложить —не оду намарать.Учите вы житьи умирать.

Тривиальная баллада о «Тринадцати Панидах»[11]

I Певцы, танцоры, беллетристыи все как на подбор поэты,горнисты, карикатуристы,и эрудиты, и эстеты,романтики, и классицисты,и декаденты (бог простит!)все сумасбродны и басисты —тринадцать было нас Панид!II Гривасты, лысы, разодетыи в рубищах, как анархисты,блондины, схимники, брюнеты,и химики-каламбуристы,и босяки, и баронеты,и баловни, и те, кто бит,—но ровным счетом в это летотринадцать было нас Панид.IIIБледнели наши фаталисты,как будто бы уже отпеты,лоснились наши финансисты,пророчествовали аскеты,сатирики и юмористыехидничали (бог простит!),и все мы пили, кофеисты,в кафе тринадцати Панид.IVРемарок наших пируэтыостры бывали и когтисты,и посвящали нас в секретысентенций праведных софисты,и на невинные памфлеты,от коих мышьяком разит,не наложил ни разу ветоникто из паинек Панид.VОркестровали вагнеристы,цвели сонаты и сонеты,бетховенили моцартисты,симфонили (но аллегретто!)солисты-виолончелистыв салоне том, что был открыт,как пожелали все артистыв лице тринадцати Панид.VIПарнасские авторитетыи площадные куплетисты,писавшие для оперетты,альтисты, скрипачи, арфистыслетались, ромом разогреты,на шабаш — просто срам и стыд,и все кофейни и буфетытринадцать помнили Панид.VIIЮристы и авантюристы,акварелисты-баталисты,бомбисты-рационалисты,печальники и оптимисты,апологеты, скандалисты —и все неистовы на вид,все голосисты и речисты:тринадцать пламенных Панид.VIIIПосылка. Эй, критики-анахореты,плетущие свои наветы,срывающие пустоцветыи сеющие трафареты!Подите к черту! (Бог простит!)А нас когда-то — юность, где ты?тринадцать было нас Панид!

Баллада о ненавистном

Оратория-диатриба[12] праведных проклятий

Я приветствую вас, мещане,вас, дворяне и торгаши!Я вам сытой дороги торнойпожелаю от всей души.Но и вы уж к нам снизойдитеи дозвольте нам, коли так,пролагать себе путь, упорнодобывая свой свет и мрак.Разомлевшие ротозеи,верноподданные тщеты!Вы, набившие снедью спесираздобревшие животы,вы, базарные арлекины,стадным движимые чутьем,пересуды и предрассудкипожирающие живьем,лицемерные лицедеи,смехохульники и ханжи,гарнизонные резонерыи заложники ржавой лжи!Вы дозволите нам, бедолагам,безалаберной голытьбе,не принявши мудрости вашей,быть по-прежнему не в себе.Мы не молимся о прибытке,не боимся мы нищеты,а наивно в химеры верими в несбыточные мечты.Нам, плевавшим на козни биржи,наивысшая благодать —нерасчетливо предприятьяобреченные начинать.Не чураемся мы порокаи хозяина вечной тьмы:что нам дьявол, когда сонетыне по правилам пишем мы?Утварь пользы утилитарнойвызывающе сдав в утиль,откровенно мы презираемвашей святости водевиль,вашу праведную банальность,ваше правильное житье,штукатурную добродетель,и продуманное питье,и безрадостные объятья,и расчета холодный душ,и предписанную степенность,вялость мыслей и чахлость душ.Обветшалая злободневностьвечных истин в устах у васосыпается, выставляясытобрюшие напоказ.В академии ли, на рынке,я узнаю вас и во тьме,ибо все вы одно таитеза душою и на уме.Ограниченные порядком,до чего же вы хороши,о владетельные мещанеи сановные торгаши!Вы чураетесь всех извилин(не случился бы перегиб!),ибо мутная мозговитостьпризнает лишь стереотип.Монополией «совершенства»завладели вы. Ладно. Нотолько то для вас и красиво,что шаблоном освящено.ПосылкаПроцветайте себе, мещане,и дворяне, и торгаши!Я желаю дороги торнойвам, ей-богу, от всей души.Но и нас оставьте в покое,не мешайте болезным намбесполезно к вершине светавновь карабкаться по камням.Мы бредем в несусветный городпо извивам крутой тропы,и плевали мы на насмешкиулюлюкающей толпы!

Баллада о странствующем трувере

С моей гитарой, как дозорный,брожу я полночью дремучейи рассыпаю, словно зерна,в ночи певучие созвучья.С моей гитарой утром ранобреду окольною дорогой,когда не дремлет лишь охрананаймитов Критики убогой.Бреду себе в тени акацийя, сумасбродный и бедовый,минуя заросли абстракцийи метафизики бредовой.Играю людям, травам, ивам,пою не избранным, а многим,играю скорбным и счастливым,пернатым и четвероногим.Бреду, оставив за спиноюсады, угодья и подворья,туда, где стынет под луноюгранит пустынного нагорья.Там слепнут скрипки и валторны,но слышен глас гитары зрячей,и месяц пляшет так задорно,ни дать ни взять — хуглар[13] бродячий.Пусть ты освистана толпою,не спорь, мелодия, с глухими:ты рождена моей судьбою,а не премудростью алхимий.Плевать нам, песня, в самом делена то, кому кладут поклоныгорбатые Полишинелии толстобрюхи Панталоне.До этого нам нету дела:пой, лира, под рукой Орфея,свивай рулады, Филомела,порхай, воздушная Психея,а я, играя на гитаре,бреду, ни перед кем не горбясь,покуда пляшет мир в угареи вертится безумный глобус!

Баллада о хугларе, трувере и менестреле

Хуглар бродячий, менестрельс душой как певчая свирель!Ты на раскрестьяхвсех дорогоставил след…Ты зяб и мок,но все же брел ты, наг и нищ,минуя сытостьгородищ.Дорог владетельный сеньор,веселый пахарь тишины!Твой горизонти кругозорпривязанностей лишены.Пэр пустоши,пустыни гранд, —когда придешь ты в Самарканд,когда копытамиконей —Мазепа! — истолчешьсудьбуи на галере, Галилей,возденешь в небеса трубу,как будто новую свирель,хуглар бродячий, менестрель!Трувер, бродяга, трубадур,смотри двора не обрети!Не зря тебя нарек авгур[14] скитальцемМлечного Пути.Сменив оседлостьна седло,в Офир[15] загадочныйскачии погружай свое веслов лучи Антареса[16] в ночи.Узри в абсурдеглубину,гони благоразумье прочь,в погоне настигая ночьдлиноюв тысяча одну.Хуглар бродячий, менестрельс душой как певчая свирель…Шагай пешком, не чуя ног,и знай: в грядущем, озорник,твой след, пролегший попереквсех троп, тропинок и дорог,поставит критику в тупик.Твоя судьба — не конфитюр,но и характер — не желе.Так вверься ветру авантюр,доверься небу и скале,над пропастьюдавай и впредь —канатоходь, бреди и бредь!Броди, бродящий сок! В азартвойди, войди, бродячий бард!Познай себя в своей судьбе,и завтра скажут о тебе:«Хуглар, трувер и менестрельс душой как певчая свирель, —он на раскрестьяхвсех дорогоставил след…Он зяб и мок,но все же брел он, наг и нищ,минуя сытостьгородищ…»

Грустная баллада-псалмодия в духе покаяния

После буйства алкоголя,после изобилья хмелявсякий разскорбь, над ухом колоколя,вместо прежнего веселья,входит в нас.Дух забулькавшей бутылиговорил мне: «Остров Туле[17]будет ваш!»С Туле вновь меня надули!Мне, бутыли, опостылелваш витраж!Я, поверя в парус хмеля,не заботился о киле,ну и вот,киль мой напрочь съели мелии, от цели в целой миле,я — банкрот!Уж не эти паруса ливдохновение сулиливо хмелю?д подсунули сусаливместо золота мне… Илия юлю?Мне сирены хмеля пели:«Чтоб создать шедевр на деле,нужен ром.Гениален ты, доколеценишь дружбу алкоголяты с пером».Свет сошелся клином, что ли,на коварном алкоголе?Ну, едва ль.убираю парус хмеля,ибо этот пустомелялгун и враль.Струны на моей виоле!Алкогольной канифоливам не знать!Не по воле алкоголявыхожу один я в полевоевать.Во хмелю я так едва ливам сыграюна свирели.Будьте трезвыми, рояли,рифмы, мысли,акварелиУ меня!Хватит хмеля вамв бемоле,в птичьей трелии в глаголе,в баркаролев роще, в поле,в свете дня!МоральВ ореоле алкоголякажется изящней, что ли,всякая строка.Но по истеченье хмеляв ней видны сучки и щели,и берет тоска.Что ж, тоска надежней хмеля:раз тоскуешь, значит, к целиблизок ты вполне,ибо — вот вам суть морали —больше истины в печали,нежели в вине.

Баллада о море, которого я никогда не видел, написанная разноразмерными строками

Не видели еще ни разу морямои глаза —два марсовых, буравящих пространство,два светляка, блуждающих в ночи,в излучинах космических пучин,стальные очи викинга:в их взглядеклубится ужас обморочной пади, —мои глаза,питомцы вечных странствийв пространстве звезд,в лазоревом просторе,не видели еще ни разу моря.Его лучистая, излучистая зыбьмою мечту ни разу не качала.Призывный плач сирен не слышал я…Вся в ртутных высверках,морская чешуямои глазане жгла слепящим жалом.Меня еще ни разу не глушилинабат штормови штилей тишина:крутая циклопическая ярость,а вслед за ней — безмолвная усталость,когда внезапно, утомясь от бурь,оно лощит серебряные блики,кропя луной сапфирную лазурь…Я пил взахлебмедвяный ароматлюбимых локонов и лебединой шеи,я столько раз вдыхал весенний садгрудей, белее лепестков лилеи,я жег в курильницах таинственный сандал,нирвану обещающий…Я частотакими благовоньями дышал,что и не снились магам Зороастра![18]Но я не знаю запаха восхода,набухшего соленой влагой йода.Мои запекшиеся губыне холодило пенное виноморской волны…Мои запекшиеся губы,спаленные желаньем звука трубы,сожженные пустыней жажды губыне пенящейся брагою волны —вином любимых губ опьянены!Я брат бродячим белым облакам.Брат облакам,поющим парусамилетучего голландца…Все это вместе сплавили во взоремои глаза,не видевшие моря,не видевшие моряникогда.Чудакам,гонимым зачарованно ветрами,мятущимся, задумчивым умам,плывущим в одиночестве над нами.Я странник полночи,я старый мореход,[19]бортом судьбыо рифы ночи тертый.Саргассовы моря ееи фьордыпронзил до днасветящийся мой лот.А вы, мои сомнамбулические сны!Вы — корабли, разбитые о скалы,запутанные карты и корсары,хмельная прихоть зреющей волны!Мои глаза —скитальцы во вселенной,извечные паломники ночей, —тишайших, бальзамических ночей,трагических,тоскою рвущих вены…На дне моих мифических очей —осколки затонувших сновидений:виденьянаслаждения и пени,смертельной болискрюченные тени,и призрак мщенья, жаждущий прощенья,и — в пропасти — высокая звезда,и свет любви, замешенной на горе…Все это вместе сплавили во взоремои глаза,не видевшие моря,не видевшие моряникогда.

Рондели[20]

IЭта женщина — как чашаголубого аромата,мне тревожит кровь и ум:Аннабель и Улялюм…[21]Эта женщина, как чаша…Лишь одна в подлунной нашеймне награда и расплата:та, которая как чашаголубого аромата.IIСеньора, Дама, дум и снов дуэнья!Когда же утону в твоем я взоре?Когда я вновь увижу наважденьетвоих волос, бушующих, как море,и снова утону в зеленом взореи в голосе твоем — как в сновиденье?Но сон, который вижу каждый день я,останется навек, наверно, тенью,не воплотясь в моем влюбленном взоре.Не осенит меня в моем затворетвоя рука — и губ моих гореньене охладит и не утешит в горе.Сеньора, Дама, дум и снов дуэнья!Вовек не утону в твоем я взореи не увижу рядом наважденьетвоих волос, бушующих, как море.Не охладят и не утешат в горемое чело уста твои, дуэнья!IIIКакая сладкая напасть!К твоим устам хочу припасть.Кто дал тебе такую власть?Себя в себе не оборву.Гроза моя, моя лоза!Во сне я вижу наявутвои зеленые глаза!Кто дал тебе такую власть?К твоим устамхочу припасть!IVКогда любовь ушла… Когда любовь ушла,забудем про любовь, и только привкус грустис собою унесем… И лишь глаза опустимнад тем, что было — пламя,а стало вдруг — зола…Когда любовь ушла… Когда любовь ушла…Забудем про любовь и только привкус грустис собою унесем в нирвану бытия,где ты — уже не ты, а я — уже не я…Забудем про любовь и лишь глаза опустимнад тем, что было — пламя,а стало вдруг — зола…И, тихо улыбнувшись полузабытой страсти,полузабытой страсти, полусмешной напасти,почувствуем, как снова она нас обожгла.VЛуна бела, как молоко,а сердце — очень далеко.Так далеко… Так далекатвоя волшебная рука!Луна бела, как молоко,а сердце… Сердце — далеко,и бесконечно далекатвоя волшебная рука…Луна сияет свысока.Таинствен лес,тиха река,и лунный свет —как молоко…А сердце — сердцедалеко!..VIТвой взгляд — как луч, что бьет в високиз черных недр ночных высот.Любимых уст пунцовый сок —уверен я — меня спасет.Пьянящих губ, медовых сот,любимых уст пунцовый сокменя спасет… Не засосетменя тоски сырой песок.Обрыв отчаянья высок,и все-таки меня спасетлюбимых уст пунцовый сок,когда вонзится мне в високтвой взгляд из недр ночных высот!VIIИ все-таки мы встретимся с тобой,невеста! Нареченная моя,отменится моя епитимьясредь осени, ниспосланной судьбой,и ниспошлют весну мне небеса.Твоя душа, краса моя, горька.В душе моей темно, моя краса,и не найти на свете светляка,который бы вот так издалекав железной клетке, мне сдавившей грудь,вдруг озарил, как ты, мой рок и путь.Моей судьбою стань, моею будь!Забьет в граните скаредном родник,и щедро хлынут струи, чтобы всластьуста мои, которыми приникк нему я, пили снова нашу страсть.Невеста! Стань опять моей судьбой.Ты слышишь, нареченная моя:отменится моя епитимьяи снова мы обнимемся с тобой.VIIIКругом — тома. Вокруг — тома.Собранья счастья и печали.Смеялись те, кто их писали?Нет, горевали. И весьма.Кругом тома. Одни тома.В них сочинители смешалицикуту с медом… Прямо тьматомов в шкафу, томов в подвале.Полны томами закрома.Вон даже и на одеяле —тома… Тома… Сойти с ума,как много в них чужой печали!IXЖиву, тенями окружен.Вон даже небо по-паучьиплетет мне паутину тучи…Живу, тенями окружен.Зачем, меня в разлуке муча,воспоминанья так живучи,зачем, разлукою сожжен,я все же лезу на рожони вспоминаю, сколь певучитвои слова, княжна княжен?Живу, тенями окружени погружен в паучьи тучи…XСпой, Пьеро, серенаду.Нынче время и место.Выслушает невесталунную серенаду.Так, чтоб мороз по коже,спой свою серенадутой, что всего дороже, —большего и не надо.Облако — как звереныш.Звонко луна смеется.Только молчит Пьеро наш,канув на дно колодца.XIГде та, которую люблю?Я трезв, а словно во хмелю.Я жизнь о многом не молю:пускай лишь мне отдаст моюлюбимую!Я сумасшедший. Я фантаст.Пусть мне любимую отдаст.Я трезв, а словно во хмелю.Я жизнь о многом не молю:пускай лишь мне отдаст моюлюбимую…Где та, которую люблю?Верните мне мою — молю —любимую…XIIАх, эта музыка такая странная,такая, музыка, ты непривычная!Ты пахнешь, музыка, чужими странами,какофоничная, но гипнотичная!Ты пахнешь хижиной и караванами…Ты столь суровая и хаотичная,что словно ордами грозишь незваными…Скорей скрипучая ты, чем скрипичная.Ах, эта музыка столь экзотичная,что сквозь сумбурные ее исканиясвоеобразная, своеобычнаясредневековая встает Испания.Ах, эта музыка такая странная,такая, музыка, ты непривычная,что смерть над будущей моею раноювзмахнула — чувствую — косой фабричною.XIIIТебя воспевая, душою светлею,хотя никогда ты не станешь моею:тебя испугали глаза мои очень,бездумные очи, богемные ночи…Судьба лишь смеялась, обоих мороча,и в нашем романе одни многоточья…Тебя воспевая, душою светлею,хотя никогда ты не станешь моею,тебя испугали бездомные ночи,бездонные очи, богемные очи…XIVЛюбовь уходит, тенью тая.Я, зажимая сердце, плачу.Звучит мелодия простаяк простому дождику в придачу.Любовь уходит, тенью тая…Ее казнил мой рок палачий,и мгла смыкается густаянад ней, и я над нею плачу…Звучит мелодия простаяк простому дождику в придачу.И, ничего не понимая,я просто плачу. Просто плачу.Ее казнил мой рок палачий.Что это значит? Я не знаю.Скользит мелодия сквознаясквозь душу, к дождику в придачу…Любовь уходит, тенью тая.Я, зажимая сердце, плачу!XVГорькое счастье, сладкая ложь.Встретились, видно, мы невзначай.Дрогнули губы. Шепчут: «Прощай,сердце отныне мне не тревожь!»Розы Багдада, райский Шанхай —все это только сладкая ложь.Встретились, видно, мы невзначай.Сердце отныне мне не тревожь.XVIНу, обернись же! Слышишь ли? Скольни беспощадно наше родство,горькое счастье, нет ничегослаще, чем эта сладкая боль.Глупое сердце! Вырву егои подарю я — только позволь!Горькое счастье, нет ничегогорше, чем эта сладкая боль!XVIIОпять любовь от стен Багдадаявилась тенью аромата,и сердце, встрепенувшись, радозабытой тени аромата.Но мне уже любви не надо:я звал давно ее когда-то!А сердце, встрепенувшись, радозабытой тени аромата…XVIIIСад. Поле. Полночь. Новолунье.В саду — скользящие виденья.Таинственное излученье.Кощунья темнота. Колдунья.Вещунья темнота. Виденья.Как опий темнота-ведунья,поскольку — полночь. Новолунье.Банальна ночь. И я банален.И сад банален вместе с полем.Я прозаичен и деталени притяженьем прозы болен.Я не взлечу, хотя и воленя воспарить, подобно луню,назло тоске и новолунью.Но нет, прощайте, наважденья,фантазии приобретенья!Таинственное излученье.Кощунья тишина. Колдунья.Вещунья тишина. Виденья.Сад. Поле. Полночь. Новолунье.XIXЗатмение. Страдание. Пародия —повсюду на арене мироздания!Прелюдия любви? И тем не менеепародия. Страдание. Затмение.Ушла любовь, но та же все мелодия:затмение. Пародия. Страдание.Повсюду на подмостках мирозданиязатмение. Страдание. Пародия.Строчит поэт, забыв чревоугодие.Поэт готовит новое издание.Комедия. Затмение. Пародия.Затмение. Пародия. Страдание.

Рифмы("Любимая! Прильни устами...")

Любимая! Прильни устамик моим устам — и пусть,в объятьях прозревая, пламяспалит слепую грусть.Любимая! Очами тайныдо дна пронзи мою печаль,скажи глазами, что случайнанас разделяющая даль.Любовь моя! Возникни рядоми не растай опять вдали,и, охватив горящим взглядом,зеленым пламенем спали.И, на лицо вернув с изнанкивсе вывернувшиеся дни,взгляни — и жизнь в мои останки,зеленоокая, вдохни!

Рифмы("Слово твое светилось...")

Слово твое светилось,словно роса в бутоне,словно чела коснуласьласковой ты ладонью.Тихое слово грустимачтою корабельнойстать бы могло, а сталотолько лишь колыбельной.Голос твой убаюкалболь и печаль разрыва…Память моя — осколокстарого негатива.Память цела, да толькосердце вот раскололось.Я не услышу большеласковый этот голос…Жизни моей никчемнойжалкое захолустьеон стороной обходит,ласковый голос грусти.Как бы хотел услышатья этот голос снова,даже если шепнет онвновь роковое слово.Тихое слово грусти…Слово разлуки… Что жеделать мне, если в жизнинет ничего дороже?!

Рифмы("Еще одно желанье… Последнее желанье…")

Еще одно желанье… Последнее желанье…А все вокруг сметают безжалостные смерчи…Я в самой гуще вихря твержу, как заклинанье:пожалуйста, поймите… Последнее желанье!Бессильные виденья! Вас вихрь сейчас размечет,обрекший все, чем жил я, на лютое закланье!Сияющие мглою, пылают антисвечи.Струится антижизни холодное пыланье.Темнеет берег Леты… Бледнеет красноречье…Постой, воронка вихря! Последнее… желанье…

Ариетта("Сеньора дождинка, предтеча дождя...")

Сеньора дождинка, предтеча дождя,на клавишу камня упала вначале,и грянули струи, как струны печали,и певчего ритма качнулась ладья…Туманные волныдождя зазвучали,певучие волныладью раскачали,венгерской рапсодиейразбередярасплывчатость чувства.Как струны печали,запели крученыеструи дождя…И хляби разверзлись,ручьи одичали:гром требовал зычноединоначалья,литаврами молнийбезмолвье гвоздя…В симфонии бури,в пучине печалисмятенного сердца качалась ладья!

Офелия

Старинная рапсодия

Фрагмент

…Офелия,заря прозрачно-ясная!Офелия,доверчивая горлинка!Ушла от наси растворилась в омуте,и пахнет мятойглубь его зеленая.Твоей рукоюэта ветка сломлена.Тобою этилепестки оборваны.И вобрала в себяструя холоднаятвой трепет, девочка,твой свет, Офелия!Офелия, о белокурая!Офелия, смертельно-бледная,погибла тыне от предательства,а от безмолвия,наверное.И в смертный мигкрылами белымиты трепетала и пронзительноглядела тына это облако,безумным очеркомсвоим похожеена бледный профильпринца датского.От тишиныты умерла, наверное,о белокураяи безрассудная!Зеленоглазая,с тех пор все омутыглядят очамиизумрудными…

Рифмы("Пусть былую радость...")

Пусть былую радостьгрусть моя оплачет.То, что было — сплылонавсегда, и значит,в дюнах жизни смыловолнами печализнаки, что когда-тосчастье означали.День мой непрогляднейодинокой ночи,все длиннее полночь,полдень — все короче.Все темней глубины,все коварней мели.Мне горька отнынедаже сладость хмеля.Даже псы залаютзло, а не для виду,если я под вечерпрогуляться выйду.Ум не постигает,что такое значит,что душа и сердцебезутешно плачут.Раненая память.И душа — увечна.То что было — сплылонавсегда. Навечно.В дюнах жизни смыловолнами печализнаки, что когда-тосчастье означали…

Плач по Эдгару ПоСтаринная рапсодия

Опсе ироп а midnight dгеагу…

Е.А.Р.[22]

Эдгар По! Эдгар По! Эдгар По!Вещий гений зловещего духа,завладевший моею душой!Черный светоч, маяк темноты!Укрой меня в беспросветномприбежище безмолвья,в мистическом гротеменя отрезвиознобом испугаи жаром любви!Эдгар По! Эдгар По! Эдгар По!Черный светоч, маяк темноты!Вещий гений зловещего духа,завладевший моею душой!Унеси меня в Уирову чащу[23],где уснула твоя Улялюм,заворожив тебедушу и ум —Улялюм!Унеси меняв королевство своена морском берегу,на краю земли,где жила твоя Аннабель Ли,где, взирая на вас, «серафимы небесне завидовать вам не могли»[24],унеси меня в край,где над склепом ее, словно взгляд ее,серебрится твоя звезда!Покажи мне черного ворона,чопорного ворона,вещего, черного,который на бюсте Палладыс гордостью лордатвердит: «Никогда!»Покажи мне ворона,вещего, черного, зловеще упорного,задумчивого ворона —черный светоч, маяк темноты,завладевший моею душой!Слышишь, ворон? Ты —мой предвечный знак,ты мой дух, мой рок,ты мой друг и враг,ты мой черный знак, ты мой камертон,лишь тебе мой шагслепо подчинен.Покажи мне ворона,пришельца из далекой страны,из края, населенногоангелами и демонами,ворона, который уселсяна мраморный бюст Палладыи следит насмешливым глазом,как тебя пожирает костер отчаянья…Унеси меня в Уирову чащу,к «дымному озеру Обер»[25],где уснула твоя Улялюм,заворожив тебедушу и ум —Улялюм…В мистическом гротеменя отрезвиознобом испугаи жаром любви!Эдгар По! Эдгар По! Эдгар По!Черный светоч, маяк темноты!Вещий гений зловещего духа,завладевший моею душой!Укрой меня, слышишь, укрой,запеленай меня в стылый мрак,Эдгар По, Эдгар По, Эдгар По!Дух мой, рок мой, мой вещий знак!Мрак пера вороньего густ,словно снег — Паллады чело.Черный ворон на белый бюстсел и выгнул свое крыло.Черный ворон, мой вещий знак,дух мой, рок мой, мой друг и враг!

Ариетта("Внимая горестным и шалым...")

Внимая горестным и шалымгитарам, лютням и кларнетам,грядут, карабкаясь по скалам,бредут по топям и увалам,вознаграждения при этомне требуя и в самом малом,решивши вопреки наветамсчитать себя под стать поэтам,—все те, кому за переваломмаячит маревом усталым(как над болотом дымка — летом)нелепый жребий стать поэтом…Пусть беды — каменным обвалом,пусть добродетель — под запретом,грядут, карабкаясь по скалам,бредут равниной, буревалом,тропою, топью, по увалам,по бездорожью и по шпаламрешившие назло запретамсчитать себя под стать поэтам,поскольку даже в самом малом,не изменяя идеалам(хоть тресни шар земной при этом),они бредут зимой и летоми верят, что за переваломглухая темень станет светом…

Ритмы("Во мне оживает старая музыка...")

Во мне оживает старая музыка,словно в потрескавшемся гитарном коробе:грустные песни любви и разлуки.Во мне оживают забытые звукиаккордами скорби.Глупая, сентиментальная песня,в которой меньше скрипки, чем визга,вдруг мне становится интереснейвенецианского изыска.Маргарита Готье,Манон и Розина —книжные героини,ходульные страсти…Почему же от васна душе всамделишная кручина?Отчего ж мое сердцеу вас во власти?Во мне, как в старом гитарном коробе,оживают песни любви и разлуки —избитые трюки, забытые звуки,аккорды истинной скорби…

Из ночных суесловий

Без тебя почернеет память,как волна без луны над ней…Голос твой расправляет крыльянад беззвучьем моих ночей.Может быть, означает это,что меня не забыла ты.Как луна над волной, восходятнадо мною твои чертысредь безмолвья и темноты.Вижу: ветер ночной колышетсвечи звезд у тебя в очах;чую: мрак ночной ароматомчерной пряди твоей пропах.Вижу: в небе моем восходитлунный серп твоего чела,слышу: в сердце моем ты внятнописьмена в тишине прочла.Все часы моих одиночествканут в омут ночной опять…Фантастическим сновиденьямснами сбывшимися не стать.Задохнутся в объятьях стужи,словно розы на стылом льду,все порывы души и сердцау меня в голубом саду.Все часы моих одиночествканут в омут ночной опять-Фантастическим сновиденьямснами сбывшимися не стать.Без тебя почернеет память,как волна без луны над ней…Отчего же нас поцелуемне связал еще Гименей?Наше счастье легло стихамив нераспахнутую тетрадь…Почему же этой поэмыникогда нам не прочитать?Светом всех ароматов счастья —мята, лилия и лимон —льном пролившийся в струи ветра,лунный локон твой напоен.Грустью тихой, как вздох химеры,травы дышат во мне и мхи.Со звездою твой тонкий профильвновь срифмуют мои стихи,и срифмуется с белым снегомлунным светом твоя ладонь;снегопадом белого платьяполыхнет мне в глаза огонь;не прощанием, а прощеньемвдруг возникнет издалеканепростимые прегрешеньяотпустившая мне рука…Без тебя почернеет память,как волна без луны над ней.Голос твой расправляет крыльянад беззвучьем моих ночей…Может быть, означает это,что меня не забыла ты…Как луна над волной, восходятсредь безмолвья и пустоты,над разливом холодной ночи,надо мною — твои черты:Может быть, означает это,что меня не забыла ты…Груз усталых моих иллюзийтянет камнем на дно опять…фантастическим сновиденьямснами сбывшимися не стать.Задохнутся в объятьях стужилепестками на стылом льдувсе благие надежды сердцав несусветном моем саду.Лик твой светит луной над морем.Я по морю за ним иду!..

Ритурнель[26]("И поныне твой голос льется...")

И поныне твой голос льетсянад безвременьем зим и лети проводит меня, как лоцман,сквозь берущий за горло бред.И поныне твои лишь очи(две звезды под каскадом ночичерных локонов) светят мне…И поныне твои лишь очи(два сияющих средоточьяжизни в мертвенной белизненаготы твоей) светят мне.Я разлукой с тобой наполнен,а душою и сердцем — пуст…Но и ныне губами помнюмед твоих молчаливых уст.Выпил память бы всю до дна я,но она чересчур глубока.Словно в море,в тебя, родная,впала жизни моей река.

Ритмы("Песня...")

Песня.Завораживающая песняв мареве вечера.Волшебная песня:немудреная мелодия,несмышленые слова.Наивная песня,грустная…Бог мой, как сумеречно,как одиноко!Лютня Прованса,грустные лепестки аккордов,сорванные рукой испанкив стрельчатом окнебашни.(Геральдические стеклаглядят на кастильскуюстепь, геральдические стекла,стрельчатые окнаи тропинка,по которой обычно приходитвлюбленный паж…Сегодня она пустынна.)Медленные арпеджио.Девственные звуки.Ласковый голос, робкий…Невнятные слова песни,словно заклинанья,словно ворожбаперед лицом тайны,таинства любви… Медленные,медлительные аккорды.Серые, сирыезвуки.Невнятные, расплывающиеся звуки,растворяющиесяв сером тумане,в сиром тумане, в сыройдымке, в дымке тумана,источающего печаль,печаль обреченности.Вещая песня. Вечерняя песня.Голос,в котором дрожит слеза,словно свеча на ветру…Незабываемый голос…Эта песняродилась по ту сторону снов,волшебная песня,наивная песня,грустная…

Ритурнель("На песок, на суглинок...")

На песок, на суглинок,на веселую веткусеребристой сосны —вдоль дорог и тропинокснегом сыплется сверхупесня полной луны.Мягко падают сверхувдоль дорог и тропинокхлопья снежной луны —на сосновую ветку,на песок и суглинок,в невесомые сны.Реют вихри снежиноквдоль дорог и тропинок —это песня луныопрокинулась сверхуна песок и на веткуполуночной сосны…Снежный лучик луны…Лунный снег тишины…

Когда-то в Провансе

Когда-то, по слухам, в галантном Провансеизящно слагали стихи трубадуры,и нежными были их тровы и альбы,как взгляд Магдалены, как руки Лауры.Сирвенты, кансоны[27], принцессы и донны;и рифмы, и ритмы изысканно хрупки,любезные речи, учтивые вздохи,и тонкие вина, и звонкие кубки.Бургонские вина, и вина Шампани,и бледное ренское — слава застолью,где вкус безупречно звучащей ронделиприправлен чистейшей аттической солью.[28]А ныне! Мещанское время нищаньяпоэзии денежного стихоплета!Мы служим вассалами нефти и салу,нам лучшая нота — хрустенье банкнота.В журнальных колонках тесним без стесненьятисненье сонетов мы в честь мецената…А раньше когда-то в галантном Провансепоэты, по слухам, писали как надо:о Хлоях, Лаурах, Роксанах, Кассандрах,прелестных, возвышенных и возносимых,не в меру божественных — но незабвенных,излишне наивных — но неотразимых.

Откровения Лео Легриса

Честолюбив (признаюсь на ушко)я, Лео Легрис, враль и недотрога.Тщеславие мое столь велико,что принимает форму монолога.Мне тесно здесь, где так невысоко,где скука душит хваткой осьминога.Спаси же душу стилем рококо,тщеславия асбестовая тога!Аплодисменты королей и пешеки пулеметы яростных насмешекне вызовут меня на бис и бой.Витаю в облаках я? Ну и ладно.Я вам невнятен? Что ж! Зато изряднонад вами посмеюсь — и над собой.

Рубен Дарио (1867 - 1916), никарагуанский поэт, реформатор испаноязычного стиха.
Пугач и неясыть — птицы из отряда сов.
Сыть — здесь: пища, состояние сытости.
Лео Легрис, Матиас Альдекоа, равно как и Сергей Степанский, Гаспар фон дер Нахт, Рамон Антигуа и другие — лирические герои Леона де Грейффа, под именами которых он публиковал свои стихи.
Фацеция — один из эпических жанров, шуточный рассказ, получивший распространение на Западе в Эпоху Возрождения.
Гарпагон — главный персонаж пьесы Мольера «Скупой».
«Тринадцать Панид» — литературная группа, в которую входил Леон де Грейфф. Паниды — в древнегреческой мифологии — последователи Пана, бога лесов и покровителя стад.
Диатриба — здесь: обвинительная речь, памфлет.
Хуглар — испанский средневековый поэт-певец.
Авгур — в Древнем Риме — жрец, толкователь воли богов.
Офир — мифическая страна, богатая золотом и серебром.
Антарес — звезда в созвездии Скорпиона.
Туле — согласно античным географам, остров у Полярного круга, северный предел известного в то время мира.
Зороастр (Заратушта; между X и VI вв. до н. э.) — пророк и реформатор древнеиранской религии.
Эта строка перекликается с названием произведения английского поэта С.-Т. Колриджа (1772—1834) «Поэма о старом моряке».
Рондель (рондо) — популярная в средневековой французской поэзии стихотворная форма, в которой многократно повторяется одна из первых строк.
Аннабель (Эннабел) Ли, Улялюм (Юлалюм) — персонажи одноименных стихотворений Эдгара По, олицетворяющие тему трагической утраты возлюбленной.
Как-то в полночь, в час угрюмый... Э.А.П. (англ.) — первая строка стихотворения Эдгара А. По «Ворон» (перевод К. Бальмонта), в котором, как и в стихотворениях «Улялюм» и «Аннабель Ли», развивается тема утраты возлюбленной.
Уир и Обер (см. ниже) — по-видимому, имена вымышленные, хотя некоторые исследователи связывают их с именами американского художника Р.-У. Уира (1803—1890) и французского композитора Ф. Обера (1782—1871), автора балета «Озеро фей».
Строка из стихотворения Эдгара По «Аннабель Ли». Перевод В. Рогова.
Строка из стихотворения Эдгара По «Улялюм». Перевод К. Бальмонта.
Ритурнель — стихотворная итальянских и французских песен.
Трова — стихотворение трубадура; альба, сирвента, кансона — стихотворные жанры, культивировавшиеся трубадурами.
Аттическая соль — тонкая острота, эпиграмма.